Холодная война - как это было

Есть ли резон в том, чтобы датировать начало «холодной войны» мартом 1946 г. — фултонской речью британского экс-премьера Черчилля, заявившего, что «железный занавес» от Щецина на Балтике до Триеста на Адриатике разделил Европу? Мог ли, однако, экс-премьер входящей в состояние упадка империи объявлять войну, пусть холодную? Едва ли. На самом деле Черчилль зафиксировал то, что уже было решено американцами.

Да и главным посылом его речи были не столько «железный занавес» и «холодная война», сколько «союз англоязычных народов», в котором британцам было бы отведено достойное место. У американцев имелись совсем другие планы. Американское решение о том, что стало потом холодной войной, было принято в последние недели 1945 г. и в первые два месяца 1946 г.

5 января 1946 г. президент Трумэн вызвал в Овальный кабинет госсекретаря Бирнса и в холодной ярости прочел ему черновик письма, которое некоторые исследователи считают реальным началом «холодной войны». По сути это была формулировка жесткого курса по отношению к СССР. 10 февраля 1946 г. в речи Сталина, опубликованной в «Правде», было сказано о том, что капитализм порождает кризисы и конфликты, что создает угрозу войны в капиталистическом мире, что может стать угрозой для СССР. Следовательно, необходимо срочно восстанавливать советскую экономику, думая не о потребительских товарах, а о тяжелой промышленности.

Эту речь, переведенную и напечатанную журналом Times, американцы в пропагандистских целях охарактеризовали как призыв к войне, а Уильям Дуглас сказал, что это объявление Третьей мировой войны. Об этом же говорил и Пол Нитце. И хотя в США было немало людей, трезво воспринявших выступление Сталина, логика интересов правящей верхушки США разворачивала всю ситуацию в сторону обострения отношений — у американцев была атомная бомба, их доля в мировом ВНП достигала почти 50%. СССР атомной бомбы не имел, а его экономическое положение было крайне тяжелым.

С конца 1945 г. линия вызревания «холодной войны» просматривается до 1944 г. Во-первых, до октября, когда всего лишь короткий обмен мнениями между Сталиным и Черчиллем во время московской конференции по сути зафиксировал будущий раздел Европы. Во-вторых, до открытия «второго фронта», предназначенного для того, чтобы не дать СССР пройти на Запад (логически из этого вытекает план операции «Немыслимое» — планировавшийся Черчиллем на 1 июля 1945 г. удар англо-американцев совместно с немцами по Красной армии). Кстати, даже русофоб Кеннан в своей книге «Россия и Запад при Сталине и Ленине» пишет, что первые подозрения у Сталина по поводу союзников возникли летом 1944 г. — сразу же после открытия «второго фронта». Однако если от минимума перейти к максимуму, то говорить нужно о 1943 г., о Тегеранской конференции, когда западные союзники поняли: СССР победил, а следовательно, необходимо свести победу, ее результаты к минимуму.

Одним из первых ходов США в начинающейся холодной войне можно считать план Маршалла. За экономическим содержанием, которое должно было поднести Западную Европу на блюдечке американским транснациональным корпорациям (ТНК), скрывалась мощная политическая составляющая. Речь шла об ослаблении позиций СССР и западноевропейских компартий.

После войны коммунисты в Западной Европе были на подъеме, входили в состав правительств Франции и Италии. Поэтому в мае 1947 г. министров-коммунистов вывели из состава правительств этих стран. (Это было одним из условий получения американской помощи)

19 декабря 1947 г. Совет Национальной Безопасности США проинструктировал ЦРУ предпринять все возможные действия, чтобы не допустить прихода коммунистов к власти в Италии. На подрыв позиций коммунистов в этой стране и поддержку христианских демократов, которые впоследствии и выиграли выборы (при активной поддержке Ватикана, папы Пия XII), были отпущены немалые суммы. При этом в финансировании антикоммунистических сил в Италии и вообще в Европе участвовали не только ЦРУ и другие государственные структуры США, но также частные компании, крупные корпорации, профсоюзы.

Экономическая составляющая плана Маршалла в том виде, в каком он был предложен СССР, заключалась в том, чтобы набросить на шею СССР финансово-экономическую удавку (в духе конца XIX в. — начала ХХ в. и попыток, предпринятых в 1920-е гг.). Сталин разгадал этот маневр.

