"Прощание славянки"

                                                                                                   «Наступает минута прощания,
                                                                                                   Ты глядишь мне с тревогой в глаза…»

Ну, что я могу сказать вам, мои братцы матросы, моряки! Эти строки и по сей день нам так бередят душу, что прошибает слеза! Ай нет? Вот ваш перрон, где безутешно плачут матери, невесты, жёны, невесты…Молча жмут руку отцы, друзья, братья и деды. Одним словом,- прощаются. Нет, И не на освоение целинных земель, либо на покорение Сибири едет ваш поезд. А покатит он на самый Дальний Восток, либо на Крайний Север. А ещё точнее- на службу Родине на берегах её и в морях- океанах. На кораблях и подводных лодках и на долгие годы. Во всяком случае- так было всегда: флотская служба требовала куда большего разумения, навыков, а по сему гораздо большего срока пребывания на ней. Идут мужчины заниматься исконно мужским делом: ратным. А это всегда опасно и может статься, что «прищемит пальчик», а то и всё туловище. Вот и прощаются, слёзы льют.

Прощай, отчий край,
Ты нас вспоминай!
Прощай, милый взгляд…
Прости- прощай,
Прости- прощай!

Свистнул гудок паровоза- электровоза, грохнули буферами вагоны, скрипнули о рельсы колёса. Последние стенания, всхлипы, причитания. И команда: «Па-а ва-го-о нам!!» И грянул медью оркестр «Славянку»:

Летят, летят года,
Уходят во мглу поезда.
А в них- матросы.
А в небе тёмном
Горит матросская звезда!

Может кто и скажет: «солдатская звезда», так ведь это кого куда провожают. А нас тогда- на флот. И «Славянка» стала первой, истинно ФЛОТСКОЙ, очень душевной мелодией. А слова… Да мы и помнили- то, что: «Прощай, отчий край!» А дальше всё смешалось:ь: грохот, крики, команды...Ну и наш, русский мат. Родной. Пожалуй, -очень родной: так стало на ближайшие годы. А вот песня, глубоко, на генном уровне вошла в нашу подкорку навеки. Да и не мыслили мы тогда, что сия мелодия пройдёт сквозь всю нашу жизнь. Частью- молча: не положено. И лишь иногда озвучено. То были попытки под эту мелодию проводить с корабля на ДМБ годков. Замполиты и прочие режимники, да простят они мне подстрекательство, не очень- то приветствовали сход годков уважительно, а тем более под сомнительную музыку, царского пошиба (не нами придумано!). Их скорее выпихивали напрочь, почти выдворяли втихую, чем провожали с почётом. До сих пор не пойму: почему? Казалось, что ДМБ- дело тайное и некое Госважное. Причём настолько тайное, что они сами не знали день схода с корабля (или из казармы лодочного экипажа). Так было, хотя позже помаленьку наладилось. И тогда повсеместная «Славянка» будоражила души моряков- срочников (да и не только) своей, уже скорее радостной мелодией. Ещё бы: их уже ЖДАЛ отчий дом, хотя с грустью провожал, ставший родным корабль и его команда. И слова песни звучали иначе:

Прощай, родимый край!
И нас ты вспоминай!
Прощай, мой экипаж
Прости прощай,
прости прощай!

И уходили, украдкой смахивая слезу. Вослед им смотрели их товарищи, прошедшие вместе не одну тысячу миль. Хватившие вместе с вами как лиха, так и соли не то что пудами, а центнерами. Чего уж греха таить, случалось пробкой теплоизоляции посыпать первую седину 20-летним подводникам, когда их супостат «одаривал» глубинками, дабы вынудить их к всплытию в «точке». Было о чём вспомнить и тем, кто вдосталь просолели на ветрах и штормах, обучаясь ходить по переборкам- стенкам, выворачивая кишки на брашпиль от рвоты. И неведомо им подчас, кто им может влупить торпедюку из глубины походя, тренировки ради. Поди, узнай потом, через век- другой цивилизации: кто из них был кто! Велики океанские глубины…
Но бывало и так. Разморило нас, эдак на градусе «шашнадцатом» по широте и долготе к самому что ни наесть западу Австралии. Примерно так. А может и того далее. Штормило не шибко, но зыбило, а инда и шквалило. А ежели по правде, то будь они неладны, эти тропики!

Одни болячки от них сибирскому человеку! А коли кальмар не идёт, так и вовсе- тоска! Первые месяца три, да с бассейном- терпимо. Но уже на пятом месяце начинает казаться, что твой сосед по кают- кампании сволочь невыносимая. Нет, особо придраться не к чему. Вот просто чувствуешь нутром: сволочь и всё тут! Ну не драться же! Возьмёшь, да пересядешь подалее. Так нет же: уже через пару недель и этот расклад по рожам тоже в тягость. Прямо- таки сплошная урина с фекалиями. Оно бы и вовсе не ходить в эдакую кампанию, так ведь жрать охота!

