Ошибка диссидента

Его биографии с лихвой хватило бы на десятерых. Абсолютно неизвестный ни у себя на Украине, ни в местах «боевой славы» — в Польше и Беларуси. Десятилетиями его «приключения» замалчивались.

Без преувеличения, дорога за ним была вымощена трупами...

Материалы архива Службы безопасности Украины сообщают, что родился Семен Блюменштейн в Станиславе (нынче — Ивано-Франковск) в 1894 г. в тогдашней Австро-Венгерской империи в семье сапожника Захара Блюменштейна. Частную школу барона Гирша ему из-за крайней нужды закончить не удалось. Пришлось зарабатывать на жизнь в слесарной мастерской Зибермана. 

С началом Первой мировой войны по мобилизации Семен попал в армию монархии Габсбургов, которая в 1918 г. приказала долго жить. Солдата по дороге домой задержал патруль новосозданной венгерской армии и настоятельно попросил продолжить борьбу уже в ее рядах. Предложение пришлось принять, однако часть была разбита румынами, некоторых солдат отпустили восвояси. 

В родных пенатах тоже сменилась власть. Была провозглашена Западноукраинская Народная Республика. Надев третью форму в своей жизни, Семен поступил в батальон ЗУНР, несший охрану Станислава, де-факто ставшего столицей. Отступив вместе с новыми соратниками в Каменец-Подольский, Блюменштейн постепенно решил отойти от защиты независимой Украины: союзные ЗУНР петлюровские войска подвергли его аресту и временному заключению за еврейское происхождение. Вскоре Семен познакомился с неким Михаилом Черным, представителем партии большевиков, который предложил принять участие в экспроприации казначейства армии Деникина, расположенного в Жмеринке. Поздней ночью осенью 1919 г. группа из шести боевиков разжилась «керенками», «деникинками» и мешком золотой валюты царской чеканки. Награбленное было отдано руководителям одесского коммунистического подполья, а практика «эксов» продолжилась до прихода Красной армии. 

С возвращением большевиков бывший налетчик надел уже четвертую форму и пошел в ВЧК, где, ловко сдав новым властям группу бывших сослуживцев по армии ЗУНР, быстро сделал карьеру. При этом он получил новую фамилию — Барановский. Далее он служил на руководящих постах в Подольском ГУБ ЧК (Винница) и Могилев-Подольском повитовом (районном) отделе ЧК. В автобиографии он писал о службе в органах госбезопасности: «По натуре жесток был и остаюсь к врагам народа. Собственноручно расстреливал сотни к[онтр]-р[еволюционеров]».

Впрочем, из-за конфликта с начальством Барановского перевели в милицию, уголовный розыск. И по этой линии он сделал карьеру, служил в Харькове, потом на юге, где занимал должности заместителя начальника Главного управления НКВД Грузинской ССР, а потом Таджикской ССР. Однако в первых числах 1933 г. Барановского вызвали в Москву, где уволили из органов по причине сокрытия им факта службы в Украинской Галицкой армии. Дополнительным основанием послужила «замазанность» оперативника в самообеспечении (т.е. воровстве с использованием служебного положения), а также организация разнузданной «отвальной» в Тбилиси. 

Но столичная командировка не прошла даром. Находясь в Ново-Московском отеле, Барановский познакомился с начальником полярной экспедиции
И.Ландиным. Он предложил опытному управленцу принять участие в путешествии, которое должно было состояться в ближайшие дни. В апреле Барановского уже назначили заместителем начальника Западно-Таймырской экспедиции на пароходе «Белуха». Главная цель заключалась в поиске мест возможного строительства аэродромов для полярных летчиков на западном побережье Таймыра. Выйдя из Архангельска, полярники обследовали ряд островов, в частности, Уединения, Крузенштерна, дошли до пролива Фарма, архипелага островов Ведомостей ЦИК. Возвращаясь после окончания работ, 24 сентября 1933 г. корабль потерпел аварию, но находившийся рядом пароход «Аркос» спас команду и наиболее ценное имущество. Кроме выполненного непосредственного задания экспедиция выявила ряд островов в Карском море, один из которых назвали фамилией Барановского. Годом позже киностудия «Восток-Фильм» сняла кинокартину об этой эпопее.

