Как танкисты-дзержинцы к границам Индии ходили...

При создании публикации использован материал (автор: Николай

Сысоев), опубликованный на сайте Благотворительного Фонда социальной защиты сотрудников органов внутренних дел, военнослужащих внутренних войск и членов их семей «Забота» при МВД РФ.

Несмотря на, казалось бы, множество публикаций по истории старейшего соединения наших войск - Отдельной дивизии оперативного назначения Внутренних войск МВД России, в его летописи остается ещё немало белых пятен, малоизвестных фактов и неизученных эпизодов. В этом ряду стоит одна из самых засекреченных в свое время боевых операций — танковый бросок дзержинцев через Памир в китайскую провинцию Синьцзян в 1937 году, завершившийся у границы с Индией.

Под видом учений

Несколько лет тому назад при работе с архивными документами обратил внимание на короткую запись в историческом формуляре отдельного танкового батальона ОМСДОН имени Ф.Э. Дзержинского войск НКВД СССР: “С 1.08.1937 г. по 19.02.1938 г. в специальной оперативной командировке находился отряд, сформированный из военнослужащих батальона в составе 78 человек под командованием командира 1-го дивизиона капитана т. Хорькова”. Тогда своей находке не придал особого значения, так как подразделения дивизии имени Ф.Э. Дзержинского нередко привлекались к выполнению различных “специальных”, “важных” или “особых” правительственных заданий. Но когда в 1996 году мне довелось встретиться и побеседовать с полковником в отставке Борисом Георгиевичем Князьковым (ныне, к сожалению, уже покойным), стало ясно, что за “оперативная командировка” скрывалась под короткой архивной записью. В беседе с ним открылись многие неизвестные факты и эпизоды по-своему уникального танкового похода в китайскую провинцию Синьцзян.

... В июле 1937 года командир Отдельной мотострелковой дивизии особого назначения имени Ф.Э. Дзержинского войск НКВД комбриг П.Торощин получил конфиденциальное указание: с соблюдением строжайшей секретности подготовить танковое подразделение для участия в “длительных учениях в условиях горного лагеря”. Место и время проведения “маневров” не оглашались. Даже в Главном управлении пограничных и внутренних войск НКВД об истинной задаче танкистов-дзержинцев знали немногие.

     Для укомплектования особого подразделения требовалось отобрать лучших командиров и красноармейцев, не только отличников боевой и политической подготовки, умелых специалистов своего дела, но, как подчеркивалось в распоряжении, “преданных делу Ленина— Сталина”, то есть политически благонадежных во всех отношениях. Из-за этого у дзержинцев возникал вопрос: почему всего лишь для участия в каких-то “учениях” такой строгий отбор и необычайная конспирация? Но вслух его никто не высказывал, так как в чекистских войсках все были приучены беспрекословно выполнять приказы и лишних вопросов при этом не задавать. Строгим критериям отбора кандидатов для участия в странных “учениях”, по мнению командования, отвечало несколько офицеров-танкистов. Среди них — Борис Георгиевич Князьков, тогда молодой лейтенант, командир танкового взвода одного из полков дивизии имени Ф.Э. Дзержинского.

***

Биографическая справка. Борис Георгиевич Князьков родился в 1914 году в семье крестьянина Смоленской губернии. После окончания семилетки уехал к родственникам в Москву с целью продолжения образования. В столице увлёкся игрой в футбол, был приглашен в одну из команд спортобщества “Динамо”. По ходатайству динамовского руководства зачислен воспитанником автобронедивизиона ОДОН имени Ф.Э. Дзержинского войск ОГПУ. Проявил себя не только в спорте, но и в овладении боевой техникой. В 1931 году направлен на учёбу в Харьковскую школу погранохраны и войск ОГПУ, после успешного окончания бронетанкового отделения которой возвратился в дивизию имени Ф.Э. Дзержинского.

***

Отдельную сводную танковую роту сформировали в сжатые сроки. Её боевой состав даже по нынешним меркам оказался довольно внушительным: три взвода по пять легких скоростных танков БТ-7А плюс танк этой же серии для командира роты, а также разведвзвод — это ещё пять плавающих танков Т-38. Всего 21 танк — весьма мощный бронированный кулак, способный нанести сокрушительный удар не только по условному, но и по реальному противнику. Кроме того, в состав роты были включены передвижная ремонтная мастерская, автомобильная радиостанция с экипажем и саперный взвод. Ко всему прочему танкистам придавалось необходимое количество грузового автотранспорта — для перевозки личного состава, имущества, продуктов питания, горюче-смазочных материалов и боезапаса.