С 1947 г. по 1949 г. шел обмен ударами между США и СССР. На план Маршалла СССР ответил созданием Коминформа и советизацией Восточной Европы, наиболее серьезные проблемы возникли в Чехословакии. Ответ США — операция Split («Расщепляющий фактор»), проведенная ЦРУ и МИ–6 в Восточной Европе. В 1947–1948 гг. к власти в Восточной Европе пришли относительно умеренные коммунисты, стремившиеся учитывать национальную специфику своих стран. Многие в американском истеблишменте готовы были поддержать их. Однако Аллен Даллес рассуждал иначе. Он считал, что именно этих умеренных коммунистов следует уничтожить, причем руками коммунистов-сталинистов, сторонников жесткого курса. С этой целью были сфабрикованы документы, из которых следовало, что многие руководители компартий Восточной Европы сотрудничают с американской и английской разведками. Документы были подброшены органам госбезопасности, те клюнули, и по Восточной Европе прокатилась волна массовых арестов, судов, расстрелов. Как и планировал Даллес, коммунизм стартовал в Восточной Европе с репрессий, а возглавили восточноевропейские партии (и страны) во второй половине 1940-х гг. сторонники жесткого курса.

Берлинский кризис, Корейская война — вот основные события первого этапа «холодной войны»; этапа, в начале которого США планировали атомную бомбардировку СССР. Однако советская атомная (1949 г.), а затем водородная (1953 г.) бомбы охладили пыл потенциального агрессора.

Стало ясно, что военный вариант сокрушения СССР, советской системности и государственности чреват большими неприятностями. В связи с этим на первый план в холодной войне выходят информационно-психологические, идейно-культурные методы и приемы.

Основные цели, принципы и направления этой войны были сформулированы в знаменитом меморандуме Алена Даллеса: «Окончится война <…> и мы бросим все <…> на оболванивание и одурачивание людей. <…> Мы найдем своих единомышленников, своих союзников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного народа,  окончательного, необратимого угасания его самосознания». И т. д.

Некоторые считают меморандум фальшивкой. Но даже если бы меморандум был фальшивкой, то по факту вся «холодная война» США против СССР развивалась на основе целей, принципов и методов, изложенных в этой «фальшивке». К тому же, помимо рассуждений Даллеса об ударах, нарушающих социокультурный код того или иного общества, есть высказывания, принадлежащие другим представителям истеблишмента. Так, сенатор Гувер Хэмфри писал Трумэну о важности «оказать решительное воздействие на культуру другого народа прямым вмешательством в процессы, через которые проявляется эта культура».

Информационно-психологическая война в сфере идей и культуры объективно требует длительных сроков. Именно на это и настраивались противники СССР. При этом необходимо отметить вклад английских спецслужб (прежде всего МИ–6, связанной с самой верхушкой британского общества) и в саму «холодную войну», и в определение ее долгосрочного («бессрочного») характера.

Именно англичане в 1947–1948 гг. первыми заговорили о создании постоянно действующего «штаба планирования холодной войны». Именно они разработали программу «Лиотэ», которую потом реализовывали совместно с американцами против СССР. Луи Жобер Гонзальв Лиотэ (1854–1934) — французский маршал, служивший в Северной Африке. Жара изматывала французов и маршал приказал посадить по обе стороны дороги, которой обычно пользовался, деревья. На возражение, что они вырастут, дай Бог, лет эдак через пятьдесят, Лиотэ ответил: «Именно поэтому начните работу сегодня же». Иными словами, программа (принцип, стратегия, операция) «Лиотэ» — это программа, рассчитанная на весьма длительный срок. Если считать от 1948 г., то до конца ХХ в.

Главным направлением в борьбе против СССР стал курс на постепенное изменение общественного сознания, прежде всего в среде номенклатуры и интеллигенции. Иными словами, двигаться к разрушению строя и государственности через создание агентуры влияния и «пятой колонны», которая смотрит на мир западными глазами, оценивает и критикует советские и русские реалии с буржуазной западной меркой. Обычно качественные сдвиги в общественном сознании происходят в течение жизни двух поколений (40–50 лет), на такой срок и рассчитывали стратеги «Лиотэ» из МИ–6 и ЦРУ и, как теперь видно, не ошиблись.

С самого начала план «Лиотэ» задумывался как тотальный и постоянно действующий механизм. Его главной задачей являлось постоянное выявление и перманентное использование трудностей и уязвимых мест внутри советского блока.

Мало того, сами операции в рамках комплекса «Лиотэ» внешне должны были казаться противнику разрозненными, не связанными между собой, на первый взгляд, малозначительными действиямисобытиями.

