Михаил Шолохов. Родинка.

Михаил Шолохов.

Родинка

 

.. Повернул атаман коня, а на него, раскрылатившись, скачет один и шашкой

помахивает. По биноклю, метавшемуся на груди, по бурке догадался атаман, что

не простой красноармеец скачет, и поводья натянул. Издалека увидел молодое

безусое лицо, злобой перекошенное, и сузившиеся от ветра глаза. Конь под

атаманом заплясал, приседая на задние ноги, а он, дергая иэ-за пояса

зацепившийся за кушак маузер, крикнул:

- Щенок белогубый!.. Махай, махай, я тебе намахаю!..

Атаман выстрелил в нараставшую черную бурку. Лошадь, проскакав саженей

восемь, упала, а Николка бурку сбросил, стреляя, перебегал к атаману ближе,

ближе...

За перелеском кто-то взвыл по-звериному и осекся. Солнце закрылось

тучей, и на степь, на шлях, на лес, ветрами и осенью отерханный, упали

плывущие тени.

"Неук, сосун, горяч, через это и смерть его тут налапает",-обрывками

думал атаман и, выждав, когда у того кончилась обойма, поводья пустил и

налетел коршуном.

С седла перевесившись, шашкой махнул, на миг ощутил, как обмякло под

ударом тело и послушно сползло наземь.

Соскочил атаман, бинокль с убитого

сдернул, глянул на ноги, дрожавшие мелким ознобом, оглянулся и присел сапоги

снять хромовые с мертвяка. Ногой упираясь в хрустящее колено, снял один

сапог быстро и ловко. Под другим, видно, чулок закатился: не скидается.

Дернул, злобно выругавшись, с чулком сорвал сапог и на ноге, повыше

щиколотки, родинку увидел с голубиное яйцо. Медленно, словно боясь

разбудить, вверх лицом повернул холодеющую голову, руки измазал в крови,

выползавшей изо рта широким бугристым валом, всмотрелся и только тогда плечи

угловатые обнял неловко и сказал глухо:

- Сынок!.. Николушка!.. Родной!.. Кровинушка моя...

Чернея, крикнул:

- Да скажи же хоть слово! Как же это, а?

Упал, заглядывая в меркнущие глаза; веки, кровью залитые, приподымая,

тряс безвольное, податливое тело... Но накрепко закусил Николка посинелый

кончик языка, будто боялся проговориться о чем-то неизмеримо большом и

важном.

К груди прижимая, поцеловал атаман стынущие руки сына и, стиснув зубами

запотевшую сталь маузера, выстрелил себе в рот...

 

1924г