     Бронированное подразделение возглавил командир одного из танковых дивизионов чекистского соединения капитан Илья Хорьков. Это был командир с уже солидным стажем военной службы и богатым боевым опытом. В рядах РККА будущий командир-танкист с 1918 года. Отважно сражался за советскую власть с белогвардейцами. Затем после окончания курсов краскомов военная судьба забросила его в Среднюю Азию. Здесь бесстрашный комвзвода Хорьков участвовал в ликвидации многочисленных басмаческих банд. За боевые подвиги был удостоен ордена Красного Знамени Бухарской Народной Советской Республики. В 1933-м на его груди появилась ещё одна высокая награда — орден Красного Знамени, на сей раз — СССР. Лихие кавалеристы, пересаживаясь с коня на танк, первыми осваивали новую грозную боевую технику. Так орденоносец Хорьков стал танкистом, ему выпала честь служить в дивизии имени Ф.Э. Дзержинского. Командовал дивизионом бронемашин, танковой ротой, дивизионом и отдельным батальоном.

***

Авторская справка. Танковые формирования ОМСДОНа ведут свою родословную от автобронеотряда ВЦИК имени Я.Свердлова, созданного 24 февраля 1918 года по инициативе председателя ВЦИК. Сначала отряд охранял членов ВЦИК и СНК. После смерти Свердлова в 1919 году отряд получил его имя и убыл на фронт, где в составе 1-й Конармии С.Будённого сражался с деникинцами и белополяками. Затем участвовал в ликвидации антоновщины и других антисоветских мятежей. За годы Гражданской войны бойцы отряда получили 99 орденов Красного Знамени.

В начале 1921 года отряд был переподчинен ВЧК и в следующем году вошел в состав отряда ОСНАЗ, а в 1924-м переформирован в автобронедивизион дивизии ОСНАЗ при коллегии ОГПУ СССР.

***

В 30-е годы бронетанковые подразделения дивизии то находились в составе мотострелковых полков, то сводились в самостоятельный бронетанковый полк. А в сентябре 37-го после убытия сводной танковой роты под командованием капитана И.Хорькова в секретную командировку на базе оставшихся бронетанковых подразделений был сформирован отдельный танковый батальон ОМСДОН имени Ф.Э. Дзержинского. В 1937-м дивизия одна из первых в РККА получила

новейшие по тому времени танки — БТ-7А (быстроходный артиллерийский танк) и плавающие — Т-38. Летом того же года все офицеры-танкисты прошли переподготовку при Военной академии моторизации и механизации РККА. В ходе занятий тщательно изучались материальная часть и вооружение новых танков, осуществлялось практическое вождение в сложных условиях местности, проводились стрельбы из всех видов танкового вооружения. Танкисты-дзержинцы даже и предположить не могли, для чего они так напряженно осваивали новую боевую технику, буквально днюя и ночуя на полигоне.

     1 сентября 37-го года танковая рота погрузилась в железнодорожный эшелон на станции Реутово и с соблюдением

повышенной конспирации убыла, что называется, “в неизвестном направлении”. В одном из приказов по поводу скрупулезного сохранения конфиденциальности особо подчеркивалось, что “погрузка частей, перевозка по железной дороге должны производиться с соблюдением строжайшей секретности”, а личный состав предупреждался о том, что в письмах на родину запрещено разглашать характер “действий своих частей и подразделений, а также наименования местных населенных пунктов...”. Спустя несколько дней перед взором бойцов распростерлись среднеазиатские пейзажи, затем на горизонте появились заснеженные горные вершины...

В помощь мятежному генералу

     Железнодорожный эшелон оказался в Киргизии на станции Кант. После того как танкистам было объявлено, что они поступают в распоряжение полковника Н. Норейко, они стали догадываться что за “учения” им предстоят. Как бы ни пресекалась утечка информации, но здесь уже знали, что полковник Норейко возглавлял одну из двух особых групп войск — Нарынскую (название города в Киргизии, места сосредоточения войск), которая, как оказалось, уже перешла границу с

Китаем и находилась в Синьцзяне. Позже участникам “учений” было объявлено, что они призваны “оказать интернациональную помощь компартии Китая в провинции Синьцзян”. Но на самом деле здесь всё было гораздо сложнее. В этом неспокойном регионе сталкивались геополитические интересы трех государств — СССР, Японии и Китая.