 Их целостность должна была быть видна только авторам. При этом политические удары должны были наноситься одновременно внутри страны и вне ее, главным образом «по периметру», по ближнему «внешнему поясу», т. е. по социалистической системе.

Временем такого двойного удара стал 1956 г. Доклад Хрущева о «культе личности» и венгерский мятеж нанесли сильнейший удар по СССР, по коммунистической системе. И — какое совпадение — к обоим этим событиям имеет отношение О. Куусинен и его группа, наиболее известным представителем которой является Ю. Андропов. Доклад Хрущеву готовила именно команда Куусинена, однако сам он и его люди остались в тени, а на первом плане оказались Н.С. Хрущев, М.А. Суслов, А.И. Микоян, Д.Т. Шепилов. Док лад Хрущева представлял собой тенденциозную, даже фальсификаторскую версию советской истории и роли в ней Сталина.

Многие считают, что для Хрущева и его команды антисталинский доклад решал практическую задачу избавиться от конкурентов в руководстве, которых можно было бы пристегнуть к «сталинским репрессиям» и свалить вину за все негативные явления на одного конкретного человека — Сталина, на руководителя страны. Но те, кто готовил доклад, как сейчас это становится заметным и дешифруемым, имели значительно более далеко идущие цели.

Антисталинский доклад Хрущева бил по главному символу советского общества, а следовательно, и по самому обществу, его достижениям, ценностям и целям, обесценивая их. Помимо мощного психологического удара, наносимого по общественному сознанию, по смысловому и ценностному контуру, доклад наносил политический удар по идее социализма.

Теперь социализм стало возможно отождествлять с выдуманным сталинизмом, который на Западе быстро приравняли к гитлеризму, представив в качестве двух разных форм тоталитаризма. Удар по социалистическим и коммунистическим партиям. Не случайно в 1956 г. в Восточной Европе начались волнения — от умеренных в Польше до настоящего восстания 1956 г. в Венгрии. Послом в этой стране в то время был протеже Куусинена Ю.В. Андропов, сыгравший двусмысленную роль в венгерских событиях.

Комбинация «ХХ съезд — венгерские события» нанесла сокрушительный удар по СССР. Она подрывала дальний «внешний пояс» СССР — позиции коммунистических партий на Западе, подставляла их под критику (разоблачения «сталинистов»), обостряла внутренние противоречия, усиливала позиции соглашателей. Был ослаблен ближний «внешний пояс» СССР — социалистическая система, обострены отношения КПСС с правящими в соцстранах партиями, а также отношения этих партий с обществом и внутри самих этих партий. Наносился удар по ценностям и общественному сознанию советского общества. Советская номенклатура выводилась из-под эффективного контроля сверху и снизу: любую попытку такого рода теперь можно было свести на нет обвинениями в сталинизме, в стремлении «повторить 1937-й год».

Бесконтрольность номенклатуры ослабляла и подрывала центральную власть, т. е. государственность. Это — не общие слова. Под знаменем «возвращения к ленинским нормам» и критики сталинизма номенклатура постепенно освобождается от контроля со стороны Центра и Верха.

С высшей партноменклатуры контроль снимается практически полностью: члены ЦК, секретари крайкомов и обкомов не могут быть объектами оперативной разработки со стороны КГБ и МВД. То же касалось руководителей высшего звена в различных сферах партийного и советского управления. Номенклатура начала превращаться в квазикласс, состоящий из республиканско-региональных кланов, что, естественно, разрушало государственность. Таким образом, утрачивалась целостность и системы, и страны. В 1950–1960 гг. это происходило почти незаметно. С 1970-х гг. — быстрее, ну а в 1980-е, в горбачевские времена, стало вполне очевидным.

Это все внутрисистемные, обусловленные спецификой строя факторы. Но внутренние факторы усиливались внешними — все большей интеграцией СССР, и прежде всего верхушки, в мировой рынок, в капсистему. Эта интеграция порождала у номенклатуры и той части совинтеллигенции, которая ее непосредственно обслуживала (наука, искусство), потребности западного, буржуазного типа. В результате, в их глазах капитализм становился привлекательной социальной моделью, а Запад — цивилизационной. Постепенно эта эрозия ценностей спускалась сверху вниз, охватывая довольно широкие слои населения.

