Пока смерть не разлучит нас...часть первая...главы первая, вторая, третья

 Дорогие друзья, как и обещал, начинаю публиковать повесть Александры Чернышевой...частями...по три главы.

 

Пока смерть не разлучит нас…

                           Александра Чернышева

 

                                 Ч А С Т Ь   П Е Р В А Я

 

                                        Глава 1

 

       Иван Баласихин надумал жениться. Четверть века прожито. Погулял, пора и своим домом обзаводиться. Роста Иван был среднего, упитанный. Маленькие светло-карие глаза глубоко прятались под мохнатыми бровями. Щёки тугие, налитые, казалось ткни их – кровь брызнет. Нос большой, хрящеватый. В общем, ничем особо примечательным не отличался. Разве только способностью виртуозно играть на балалайке, да неиссякаемым юмором. В разговоре сыпал такими шутками-прибаутками, что вокруг все заражались его весёлостью. Может быть поэтому девчата не обходили его своим вниманием и любая, посватайся он к ней, вышла бы за него замуж.

       Жил Иван в богатой семье за батрака, как многие считали. Однако это было отнюдь не так. Пятнадцатилетним пацаном, потерявшим всех родных, после долгих скитаний, он голодный и оборванный прибился к этому дому, где его приютили, накормили, обласкали. Так он и остался в этой семье. Ел, пил за хозяйским столом, одевали его, обували. Хозяйка была вдовая с четырьмя малыми детьми. Хозяйство большое, мужского пригляда не хватало. Иван, не по летам, взрослый, оказался как нельзя кстати. Он управлялся со всякими хозяйственными делами не хуже любого взрослого. В хозяйской конюшне был за главного.  Лошадей любил самозабвенно. Уж он их кормил, поил, холил. Недаром потом хозяйские кони стали считаться самыми лучшими в округе.

       Хозяйка была несказанно благодарна Ивану за неоценимую помощь и не раз повторяла:

 - Вот женишься, всё тебе дам для обзаведения своего хозяйства, ни в чём нуждаться не будешь.

       До такого самостоятельного парня охотниц в селе было немало. Но Иван присмотрел себе невесту в соседнем селе Щётово – Фёклу Пряхину. Девка, по деревенским меркам – хоть куда! Под стать жениху – приземистая, плотненькая, румянощёкая, работящая. Но главное, из хорошей семьи, с достатком.

       Засватал её Иван по глубокой осени. Свадьбу назначили на Масленницу. Невеста должна была подготовить приданое, да вышить жениху несколько рубах праздничных.

       А жених должен был, по обычаю, подарить невесте большой сундук, чтобы было куда складывать приданое.

       В селе Ягодное, где жил Иван, был только один умелец по дереву – Авдей Калистратович Кузин. Уж такие он мастерил сундуки, что ахнешь! Да разве только сундуки? Резные рамы для зеркал, комоды, изящные стулья с гнутыми ножками и спинками, посудные шкафы и полки, выездные сани и… всего не перечтёшь. Вот к нему-то и направился однажды вечером Иван со своим заказом. Тщательно обтерев сапоги от грязи об солому, брошенную у входа, он рывком открыл дверь, вошёл, громко здороваясь с хозяином. Тот сидел на низенькой скамеечке у печки и что-то мастерил. Иван хотел ещё что-то сказать. Открыл рот, да так и застыл на пороге, уставившись в открытую дверь горницы. У окна сидела девушка в светлом платье с пяльцами в руках, что-то вышивала. Голова её была чуть наклонена над работой. Иван увидел точёный нос с горбинкой, полные, яркие губы, изящный подбородок, соболиные, в разлёт, брови и чёрные, чернее воронова крыла, волосы, гладко зачёсанные на прямой пробор, а на затылке перехваченные алой лентой. Сердце, вдруг, тяжело заухало. Иван с трудом сглотнул застрявший в горле ком.