Проработав несколько лет на других хозяйственных руководящих должностях, в марте 1935 г. Барановский получил весть об исключении из партии. В поисках трудоустройства Барановский уехал в Харьков, где на его голову сваливается еще одна неудача: осуждение за мошенничество. Припомнили ему и старые харьковские грехи — пьянки, «связь с проститутками, оргии, использование для этого конспиративных квартир», а также избиение заключенных. Барановский был отправлен на четыре года в ИТЛ: сначала в Подмосковье, потом в Карелию.

После отсидки много чего и кого переживший чекист переехал в Сумскую область Украины. Война застала его на должности заведующего автопарком Мезеновского сахарного завода.

С началом немецкого вторжения бывший оперативник продолжил поиск приключений и просил оставить его на агентурную работу в тылу немецких войск. Не ясно, то ли он искренне хотел бороться в тылу врага, то ли, просчитывая все варианты, хотел обеспечить себе «пространство маневра» на случай ухода и возвращения Красной армии.

Снова в НКВД

Толком не «оформившись» агентом вследствие быстрого наступления немцев, Барановский все же остался в тылу, где… скрыл свое происхождение (довоенные сослуживцы не знали о нем), и, благодаря владению венгерским языком, выдал себя за уроженца Братиславы, осыпанного наградами удалого мадьярского гусара Вильгельма Эстергази, а позже — советского генерала, пострадавшего от репрессий. Блюменштейн прошел медицинский осмотр, во время которого пережил не лучшие минуты своей жизни… Тем не менее врач не увидел (или сделал вид, что не увидел) следов обрезания, и признал его «арийцем».

Красноречие и знание немецкого языка позволило авантюристу сделать карьеру и при новой власти — военной администрации. Вначале он стал работать переводчиком при комендатуре обер-лейтенанта Грасси, потом его стали задействовать на допросах советских активистов, которых на Сумщине было немало, а также людей, заподозренных в антигерманской деятельности.

При новой «стационарной» военной комендатуре бывшего оперативника подняли в должности, а потом оккупанты, не ведая того, опытного милиционера сделали начальником Краснопольской районной полиции. Таким образом, Блюменштейн примерил новую форму — в пятый раз! Под началом Барановского служили 180 человек, из них в Краснополье — 35, а остальных распределили по девяти участкам. В функциях полицаев было обеспечение порядка, контроль за исполнением распоряжений новой власти, «наказание» непокорных, а также составление донесений политического характера — для спецслужбы СД.

Позднее свое активное сотрудничество с нацистами Барановский пояснял тем, что хотел лучше замаскироваться, внедриться в аппарат для ведения агентурной работы в пользу советской власти. Не исключено, что подобные мотивы присутствовали. В июне 1942 г., когда вермахт громил Красную армию и, казалось, что победа Рейха близка, Барановский связался с ранее высаженной для организации партизанской борьбы группой Миронова, которая до того момента сидела в лесу тише мышей.

После переговоров с командиром начальник полиции Краснопольского района стал по совместительству командиром партизанского отряда. Новосозданное формирование получило название «имени ВЧК», но активной борьбы не вело. В январе 1943 г. на территорию Сумщины прибыла группа в составе трех человек, подготовленная разведывательным управлением Брянского фронта. Барановский забрал их на постой к себе в полицию, поселив в отдельной комнате, имевшей два выхода. Один из них вел в личный кабинет начальника полиции, другой — наружу, но был замаскирован портретом Гитлера. По рации группа передавала «на большую землю» собранные полицаями сведения.

Перед самым приходом Красной армии партизаны-полицаи Барановского провели рейд по селам Сумщины, где расстреляли многих представителей населения, а также ряд лиц, сотрудничавших с оккупантами. Очевидно, что начальник райполиции заметал следы своих «проделок» на службе у немцев. 