***

Авторская справка. Проблема Синьцзяна, северо-западной провинции Китая, граничившего с Россией (затем с СССР), возникла ещё в 70-е годы XIX века, когда местные мусульмане — уйгуры и дунгане под руководством Якуб-бека фактически свергли китайскую власть на огромной территории и провозгласили образование собственного государства. В этой ситуации Цинская династия вынуждена была обратиться к России с просьбой о помощи. Александр II распорядился ввести в Синьцзян части русской армии и казачьи формирования, которые помогли китайским властям подавить уйгуро-дунганское восстание.

С очередной “головной болью” Синьцзяна столкнулось уже советское правительство. После окончания Гражданской войны на территории этого района укрылись несколько тысяч белогвардейцев генерала А. Дутова и Азиатской дивизии небезызвестного барона Р. Унгерна. Здесь также находили пристанище басмачи и крестьяне среднеазиатских советских республик, бежавшие от голода и коллективизации.

     В 1927 году национальная революция в Китае завершилась поражением революционных сил. Власть перешла к Гоминьдану — буржуазно-националистической партии во главе с Чан Кайши. Китайские коммунисты, которым Советский Союз по линии Коминтерна помогал в их революционной борьбе, вынуждены были уйти в глухие районы страны на так называемые “революционные опорные базы”. Впрочем, коммунисты и гоминьдановцы, когда надо было противостоять японским милитаристам, объединяли свои усилия и действовали против агрессоров совместно. Затем вновь враждовали.

Сталину приходилось лавировать и, в зависимости от складывавшейся ситуации, оказывать поддержку не только КПК, но и Чан Кайши в его борьбе с Японией.

     В 1933 году власть в Синьцзяне, пользуясь слабым контролем центрального гоминьдановского правительства Китая, захватил начальник штаба местного военного округа генерал Шэн Шицай. Он сверг губернатора провинции У Чжунсина, который, между прочим, пользовался тайной поддержкой советского представительства в Урумчи (столица Синьцзяна) в обмен на право управления СССР рядом промышленных предприятий и преимущества в торговле.

    Но мятежный генерал, объявивший себя “дубанем” (правителем) огромной территории, не сумел, как и его предшественник, справиться с мусульманскими повстанцами и тоже стал ориентироваться на северного соседа. При этом даже вынашивал идею вступления в ВКП(б).

***

     Впрочем, в том же 1933-м разведорганы информировали советское правительство о том, что “коммунизм Шэн Шицая и его искренность сомнительны, скорее всего они являются дипломатическим ходом”. Но руководство СССР, опасаясь упрочения и в этом регионе власти Гоминьдана или повторения маньчжурского сценария — создания марионеточного прояпонского государства типа Маньчжоу-Го, сделало ставку на самозваного “дубаня” и продолжало оказывать военную

помощь теперь уже ему. Однако волнения уйгур и дунган, вызванные недовольством властью новоявленного “дубаня” и междоусобными противоречиями, продолжались. Тогда официальное пекинское правительство направило в Синьцзян две дивизии, большую часть личного состава которых составляли дунгане.

     Это воинство жестоко терроризировало местное население, особенно уйгуров. К примеру, в одной из разведсводок штаба

Среднеазиатского военного округа особо подчеркивалось, что “положение Синьцзяна характеризуется враждебными отношениями двух военных группировок: урумчинского правительства и 36-й дунганской дивизии...”. Это соединение, как подчеркивалось в документе, “за время своего пребывания в Хотанском округе... основательно ограбило округ поборами и налогами”, чем вызвало недовольство среди местного населения, большинство которого составляют уйгуры, и вызвало усиление уйгурского национального движения, среди руководителей которого окрепла “идея создания независимого Уйгуристана”. Нестабильностью в провинции умело пользовались японские милитаристы, засылавшие сюда своих тайных

эмиссаров.

Такой поворот никак не устраивал СССР.