       Он, не отрываясь, смотрел на эту, совсем нездешнюю красоту и не мог насмотреться. Вот девушка подняла голову и взгляд её чёрных, больших с поволокой глаз, прожёг Ивана, казалось насквозь. В голове шумело. Как сквозь вату пробился к нему голос Авдея Калистратовича:

 - Ты што застыл на пороге? Проходи, садись.

       На дрожащих, негнущихся ногах Иван прошёл и плюхнулся на табуретку. В глазах всё ещё стояло видение, перевернувшее всю его душу.

 - Слышал, жениться надумал? Дело хорошее. А ко мне за какой надобностью?

 - Да, вот, - хриплым от волнения голосом начал Иван, - сундук бы мне…, - чуть запнулся, прокашлялся, - для невесты.

 - Для тебя уж постараюсь. Кому бы и нет, а для тебя такой сундук сработаю, всем на загляденье. Будет твоя Фёкла довольна. Сундук-то большой делать?

 - Большой, большой, - рассеяно повторил Иван, а сам всё косил на дверь горницы, ждал, не появится ли оттуда, так поразившая его, девушка. Хотелось ещё хоть разок на неё взглянуть. Не дождался. Оставаться дольше было неприлично и уходить никак не хотелось.   Поёрзав на табуретке, он всё же решился спросить, стараясь казаться равнодушным:

 - Это кто же у вас там? Я что-то раньше её не видел?

 - А, это Мотя, падчерица моя. Вчера из Бухары вернулась. В няньках жила у одного инженера. Шесть лет дома не была. Дети-то хозяйские подросли, нужда в няньке отпала, вот и вернулась домой. Выросла-то как! Не-вес-та!

 - Да-а-а, - неопределённо протянул Иван и начал прощаться.

       Выйдя за калитку, он прижался разгорячённым лицом к забору в полном смятении. Внутри него нарастало какое-то мучительно-сладостное чувство, какого он никогда в жизни не испытывал. Шатаясь, как пьяный, он брёл домой по раскисшей дороге, а перед глазами неотвязно стояла необыкновенной красоты девушка и он вновь и вновь, как бы чувствовал на себе её обжигающий взгляд.

       С этого дня Иван потерял покой. Что бы он ни делал, перед глазами, как навязчивое видение, стояла Мотя. Он осунулся лицом, глаза лихорадочно блестели. Со стороны он казался больным. Невеста Фёкла напрочь вылетела у него из головы, как будто её и не было. Ни Фёклы, ни сватовства.

 

Глава 2

       Отчим Моти и её мать Анисья Казимировна переехали в село Ягодное в то время, когда она ещё была в Бухаре. Здесь она никого не знала и первое время никуда не показывалась. Потом стали забегать сельские девчонки, знакомиться. И вскоре с новыми подружками Мотя стала ходить на вечеринки. Её красота поражала всех с первого взгляда. Вокруг неё стали тесным кольцом виться парни, видные, статные, молодые. Иван при встрече старался быть к ней как можно ближе. Стараясь обратить на себя её внимание, он самозабвенно играл на балалайке, пел озорные частушки, балагурил, лихо плясал. Но всё впустую,    

       Мотя не обращала на него никакого внимания. Она казалась ему царицей, окружённой большой свитой. С вечеринки уходила всегда в окружении парней и девчат, а он, как побитая собака, плёлся позади всех, перекинув балалайку через плечо. Сердце его ныло, разум мутился. Ярость и ревность клокотали в нём, готовые вот-вот взорваться. С ненавистью глядя вслед удаляющейся компании, он еле сдерживал желание наброситься на парней и бить их, бить балалайкой по головам, пока она не разлетится в щепки.

«Ну, погодите! – мстительно думал он. – Я вам такое устрою, век будете помнить!». Что и как он устроит, Иван ещё не представлял. А главное, его мучил вопрос, посмотрит ли после этого Мотя на него более благосклонно или вовсе отвернётся?