Вернувшиеся «органы» арестовали Барановского сотоварищи, но после короткого разбирательства отпустили. Более того, решив использовать его опыт нахождения в тылу врага, знание польского и других языков, Барановского назначили начальником сформированной НКГБ УССР спецгруппы «Заднестровцы» (13 человек). Тем более, охочий до войны «Корецкий» (такой новый оперативный псевдоним получил командир) сам рвался «искупать вину» кровью. Понятно, не только своей.

Приоритетом «Заднестровцев» были «задачи по Т». На ведомственном языке так обозначался терроризм — убийства высокопоставленных лиц оккупационной администрации с целью запугивания остальных. Поскольку группу в перспективе планировалось вывести за границы СССР, да и для «работы» в Украине могли быть полезны иностранцы, под началом еврея-галичанина собрался настоящий интернационал — русские, украинцы, венгры, словаки и сербы. Из-за плохого знания русского они почти не освоили спецподготовку. Барановского же, по его показаниям, вообще ничему не учили. Тем не менее отряд перешел линию фронта в начале декабре 1943 г.

Мишенью № 1 для спецгруппы стал рейхскомиссар Украины Эрих Кох, резиденция которого находилась в Ровно. Однако, как известно, охотились за этим садистом и агенты ГРУ, и боевики Украинского штаба партизанского движения, и «ликвидаторы» НКГБ СССР, самым известным из которых являлся Николай Кузнецов. Поскольку, на основном месте работы Кох бывал слишком редко, значительную часть времени «отсиживаясь» в другой своей резиденции — Кенигсберге, то задачу не решил никто. 

Тергруппа «Корецкого» была направлена и в Карпаты, но в цитадель бандеровцев решила не соваться. Пройдя Полесье, в феврале 1944 г. она остановилась около Радеской колонии Брестской области, по дороге совершив несколько диверсий. В Киев полетели радиограммы об убийстве немецкого генерала, нескольких полковников, десятков солдат. Однако достоверность этих сведений у тогдашнего начальства «Заднестровцев» породила сомнения.

Через некоторое время отряд перешел реку Буг и оказался на территории нынешней Польши. Задача изменилась — следовало отправить на тот свет царствовавшего в Кракове коричневого сатрапа Польши Ганса Франка, а заодно и нескольких других нацистских «управленцев». «Корецкий» вербовал агентуру, но предпринял и действия, мешающие выполнению секретного поручения — увеличил свою группу до 400 человек за счет беглых военнопленных, бойцов Гвардии Людовой, полицаев-перебежчиков и просто охочего люда. Отряд не пошел на Краков, а базировался в районе села Воля Верещинская в Люблинском воеводстве. Предприимчивость ограждалась Центром, который отверг инициативу о создании целой дивизии НКГБ в тылу врага.

Вскоре Восточную Польшу заняла Красная армия, а Барановский… в четвертый раз в  своей жизни оказался в местах лишения свободы. Перечень обвинений был длинным. Невыполнение спецзаданий, раскрытие их перед другими тергруппами, очковтирательство. Неуставные отношения в спецгруппе, в том числе мордобой и шомпола как метод руководства, а также обильные возлияния и мародерство, которыми «Заднестровцы» отметились и за Бугом, в Беларуси и Украине, послужили лишь «довеском». Но главное — позже «всплыли» свидетельства о делах Барановского в ипостаси Вильгельма Эстергази на Сумщине, в том числе причастность к казням заложников. Более того, припертый к стенке свидетельскими показаниями, 13 февраля 1945 г. подследственный заявил: «Я сам лично расстрелял [жителя села Мезеновка] Годованника». Последний был советским активистом. 

Обвинительное заключение сообщало: «...Принимал активное участие в карательных экспедициях и облавах против партизан и советских парашютистов, партизан и коммунистов, допрашивал и избивал арестованных, лично расстреливал советских активистов и партизан, являлся организатором ограбления советских граждан в пользу немецких оккупантов…». И это только часть его «заслуг».

По совокупности присудили к высшей мере наказания. За три недели до окончания Второй мировой войны приговор был приведен в исполнение. В наши дни, после проверки следственного дела, Семена Барановского-Блюменштейна прокуратура признала не подлежащим реабилитации.