Одна отдушина: утром побегать по шкафуту в одиночку. Так нет: обещали набить морду на полном серьёзе мичмана нижних, подпалубных кают. «Не топай, скотина! И без тебя тошно!» Лишь под бассейном только кладовка боцмана и он в ней не спит. Купаюсь вдосталь. Со мной помоха он выдаёт спирт и очень экономно. Его за это многие не любят.. Так вот НЕКТО запускал рыб- прилипал от акул. Большинство их панически, прямо ужасно боятся. Они присасываются напрочь. Но, если ткнуть ей окурком в маковку- отлипает махом. Помоха не курил. Хотя, в принципе,не только он Частичным уединением служила коечка в спокойную погоду и то, если крепко зажмурить глаза и втихую принять внутрь расходный материал, то бишь «шило» (спирт). Сосед по каюте был просто скотиной: шило копил на ремонт сантехники в новой квартире в базе. Подумал бы: где база, а где он! А мне выпить не с кем! Ну не гад ли?! И вот, в эдакой обстановке, плюс в тени под пятьдесят, да изматывающая зыбь, чередующаяся со шквалами и штормами вот уже седьмой месяц… И только в гальюне относительно психологически разгружаешься. Весьма относительно, конечно. А уж по дому- то тоска неимоверная. Да чего там по дому! По людям, по запахам земным, по детскому смеху, по шуму берёз…А уж по жене-то…

Вот уже дважды нас навещали сухогруз и водолей. Вроде выездного морклуба. Видели ЖЕНЩИН. Стояли бортами на кранцах. На время «майна-вира» малость потравили и сбросили почту. Корабли шли в СОЮЗ. Домой, значит. Не на Камчатку, но все- таки. С непривычки вроде и речь у них иная.

В тот день, однако, минуло семь месяцев, как мы в этих диких закоулках на шарике. Как рыбка на прикорме для субмарин супостатов. Перископов не видать: мы не спецы в оптике, так что своих от чужих только по торпеде бы и отличили. Свои- то не тронут! А тут на горизонте появилась некая посудина. Мы её почти всей командой ходили смотреть в бинокуляр на мостик. Уж больно зачуханное судёнышко. Но со всех сторон, аки вилы из стога сена торчали антенны. По их конфигурации и величине нетрудно было понять назначение корабля. Такие именуют кораблями ОСНАЗ. За всю мою службу мне не доводилось видеть этот «квазиголландец» не то что в базе, но и вблизи наших берегов. Слышал, будто даже при замене экипажа они не заходят в базу.

На вторые сутки ощетинившийся «рыбак» ошвартовался у нашего борта. Их леера едва доставали до моего иллюминатора. Вполголоса переговорили с матросиком. Он в океане уже ВОСЕМЬ месяцев. Харчатся возле наших гидрографов, либо вояк, типа нас. Даже ремонтировались у какой- то плавбазы. В общем, не корабль, а некий плавучий секрет. Пожалуй, что и писать- то о нём если и можно, то вскользь. И команда с «гулькин фиг» на палубу метров сорок в длину, да четыре в ширину: не разгуляешься. Наверное в космическом корабле и то веселее. Вот где врачам- психологам поле деятельности! Каких и как подбирать сюда людей! И что ДЛЯ НИХ Родина! Они поплавали в нашем бассейне и пообедали у нас же, но явно отдельно: контакт, как видно исключён.

Скитальцы отдыхали в отдельном кубрике до ужина, после чего ихнее судёнышко отчалило навстречу штормам, пространству и времени. Ну а мы, даже не общаясь с ними успели их по мужски полюбить. Это поистине сильные духом парни! Мы для них были хотя и кратковременной, но Родиной. И вот они безо всяких обиняков забрали на борт свои чалки и, как бы нехотя, отошли прочь. Затарахтели их дизеля, брызнув соляровым дымом. Набрав обороты, кораблик начал описывать круги прощания. И изо всех динамиков верхней палубы грянуло:

Прощай, отчий край,
Ты нас вспоминай!
Прощай, милый взгляд,
Не все из нас придут назад!

Наш старпом, будто спохватился и сказал радисту тоже дать «Славянку» на полную мощь наших ГГС (громкая связь). А наш знакомец, описав третий круг дал стрекоча к горизонту, где и пропал из виду, но не из памяти. По сей день слышится нам:

Летят, летят года,
А песня, ты с нами всегда!
Тебя мы помним
И в небе тёмном
Горит матросская звезда…