     В начале 1934-го группа регулярных частей РККА и войск ОГПУ перешла советско-китайскую границу и участвовала в подавлении восстания дунган, руководителей которого воодушевило на вооруженное выступление присутствие и поддержка дунганской дивизии. После чего сюда были назначены советские военные советники, один из которых — выпускник восточного факультета Военной академии им. М.Фрунзе П.Рыбалко, будущий маршал бронетанковых войск и дважды Герой Советского Союза.

     Военные советники отмечали, что армия Шэн Шицая находилась в плачевном состоянии — обеспечение нищенское, казармы не оборудованы, постельные принадлежности отсутствовали, солдаты завшивлены, никакой организованной боевой подготовки не проводилось.

     В 1936 году вспыхнуло очередное восстание против “дубаня”, которое возглавил руководитель уйгурской общины Мамут Сиджан. На сей раз восставших поддержала 6-я дивизия, состоявшая из солдат-уйгуров. Деморализованная армия правителя подавить мятеж была не в состоянии. И Шэн Шицай в очередной раз запросил помощи у советского правительства. Отказа, разумеется, не последовало — второго Маньчжоу-Го у южных границ СССР никак нельзя было допустить. К тому же повстанцы перерезали дорогу Хорог — Урумчи — Хами — Ланьчжоу, по которой шли военные поставки как китайским

коммунистам, так и Гоминьдану...

По горным тропам Туругарта

     Перед выступлением в дальний и трудный поход через Памир, вспоминал Князьков, танкистов переодели в “обмундирование особого заказа”, которое более походило на одежду местного населения, проживавшего по обе стороны границы, — одинакового покроя халаты и шапки характерной для этой местности формы. Так была одета и армия “дубаня”, и военные формирования повстанцев. Брать с собой в поход какое-либо снаряжение с советской символикой категорически

запрещалось. После переодевания личного состава командир роты капитан Хорьков получил задачу: совершить марш по маршруту Кант —Рыбачье — Нарын. Далее по высокогорному Туругартскому перевалу пересечь границу с Китаем и выйти на сопредельную территорию — в провинцию Синьцзян.

     — Переход через горные кряжи на танках по неустроенным дорогам, по которым можно было проехать разве что только на арбе, был крайне опасен, — более чем полвека спустя вспоминал участник засекреченной операции полковник в отставке Б.Князьков. — Тем не менее Памирские горы мы преодолели успешно, без особых происшествий. Успеху прежде всего способствовала отличная подготовка механиков-водителей боевых машин. Они смогли провести по горным тропам танки, стальные гусеницы которых на гранитных камнях были словно коньки на льду. Одно неосторожное движение, и тяжелая

стальная машина могла легко слететь в пропасть. Немалая заслуга в успешном преодолении высокогорного перевала ложилась на комсостав. Распорядительность, четкие и умелые действия командиров, которые были всего лишь младшими офицерами, способствовали триумфальному завершению этого без преувеличения поднебесного

танкового броска. К примеру, заместителем у командира роты капитана Хорькова был старший лейтенант М.Кущанов, а командиры взводов — всего лишь лейтенанты: первого — Б.Князьков, второго — Н.Коляко, третьего — А.Ковалевский. Воентехники также носили в петлицах только по два-три “кубаря”. Но несмотря на невысокие звания командиры-танкисты и их подчиненные оказались на высоте в прямом и переносном смысле этого слова.

“Под напором стали и огня...”

      Эти слова популярной некогда песни о “трех танкистах” и “летевшей наземь вражьей стае” словно списаны с журнала боевых действий дзержинцев. Только вместо “перешедших реку самураев” были мусульманские повстанцы, в ужасе разбегавшиеся “под напором стали и огня” невиданных ими доселе неуязвимых “железных колесниц”.

     Спустившись с гор, танки сразу же включились в боевые действия. Они поддерживали конную группу полковника Норейко. Благо тактико-технические данные именно этих боевых машин как нельзя лучше подходили для сопровождения кавалерии. Танк БТ-7А быстроходный артиллерийский танк, колесно-гусеничный, со скоростью движения на

гусеничном ходу свыше 50 километров в час, на колесном — около 70. Там, где позволяли условия, была твердая почва, траки снимались и боевые машины на колесах-дисках мчались вперед с огромной скоростью, повергая в дикий ужас повстанцев и местное население.

    Вооружение — короткоствольные 76-мм пушки и пулеметы — почти что не применялось, так как сам вид стремительно мчащихся в клубах пыли “дьявольских железных колесниц” приводил противника в состояние ступора и действовал деморализующе.

