Восемьдесят пятые ракеты.

Восемьдесят пятые ракеты.

            В первой половине января девяносто первого года, в самый разгар полярной ночи, большой противолодочный корабль «Адмирал Макаров» волею судьбы и вышестоящего командования был переведен с родного третьего причала, от которого до выхода в город было не более десяти минут неторопливой ходьбы, на «другой берег», ужасно далёкий двадцать первый причал. Берег то был конечно тот же, но расстояние до обитаемого мира стало составлять много миллионов парсеков, несмотря на вживую наблюдаемые огни «большой земли». Отныне с существующей на планете цивилизацией нас связывал только дежурный буксир, несколько раз в сутки, и то, при условии благоприятной погоды и незакрытого рейда, совершавший свои неспешные барражирования от первого причала до стоящих на рейде крейсеров и нас, оставшихся одними во Вселенной. Честно говоря никто особо не удивился, когда сразу же после нашей швартовки и ухода страховавшего буксира, рейд был закрыт. Надолго, почти навсегда. Конечно, существовала пешая дорога, по которой даже ходил автобус, от расположенной где-то в соседней галактике базы оружия до Североморска, но мы так и не смогли найти эту остановку. Один раз мы решили дойти пешком, благо расстояние казалось совсем небольшим. Тот, кто ходил по Заполярью в середине января, абсолютно не представляя дороги, наверное, меня поймёт. Через три часа, радуясь тому, что остались живы, все мокрые от растаявшего снега, который забился везде, куда только мог попасть, мы вернулись на корабль, счастливые от того, что сумели его отыскать…..

            Нас ставили в завод, а потом, сразу, в док. Советский союз ещё планировал боевые службы…В тиши и стороне от людских и начальствующих глаз, не отвлекаясь на всякую ерунду вроде личной жизни и прочих гражданских несуразиц, мы выгружали боезапас. Сдавали топливо и чистили цистерны. Цистерны из под мазута….Это песня, отдельная история, то, что не будет забыто мною никогда…..

            Торпеды, бомбы и снаряды мы выгрузили ещё в старом месте базирования. Основной задачей было снять зенитные и противолодочные ракеты. «Штормовские» ракеты мы выгрузили очень быстро и пришла пора моих любимых противолодочных восемьдесят пятых, ласково называемых на всех флотах нашей необъятной родины «аэродинамическими уродами».

Процесс выгрузки восьми ракет занял время от подъёма флага и далеко за полночь. Сначала нам привезли ловители с другого проекта, которые абсолютно не хотели крепиться на нашей палубе, и контейнер загрузочного устройства было не установить. Когда, наконец, мы его установили, оказалось, что замёрзли передние крышки пусковых контейнеров. Вся эта весёлая кутерьма проводилась при пронизывающем ветре, плавпирс покачивало, кроме сухого снега, расстреливающего шрапнелью, на лица постоянно швыряло мокрую воду из Кольского. Все прожектора корабля и плавкрана били на группу сумасшедших, шестой час приплясывающих на баке. Из-за искусственного электрического освещения, реальный мир терял контуры, перспектива искажалась, исчезли тени. Творил полный сюрреализм, в котором заплутали бы Сальвадор Дали вместе с Малевичем, даже если бы шли, взявшись за руки. Пар изо ртов уже не вылетал, а колом застревал в горле, вылетая осколками битого льда при каждом кашле. Сопли и слёзы, градом катящиеся из глаз создавали невиданные узоры и застывая ручейками разной конфигурации на телогрейках и канадках создавали нечто футуристическое. Сначала мы время от времени бегали греться, потом прекратили, когда поняли, что лучше быть замороженным постоянно, чем слегка отогревшись, проходить через этот ад снова. И как не странно мне тогда казалось, расчёты работали. Боже, какой мат слышало это спрятавшееся за стеной электричества небо, какие проклятия даже тем, о ком и чём не имел раньше ни малейшего понятия. Но они не слышали стонов и не видели плача и ни одного сбежавшего в относительную теплоту надстройки. Когда мы заканчивали с последней, то были уже одним целым, грязным и промерзшим, покрытым льдом, как черти. Это было новое для меня чувство единства, воли и желания победить…..

            Когда, отправив последний ракетовоз и приведя материальную часть в исходное, мы сидели все вместе в столовой команды и пили обжигающий чай из железных кружек, медленно отогреваясь, меня вдруг пронзила резкая боль под самым носом, забывшая забыть и про отмороженное тело и раскалывающуюся голову. Рот наполнился соленым привкусом крови, заливающим его сверху….Усов не было, не было и кожи под ними. Одно сплошное кровавое пятно, след от которого держался года полтора, пока не исчез окончательно.

            И до сих пор, мне часто снятся корабли, ледяной ветер и команда по громкой - «по местам стоять, противолодочный бозапас по левому борту выгружать….». И я выгружаю………