Пазлы

Я хочу, чтобы мой ребенок развивался. Я даю ему конструктор, или мозаику, пазлы. И он должен из разрозненных кусочков собрать нечто целое, соединить их в одну картину. Зачем я поступаю так, не жестоко ли это – давать ребенку нечто поломанное? Почему ему сразу не дать, скажем, готовую машинку, или подъемный кран, чтобы он мог играться в наслаждении? Зачем я даю ему только части от нее?

Конечно, чтобы он, собирая, развивался.

Как делают пазлы? Красивая картина наклеивается на плотный картон. Уже чудо – можно повесить на стенку! Но нет. Мы ее режем на куски, да еще и хитро так, куски-то неровные, а чудны?е, которые друг с другом просто так не стыкуются. И кусков-то много, а не три-четыре. Ох, ну, что тут скажешь – мучители.

Потом это мы даем ребенку.  

И ребенок должен сам подбирать маленькие кусочки этого, по сути, цветного мусора так, чтобы сложить опять ту же картину, которую мы разрезали. Зачем такие сложности? Ведь посмотрите, как ребенок мучается, иногда даже плачет – оттого, что не может, оттого, что у него не получается. Тогда мы подходим к нему, и помогаем, мягко, вежливо, ненавязчиво, и опять оставляем его наедине с игрушкой – пусть помучается. Не изверги?

Нет, поскольку родитель знает, видит, к чему это ведет, а ребенок – пока еще нет.

Так же мы учим маленького ребенка ходить. Знаете, когда он уже пищит, объясняя, что ползать он уже не хочет. И мы должны ходить с ним, поддерживая его за руки или подмышки. Бедная мама со своей больной спиной…

Затем мама ненадолго отпускает малыша, чтобы он сам прошел пару шагов. Ребенок не понимает, почему мама его отпустила, ведь это предательство, нет привычной опоры, он же шатается и сейчас упадет, ему страшно! Но, как только малыш начнет падать, мама его подхватит. Проведет его еще пару шагов,  и отпустит снова, отойдя от него – ну же, подойди ко мне, мой милый!

Ребенок опять боится, но делает шажок, и опять падает. Мама снова подхватывает его.

Так мы учимся ходить.

Я ведь что хотел сказать. Что у ребенка нет желания собирать эти пазлы. Мы его пробуждаем в нем, это желание, показывая фотографию той картины, которая потом получится. Говорим с ним, превознося это занятие в наших глазах. Ребенок постепенно проникается важностью дела, зажигается, и приступает к сборке. Он еще не знает, что ему будет тяжело.

Но когда он ее, картину, соберет, вот это будет праздник! Как он будет гордиться этим своим трудом! И все вокруг будут восхищаться им, хвалить его. Было трудно, но он сделал.

Также и у  ребенка не было желания ходить самому – это родитель ему помогает развиться.

Никто из нас не рожден с желанием объединиться с другими. Ну, нет у меня желания видеть своего соседа-алкоголика, или подобных ему неприятных субъектов, даже среди своих очень дальних знакомых. Да, если честно, мне и на весь остальной мир плевать с высокой колокольни.  

Но вот проблема: я начинаю вдруг чувствовать удары, страдания, кризисы. Под этими ударами я начинаю понимать, что во всем я завишу от других. Я потребляю массу товаров, которые произведены людьми, которых я не видел  и вообще не знаю – они живут и работают по всему миру. Один только мой завтрак состоит из продуктов, произведенных в четырех странах. А на работу я приезжаю на машине, собранной в пятой стране. А на работе я веду производство, которое затрагивает еще, скажем, десяток стран.

Этих стран станет гораздо больше, если разложить продукты на составляющие их части.

Нам нужно понемногу собирать этот пазл. Нужно понимать, что выжить без других я не смогу. А также то, что мне поневоле нужно о них заботиться, думать.

Иначе, возможно,  у меня не будет даже самого необходимого.