    Повстанцы в открытый бой с русскими не вступали. Сопротивление пытались оказывать только в укрепленных населенных пунктах, которые называли крепостями. Но для танков они не являлись серьезным препятствием. Стальные машины легко пробивали деревянные ворота и рушили глинобитные стены. Противник, вооруженный допотопными винтовками, какого-либо серьезного сопротивления не оказывал. Завидев, как танки легко врывались в их так называемые крепости, уйгуры бросали оружие и, закрывая руками голову, с воплями “Шайтан-арба!” падали на землю. Оставалось только без единого выстрела брать повстанцев в плен. Однако через какое-то время беспрерывные марши и всепроникающая пустынная пыль стали сказываться на техническом состоянии машин. Но на выручку пришла солдатская смекалка. Было

решено двигаться вперед по чужой территории бросками — от рубежа к рубежу. Пока одну часть танков ремонтировали, другая — вела боевые действия, освобождая населенные пункты. Затем подтягивались приведённые в боевое состояние танки, а у вышедших из строя меняли траки, очищали от пыли и грязи моторы. Затем всё повторялось сначала. Особенно тяжело пришлось в солончаковой пустыне Такла-Макан, где местами встречались зыбучие пески. Князьков вспоминал об одном характерном эпизоде. Как-то его машину обогнал автомобиль командира роты. Лейтенант остановил танк, чтобы уточнить боевую задачу. Гусеницы тяжелой машины стали медленно погружаться в пустынный песчаный грунт. Князьков не придал этому значения. Несколько минут ушло на уточнение задачи, после чего танк взревел двигателем, но оставался на месте, а гусеницы вращались вхолостую. Оказалось, что танк сел днищем на песок. Попытались откапать лопатами, но стальная машина опускалась все глубже, пока не уперлась в твердый грунт. Решили спереди выкопать пологий спуск, уложить на него бревна, предусмотрительно закрепленные на броне ещё в начале похода, и по ним выбраться наверх. Опасный участок покидали на полной скорости, чтобы вновь не увязнуть в зыбучем песке.

     Вспоминая поход в Синьцзян, Князьков подчеркивал, что “финалом оперативно-боевой деятельности конной группы и входившей в её состав танковой роты было пленение крупной группировки противника у границы с Индией и захват большого каравана с награбленным имуществом. Он также рассказывал, что среди трофеев находилось огромное количество ценностей — драгоценных камней, золотых и серебряных изделий. Все это было переправлено в СССР на специально прилетевших с этой целью самолётах. Посадочные площадки для них спешно готовились танкистами-дзержинцами —

укатывали грунт траками танков и одновременно обеспечивали безопасность при погрузке и отправке самолётов.

О других итогах говорилось в сообщении начальника Главного управления пограничных и внутренних войск НКВД комдива Н. Кручинкина: на январь 1938 года в Синьцзяне было ликвидировано около сотни японских, более трехсот английских и даже несколько шведских агентов. После этого советские войска частично были выведены из мятежной китайской провинции...

“За образцовое выполнение специальных заданий...”

     Возвращение отважных танкистов на родину оказалось не менее сложным, чем сам поход в Синьцзян.

— Работа танков в условиях пустыни в лёссовой пыли, — вспоминал Б.Князьков, — крайне ускорила износ трущихся механизмов идеталей и привела их к преждевременному износу. Цилиндры, поршни и кольца сильно сработались, вследствие чего резко упала мощность моторов. В гусеничных лентах движителей пришли в негодность и вышли из строя до 15 процентов траков, а соединительные пальцы приобрели форму коленчатых валиков. Если танковые двигатели с помощью ремонтников смогли привести в рабочее состояние, то передвигаться на траках там, где это нельзя было делать на колесном ходу, приходилось следующим образом: из ещё не полностью изношенных траков составлялись гусеничные ленты, которые ставились на часть машин. Они совершали марш на несколько десятков километров. Затем ленты с них снимались, грузились на автомобили и возвращались к оставшимся танкам. И так, по этапам, достигли перевала. Спускаться по горной дороге

было решено на колесном ходу, ходя это было весьма рискованно. Правда, сапёрные подразделения, пока танкисты находились в Синьцзяне, успели расширить и привести горную дорогу в более-менее божеский вид. Перевал прошли без происшествий. Погрузились на уже знакомой станции Кант в железнодорожный эшелон и прибыли в пункт постоянной дислокации — в Москву.