       До его невесты Фёклы видимо дошли кое-какие слухи. Как же без них на селе. Ведь не слепые люди. Видели, куда тропинку торит Иван. Многие всевидящие кумушки судачили об этом на каждом углу. И хотя Иван не встречал со стороны Моти взаимности, однако всем было ясно, что от невесты своей он откачнулся. Ведь после сватовства в Щётове он ни разу не был. Фёкла и её родные начали проявлять беспокойство.

       Неслыханный позор, если после сватовства жених отказывается от невесты. В лучшем случае после этого она может рассчитывать на замужество с каким-нибудь вдовцом с кучей детишек, в худшем – остаться старой девой, так как никто больше из парней к ней не посватается, разве ж только какой-нибудь пришлый, чужой появится. Вот такими были деревенские обычи и нравы в те времена.

       Хозяйка Ивана тоже с неодобрением наблюдала за ним. Хотела было не вмешиваться, но всё же однажды не выдержала.

 - Что это ты, Иван, удумал? Никак жениться хочешь на этой принцессе? Да какая она тебе жена будет, подумай сам? Конечно, она красивая, очень даже, и поклонников у неё – не сосчитать. А ты спроси, какая мать захочет иметь такую невестку? Каждой нужна в дом работница, а что твоя Мотя? Белоручка, кроме вышивания никакого дела не знает, к крестьянской жизни непривычна.

        Иван угрюмо молчал.

 - Что молчишь? – продолжала хозяйка. – Может ты её, как икону в угол посадишь и будешь молиться на неё? – Она рассмеялась, но тут же оборвала смех, едва взглянув Ивану в лицо.

 - И буду! Буду! – сжав кулаки, запальчиво  закричал Иван. – Всё буду делать, как она захочет, только бы была рядом со мной.

 - Дурак ты, Ваня, - тихо сказала хозяйка и покачала головой. – Она же всю жизнь тобой помыкать будет, если, конечно согласится выйти за тебя замуж, в чём я очень сомневаюсь. Таким, как Мотя, принцев подавай, а ты для неё кто? Мужик необразованный, к тому же ещё, прости, и не красавец. Подумай, куда ты лезешь?

      Но Иван не хотел отступаться.

 

Глава 3

 

       Зачастил Иван в дом Авдея Калистратовича, якобы из-за сундука. Давал ему всё новые и новые указания, как и что сделать в нём внутри и снаружи. Авдей    Калистратович выслушивал всё безропотно: «Как же, хозяин-барин, деньги за это платит».

       Мать Моти, наслушавшись на улице всяких толков-кривотолков, сказала мужу однажды:

 - Слышь, отец? А Иван то из-за Моти сюда ходит. Люди уж на всё село об этом судачат.

      Авдей Калистратович, редко выходивший на улицу, по причине отсутствия одной ноги, ничего такого не слышал, поэтому отмахнулся от жены.

 - Пустое, мать! Зря люди болтают. Видано ли такое, чтоб жених от невесты отказался после сватовства? Вон и сундук уже почти готов.

 - Ой, не знаю, не знаю, что и думать, - покачала головой Анисья Казимировна. Сунулась она было к дочери с расспросами, но та возмутилась:

 - Я, за Ваньку замуж?! Смешнее ничего не придумала? Да я с ним на одном поле до ветру не сяду! – Мотя презрительно скривила губы.

       Больше Анисья Казимировна не заводила этот разговор ни с мужем, ни с дочерью. А Иван всё продолжал ходить к ним чуть ли не каждый день.

       Однажды, улучив момент, когда Моти и её матери не было дома, он пришёл к Авдею Калистратовичу с новыми указаниями насчёт сундука. Тут уж мастер не выдержал, взорвался.

 - Да ты что, Иван?! Побойся Бога! Жар-птицу что ли в сундуке держать будешь?! Сказал, сработаю, как надо, так и будет, и не шляйся ты сюда каждый день! – В гневе Авдей Калистратович даже палкой пристукнул.

