А это вы читали?

.... - Дедушка! казак! - обратился он к нему. - Подойди-ка сюда.
     Старик взглянул в окно и остановился.
     -  Здравствуй, добрый  человек,-  сказал он,  приподнимая  над  коротко
обстриженною головой свою шапочку.
     - Здравствуй, добрый человек,- отвечал Оленин. - Что это тебе мальчишки
кричат? Дядя Ерошка подошел к окну.
     -  А  дразнят меня, старика.  Это  ничего. Я люблю. Пускай радуются над
дядей,- сказал он с теми твердыми и певучими интонациями, с которыми говорят
старые и почтенные люди. - Ты начальник армейских, что ли?
     - Нет, я юнкер. А где это фазанов убил? - спросил Оленин.
     - В лесу три курочки  замордовал,- отвечал  старик,  поворачивая к окну
свою широкую спину, на которой заткнутые головками за поясом,  пятная кровью
черкеску, висели три  фазанки.  - Али ты не видывал?  -  спросил  он. - Коли
хочешь, возьми себе парочку. Ha! - И  он подал в окно двух фазанов. - А что,
ты охотник? - спросил он.
     - Охотник. Я в походе сам убил четырех.
     - Четырех?  Много! - насмешливо  сказал старик. - А пьяница ты?  Чихирь
пьешь?
     - Отчего ж? и выпить люблю.
     - Э,  да  ты, я вижу, молодец! Мы с тобой  кунаки  будем,- сказал  дядя
Ерошка.
     - Заходи,- сказал Оленин. - Вот и чихирю выпьем.
     -  И то зайти,- сказал старик. -  Фазанов-то  возьми.  По  лицу старика
видно было, что  юнкер понравился ему, и он сейчас понял, что у юнкера можно
даром выпить и потому можно подарить ему пару фазанов.
     Через несколько минут в дверях хаты показалась  фигура дяди Ерошки. Тут
только  Оленин  заметил  всю громадность  и  силу  сложения этого  человека,
несмотря на то, что красно-коричневое лицо его с совершенно белою окладистою
бородой было все  изрыто  старческими, могучими, трудовыми  морщинами. Мышцы
ног, рук и плеч  были  так полны и бочковаты, как бывают  только  у молодого
человека.  На голове его  из-под коротких волос видны были глубокие зажившие
шрамы. Жилистая толстая шея была,  как у быка, покрыта клетчатыми складками.
Корявые  руки были  сбиты и исцарапаны.  Он легко  и ловко  перешагнул через
порог, освободился от ружья, поставил его в угол,  быстрым взглядом окинул и
оценил  сложенные в хате пожитки и вывернутыми  ногами в поршнях, не  топая,
вышел на средину  комнаты. С ним  вместе проник  в  комнату сильный,  но  не
неприятный смешанный запах чихирю, водки, пороху и запекшейся крови.

     Дядя Ерошка поклонился образам, расправил бороду и,  подойдя к Оленину,
подал ему свою черную толстую руку.
     - Кошкильды! - сказал он. - Это по-татарски значит; здравия желаем, мир
вам, по-ихнему.
     - Кошкильды! Я знаю,- отвечал Оленин, подавая ему руку.
     -  Э,  не  знаешь,  не знаешь порядков!  Дурак!  - сказал  дядя Ерошка,
укоризненно качая головой. - Коли тебе кошкилъды говорят, ты скажи алла рази
бо сун,  спаси бог. Так-то, отец мой, а не кошкилъды.  Я  тебя всему  научу.
Так-то  был  у  нас  Илья Мосеич, ваш, русский, так  мы с  ним кунаки  были.
Молодец был. Пьяница, вор, охотник, уж какой охотник! Я его всему научил.
     -  Чему  ж  ты  меня научишь? -  спросил  Оленин,  все  более  и  более
заинтересовываясь стариком.
     - На охоту тебя поведу, рыбу ловить  научу,  чеченцев  покажу, душеньку
хочешь,  и ту доставлю. Вот я какой человек. Я шутник! - И старик засмеялся.
- Я сяду, отец мой, я устал. Карга? - прибавил он вопросительно.
     - А карга что значит? - спросил Оленин.
     - А это  значит: хорошо, по-грузински. А я  так  говорю; поговорка моя,
слово любимое: карга; карга, так  и  говорю, значит шутю. Да что,  отец мой,
чихирю-то вели поднесть. Солдат, драбант есть у тебя? Есть? Иван! - закричал
старик. - Ведь у вас что ни солдат, то Иван. Твой Иван, что ли?
     -  И то,  Иван.  Ванюша! Возьми, пожалуйста, у хозяев чихиря  и принеси
сюда!
     - Все одно,  что Ванюша, что Иван. Отчего у  вас, у солдат, все  Иваны?
Иван!  - повторил старик.  -  Ты  спроси, батюшка,  из начатой бочки. У  них
первый  чихирь  в станице. Да больше тридцати  копеек  за осьмуху  смотри не
давай,  а то  она,  ведьма,  рада... Наш народ  анафемский,  глупый  народ,-
продолжал дядя Ерошка доверчивым  тоном,  когда Ванюша вышел,- они вас не за
людей считают. Ты для них хуже татарина. Мирские, мол, русские. А  по-моему,
хошь ты и солдат, а все  человек, тоже душу  в  себе имеешь.  Так ли я сужу?
Илья  Мосеич солдат  был, а какой  золото человек был! Так ли,  отец мой? За
то-то  меня  наши и не любят;  а  мне все  равно. Я человек веселый,  я всех
люблю, я, Ерошка! Так-то, отец мой!
     И старик ласково потрепал по плечу молодого человека.


    XII