     Спустя несколько месяцев, 19 октября 1938 года, вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении участников легендарной операции. В нём не было ни слова об истинных мотивах награждения. Его текст был нейтральным и звучал так: “За образцовое выполнение специальных заданий правительства по укреплению оборонной мощи Советского Союза и за выдающиеся успехи и достижения в боевой, политической и технической подготовке соединений и частей Рабоче-Крестьянской Красной Армии и войск НКВД”.

     Указ был опубликован в газете “Правда”, и у читателей создавалась полная иллюзия, что действительно проходили какие-то учения, а не военный рейд по территории сопредельного государства для оказания помощи тамошним властям и упрочения советского влияния в регионе.

     Танкисты-дзержинцы, не вдаваясь в тонкости политических хитросплетений, с честью выполнили все поставленные перед ними задачи. Однако государственными наградами отмечены были не все участники танкового броска через Памир, а только 18 человек. /\ Капитан И.Хорьков получил орден Красной Звезды, а лейтенант Б.Князьков — медаль “За боевые заслуги”. По нынешним меркам — весьма скромно. Но в те времена боевые награды ценились очень высоко — ими гордились и носили, не скрывая от людских глаз.

     Вскоре после прибытия танкистов в Москву, в сентябре 1938-го, арестовали командира дивизии комбрига П.Торощина. Его объявили “участником заговорщической организации, существовавшей в войсках НКВД”, и через полтора года по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР расстреляли как “врага народа”.

     Тогда же, в сентябре 38-го, синьцзянский правитель побывал с визитом в Москве, где в Военной академии имени М.Фрунзе постигал “науку побеждать” его младший брат Шэн Шици. Обращаясь с просьбами о новых поставках вооружения и боевой техники, “дубань” все-таки получил заветный партбилет члена ВКП(б). Однако Сталин при этом строго предостерег “товарища Шэна” не афишировать на родине, что стал “большевиком”.

     С началом Великой Отечественной войны лукавый “дубань” обратил свой взор к Токио. В Москву поступило разведдонесение о том, что Шэн Шицай “внешне демонстрирует свою дружбу к нашей стране, но, являясь воспитанником японской военщины, стал проявлять прояпонскую ориентацию”. В начале 1943-го Чан Кайши отстранил Шэн Шицая от власти в Синьцзяне. А в 1948-м, после установления во всем Китае коммунистического режима, он погиб при весьма загадочных обстоятельствах. Что касается проблем сепаратизма в Синьцзяне, то, по сообщениям СМИ, и поныне идея создания самостоятельного мусульманского государства здесь существует.

     Дальнейшая судьба участников легендарного танкового броска через Памир, в отличие от главных персонажей синьцзянской эпопеи и командования дивизии имени Ф.Э. Дзержинского сложилась, можно сказать, более удачно. Их не затронули сталинские репрессии, прокатившиеся безжалостным катком по командно-начальствующему составу войск НКВД в 1938 — 1940 гг. Большинство из них отважно сражались на фронтах Великой Отечественной войны, за проявленные в боях мужество и героизм отмечены орденами и медалями. К примеру, бывший комвзвода А.Ковалевский по личной просьбе

был откомандирован в действующую армию. Храбро сражался с гитлеровцами, дослужился до полковника, командовал 152-й отдельной Ленинградской Краснознаменной ордена Суворова танковой бригадой. К сожалению, в январе 1945-го в ожесточенном бою под немецким городом Нейберун он погиб смертью храбрых. Накануне празднования 40-летия Победы в Великой Отечественной войне приказом МВД СССР от 1 апреля 1985 года Героя Советского Союза Анатолия Ковалевского навечно зачислили в списки 1-й танковой роты ОТБ ОМСДОНа. Что касается Б.Князькова, то он в должности начальника оперативного отделения штаба дивизии участвовал в обороне Москвы. После войны окончил Военную академию имени М.Фрунзе, дослужился до полковника и уволился в отставку с должности командира полка спецвойск Минобороны. Намного пережив всех участников синьцзянских событий, он ушел из жизни в 2001-м, оставив короткие, но очень ценные для истории наших войск воспоминания — несколько страничек машинописного текста о “секретном походе” советских танкистов чуть ли не к границе Индии...