Но, пожалуй, наиболее остро ценностный слом проявлялся в таких слоях, как интеллигенция и «придворная богема». В конце 1960-х гг. эту опасность уловил и очень точно описал В. Кочетов в блестящем социальнополитическом романе «Чего же ты хочешь?». Роман появился через год после чехословацких событий и в определенной степени был реакцией на них. В связи с этим имеет смысл подробнее взглянуть на события 1968 г. в Чехословакии и вокруг них и на то, какую роль они сыграли в дальнейшем развитии соцсистемы и СССР как властной организации особого типа.

Ввод войск Варшавского договора (по сути — советских войск) в Чехословакию в августе 1968 г. и установление в течение 36 часов контроля над страной, армия которой считалась третьей по силе в Европе, произвело очень серьезное впечатление на Западе. Если до чехословацких событий там были влиятельные круги, полагавшие, что проблему СССР все же можно решить военным путем, то после августа 1968 г. таковых не осталось. Чехословацкие события, тот факт, что на рубеже 1960–1970 гг. СССР добился примерного военно-стратегического паритета с США, а также острокризисные явления в экономике США привели к изменению стратегии Запада по отношению к СССР. Ставка была сделана на «удушение в объятиях» и на резкую активизацию и расширение западной агентуры влияния и «пятой колонны» в СССР.

Другим способом расшатывания идейно-моральной ситуации в СССР стала активизация диссидентского движения: активизация диссидентов должна была вызвать ответные действия властей, а Запад, воспользовавшись этим, раздул бы антисоветскую истерию. Так оно и вышло и даже с перевыполнением, поскольку действиям западных спецслужб «подыграло» Пятое управление КГБ. Поскольку ему нужно было повысить свое значение в глазах Кремля, оно по сути стимулировало (провокационным образом) движение диссидентов в течение всех 1970-х гг., действуя, таким образом, парадоксально в одном направлении с западными спецслужбами. И хотя в начале 1980-х гг. диссидентское движение было разгромлено, в том числе потому, что уже не было нужно ни КГБ, ни Западу, наступала другая эпоха. Дело было сделано: Советский Союз превращали в нечто, все более похожее на «Империю Зла», оформлялся новый этап борьбы.

Для западных спецслужб диссиденты в деле разрушения «системы СССР» играли важную роль в качестве акции прикрытия основной операции, а именно — деятельности агентуры влияния на средних и верхних этажах руководства страны.

Деятельность этой агентуры облегчалась тем, что после ХХ партсъезда высшая номенклатура, как уже говорилось, была по сути выведена из-под реального контроля со стороны КГБ и, тем более, МВД и прокуратуры. Атмосфера благодушия и успокоенности, характерная для брежневского времени, особенно для 1970-х гг., была еще одним фактором, способствовавшим, с одной стороны, деятельности агентуры влияния, а с другой — формированию у чиновников чувства безнаказанности за принятие ошибочных или попросту вредных для системы или ее элементов решений.

Из высшего руководства устранялись (А.Н. Шелепин, К.Т. Мазуров и др.), либо погибали/умирали при странных обстоятельствах (П.М. Машеров, Ф.Д. Кулаков) наиболее сильные и толковые люди, способные составить конкуренцию Брежневу (или Ю.В. Андропову). Наверх нередко продвигали людей заведомо некомпетентных и коррумпированных (позднее, в перестройку, они выйдут на первый план). Именно эти люди были активными сторонниками сближения с Западом, именно они в 1980-е гг. заговорят о глобализации, о необходимости перед лицом глобальных вызовов создания наднациональных (мировых) структур управления, озвучивая то, что вкладывалось им в их головы людьми из Римского клуба, Трехсторонней комиссии и др. — вкладывалось непосредственно или через референтуру.

Особо следует отметить разрушительную роль «советников вождей» — референтов, обслуживавших высшее руководство страны (Брежнева, Андропова, Горбачева). В последние десятилетия в своих мемуарах они откровенно признают, что уже в 1960–1970 гг. разочаровались в марксизме-ленинизме, в советской системе, которая, по их мнению, несла на себе отпечаток сталинизма; начали задумываться о сближении с Западом. И все это, пишут «советники», они старались вложить в головы руководства, вписать (в завуалированной форме) в доклады и речи. С восторгом пишут бывшие советники о контактах с представителями Запада — политическими деятелями, хозяевами ТНК. По крайней мере, после признаний «советников вождей» во многом становится объяснимым то нарастающее количество ошибок во внутренней и внешней политике, в экономике, социальной сфере и идеологии, которые допустили брежневское, а затем горбачевское руководство.