       И тут случилось такое, что у него глаза на лоб полезли. Иван, мявший в руках шапку, вдруг с силой хлопнул её об пол и упал перед ним на колени.

 - Авдей Калистратович! Богом прошу, отдай за меня Мотю! Жизни мне нет без неё! Сна лишился, всё во мне горит, сжигает всё нутро! Не отдашь – руки на себя наложу!

       Ошеломлённый Авдей Калистратович смотрел на Ивана, не в силах что-либо сказать.

 - Ты, тово, Иван, выбрось из головы глупости, - нерешительно начал он. – Ну и ну! Вот дела! Ты иди-ка домой. Мы тут с матерью подумаем. Но знай, Мотю мы неволить не будем, как сама решит.

       Его слова зажгли в Иване надежду, Раз не спустил его Авдей Калистратович с крыльца, значит не против он, а это большая поддержка будет. Так думалось Ивану. На самом деле Авдей Калистратович просто растерялся от неожиданности и сказал первое, что на ум пришло, лишь бы побыстрее выпроводить Ивана.

      Когда вернулись домой Мотя с матерью, Авдей Калистратович пересказал им всё, что только что здесь произошло. Мотя только фыркнула и скрылась в горнице, а Анисья Казимировна разбушевалась:

 - Говорила я тебе, старый, что не зря сюда Ванька зачастил, ты не верил. Ишь, чего захотел? Со свиным рылом в Калашный ряд! Чтоб моя дочь вышла замуж за батрака?! Не бывать этому!

 - Что ты раскипятилась? И какой он батрак? Его хозяйка в нём души не чает, - попытался вступиться за Ивана Авдей Калистратович, Но жену не так-то просто было остановить.

 - Ни кола, ни двора, а туда же, в женихи! Пёс безродный!

       А Иван, думая, что заручился поддержкой Авдея Калистратовича, на вечеринках уже не лез назойливо на глаза Моти, а решил терпеливо дожидаться, когда родители повлияют на неё. Ему и в голову не могло придти, что Анисья Казимировна так яростно настроена против него.

       Надо сказать, что Авдей Калистратович и Анисья Казимировна не занимались крестьянским трудом. У них не было скота, земельного надела, кроме небольшого огородика рядом с домом. Авдей Калистратович своим ремеслом зарабатывал хорошие деньги и семья имела всё необходимое для жизни. Старшая дочь Анисьи Казимировны , Маруся, жила в Оренбурге, замужем за военным, и мать мечтала, чтобы её младшенькая Мотя жила в городе и не знала бы тягот крестьянской жизни.

       Вот почему, после разговора с мужем, она настояла, чтобы Мотя уехала к сестре в Оренбург и там, глядишь, устроила бы свою судьбу. Через несколько дней Мотя уехала. Когда Иван узнал об этом, он с горя запил, да так страшно запил, что недавние насмешники смотрели на него с жалостью. В пьяном виде ввязывался в драку с парнями, что когда-то пользовались вниманием Моти.  

       Дрался смертным боем и ходил по селу то с подбитым глазом, то со ссадинами на лбу, то с расквашенным носом. А тут ещё приехали из Щётова отец Фёклы и её братья. Они так отметелили Ивана, что на нём живого места не осталось. Больше месяца он провалялся в постели, а когда встал и появился на людях, никто не узнал в нём бывшего весельчака и балагура. Ходил теперь Иван тихий, хмурый, неразговорчивый. И всё в землю смотрел. Порой промелькнёт перед ним образ Моти, красивой, весёлой, нарядной и тогда тягучий, протяжный не то вздох, не то стон вырывался из его груди, а глаза туманило непрошенными слезами. На вечорках не слышно было его балалайки и озорных частушек. Сундук так и остался у Авдея Калистратовича невыкупленным. Но тот не очень печалился на этот счёт. «Хорош получился сундучок! – думал он. – В самый раз подойдёт для Мотиного приданого».....

---------------------------------------------------------

продолжение здесь

http://maxpark.com/community/4932/content/1691621