Почему в Европе нет своего Хазина или Как хорошо быть ...и верить только в Русское авось

У михаила на самом деле была теория кризиса, но когда запахло деньгами он ее забросил , так и не дописав главного-какие два сценария есть у людей по скорому окончанию и этого кризиса...и побежал шинковать капусту, так уже бегает по стране  года три. Наверно удачно, но плохо дело когда не глупый ... надеется ТОЛЬКО на русское авось...
Человеческая мысль так устроена, что родившись она не всегда умирает. Теория "Справедливость КАСС" г. Лященко , это дописанная  до конца теория "Мирового финансового кризиса" г. Хазина и что собственно делать что бы избежать "конца" света, ибо у скорой развязки текущего кризиса только два варианта: Самимими же элитами, Эволюционноя ликвидация общемировой паразитической структуры, апендикса-выполнившего свою историческую функцию и  построение самими же элитами единого на всю планету Справедливого общества (не путать с равным) или Ядрная печь так же для всех!

Да и Вопрос ума оставим открытым,  не понимать, что снесенная задница также смертельна, но  торчащей голова способна думать и действовать пока не поздно, вряд ли о его наличии говорит ... если конечно ум,  не путаем с начитанностью и образованностью.

Варианты дописанной теории Мирового Финансового кризиса, для чайникоф и для профи здесь http://www.casocialism.com/2012/10/blog-post_3639.html

Почему в Европе нет своего «Хазина»
27 11 2012 М. Хазин
Этот вопрос мне задали несколько дней тому назад, и ответ на него вовсе не так уж прост. Прежде всего, нужно отметить, что «феномен Хазина» имеет несколько аспектов. Первый - это то, что на поверхности, то есть наличие человека (для России - группы лиц), которые имеют картину экономической реальности, серьезно отличающуюся от официальной, как чиновной, так и «научной». Отметим, кстати, что хотя в Евросоюзе таких персонажей нет, во всяком случае, хорошо раскрученных, то, скажем, в США они наличиствуют, можно отметить хотя бы пресловутого Рубини. В Евросоюзе, кстати, тоже есть люди, мнение которых сильно отличается от официальных, хотя они это отличие предпочитают публично не афишировать (например, к таким относится известный французский экономист Жак Сапир).

Второй - это уже очень серьезное отличие, а именно, наличие хорошо разработанной, продвинутой и (к настоящему времени) серьезно верифицированной теории кризиса. Тут ситуация понятна и я ее уже много раз объяснял: в нашей стране еще остались остатки политэкономических школ, которые позволили посмотреть на проблему кризиса несколько иначе, чем это делают представители экономиксистского «мэйнстрима». Разумеется, альтернативные школы есть и на территории Евросоюза (одни «австрийцы» чего стоят), и в США, однако, несмотря на отличие в методологии изучения предмета (экономики), философский язык, все-таки, они используют один - либеральный. И в этом смысле у нас есть серьезное преимущество. Отметим, кстати, что этого отличия не было в начале ХХ века: Роза Люксембург, которая была основателем того направления изучения экономических процессов, из которого и выросла наша теория, была вполне себе европейским исследователем (хотя сегодняшние экономиксисты ее за экономиста не держат).

Но есть и третье отличие, с моей точки зрения куда более важное. Дело в том, что экономика это не просто общественная наука (и крайне неудачные попытки экономиксистов сделать ее точной только подтверждают это утверждение), но и инструмент управления государством. А управление это осуществляют не ученые (слава Богу!), а чиновники и политики. Которые в своем миропонимании куда более прагматичны, чем «ученые» (в отношении современных экономистов без кавычек здесь, сами понимаете, обойтись никак нельзя), поскольку им нужно достигать конкретных результатов. И в этом смысле они вполне следуют высказыванию одного из китайских лидеров: «неважно какого цвета кошка, лишь бы она умела ловить мышей».

С точки зрений конкретной жизни это означает, что их мало волнует, как называется та научная школа, которая адекватно описывает реальность и дает методы управления, который можно эффективно использовать в управлении государством. Если результат есть - то представители этой школы поднимаются «наверх», и она становится известной. Ну а за этим идет и научное призвание. Если нет - то практически никто о ней и не узнает. Но это процесс идет уже вне пределов системы государственного управления, чиновники и политики к нему отношения не имеют, да и не интересен он им.

Есть только одно важное обстоятельство: для того, чтобы чиновники и политики могли применить положения какой-то теории, она должна быть адаптирована к системе государственного управления. Высоколобый интеллектуал или, простите за неприличное слово, интеллигент (а в России одним из непреложных качеств интеллигента всегда считалось несколько пренебрежительное отношение к власти) просто не в состоянии предложить высокопоставленному чиновнику или, тем более, политику, тот продукт, который они в состоянии усвоить. Это не беда интеллектуала (и предмет бравады для интеллигента), просто разным видам деятельности свойственны разные подходы, но факт, что называется, имеет место.