ПЕРВЫЕ ШАГИ ....

Начинаю ставить повесть Александры Чернышевой ПЕРВЫЕ ШАГИ...Это две первые главы... Всего  глав - семь. Надеюсь вам всем понравится....

                      Александра  Чернышева

Прощальный вечер 

Глава первая

            Всё во мне ликовало. Остались позади четыре года учёбы, защита диплома, распределение. Сегодня прощальный вечер. Я надела новое крепдешиновое платье, сшитое собственноручно. На запястье левой руки красовались новые часики. Мне подарила их старшая сестра Надя, в честь окончания техникума. По пути мне нужно было ещё забежать в общежитие за своими подругами Ниной Писаревой и Сашей Зорковой. Все мы были приезжими, сдружились с первого курса, везде и всюду появлялись только втроём. Нас в группе так и называли – «неразлучная троица».

          Вбегая к ним в комнату, я весело закричала: «Девчонки, готовы?!». А сама закружилась, демонстрируя своё платье и часы, от радости ничего 

вокруг не замечая.

- Тише, ты!- сердито шикнула на меня Саша.

- А что случилось-то? Я думала,  вы уже собрались.

          И только тут увидела, что Нина вся зарёванная сидит, забившись в угол.

- Ага, собрались, как же – сквозь всхлипы бормотала Нина, - мне же надеть совершенно нечего!

          Перед ней на полу кучей валялись платья, юбки, блузки.

- Вот, посмотри сама, всё старое-престарое, ношенное-переношенное, - ныла Нина,- Разве можно в этом идти на вечер?

- Господи! – воскликнула я с облегчением, - а я то думала действительно что-то плохое произошло. Дурочка ты, Нинка, дурочка, нашла о чём плакать! Ты только подумай! Мы скоро начнём работать, накупим себе платьев, каких хочешь. Будет реветь-то.

          Я выудила из кучи цветное ситцевое платье с круглым вырезом, широкой юбкой, по белому полю – красные розы.

- Вот, премиленькое платье, тебе оно очень идёт. Иди-ка умывайся быстренько, а я пока его поглажу.

          Нина выбралась из угла и побежала к умывальнику.

- Ну, знаешь! – с ноткой зависти протянула Саша, - Я битый час её уговаривала и всё без толку, а ты пришла, раз-два и всё готово. Как это получилось?

          Орудуя утюгом, я рассмеялась в ответ.

- Брось, Сашка, не бери в голову, получилось и получилось, какая разница – почему?

          Нина лихорадочно носилась по комнате в поисках босоножек, пояса к платью, брошки. Наконец сборы закончились и мы поспешили в свой нефтяной техникум, катастрофически опаздывая.

          Из раскрытых окон зала на втором этаже доносилась музыка, взрывы смеха, радостные выкрики. Вечер был в самом разгаре.

          При нашем появлении поднялся невообразимый гвалт. Все хотели знать, почему мы опоздали. Отшутились, как могли. Не рассказывать же им, в самом деле, правду?

          На небольшом возвышении играл оркестр. Среди музыкантов наш однокурсник – Володя Тарасенко. В ослепительно белой рубашке, в серых брюках со «стрелками», в начищенных штиблетах, да ещё с блестящим саксофоном в руках, он выглядел сногшибательно.

          Играл он самозабвенно, но при этом не забывал стрелять глазами в сторону симпатичных девчонок. Этакий Дон Жуан!

          Нина, забыв напрочь о своих недавних «горестях» с упоением кружилась в вальсе по залу на пару с Толей Карповым. Петя Мочаров мотался по залу и лез к девчонкам с объятиями и поцелуями, а они со смехом уворачивались от него.

          Вообще все были в приподнятом настроении, и каждый веселился на свой лад.

          Мы танцевали, пели песни, смеялись и плакали, осознав, наконец, что кончились наши студенческие деньки и мы расстаёмся, быть может, навсегда. И всё же вели себя как дети, совсем ещё не думая о том, что в скором времени нам предстоит окунуться в самостоятельную, взрослую жизнь. Было далеко за полночь, когда мы всей гурьбой отправились бродить по ночному городу. Город спал. Проспект Ленина пуст, ни людей, ни машин. Растянулись на всю ширину проезжей части и шли по ней, взявшись за руки. Смеялись, шутили, дурачились. Сумбурно клялись не забывать друг друга. А потом кто-то, уже и не помню, кто, предложил встретиться здесь, в нашем городе, у ДК Нефтянников, в 14 часов через 10 лет. Все с энтузиазмом встретили это предложение.

          До самого рассвета мы не могли расстаться. В конце концов, устав от ходьбы, потихоньку стали разбредаться по домам.

          До отъезда к месту своей работы у меня был месячный отпуск. На следующий день после выпускного вечера, я уехала в свою деревню....

                             ДОРОГА

                           ГЛАВА ВТОРАЯ

       Мы с Ниной, по распределению, уезжали в далёкоеПриморье. На вокзал станции Орск нас пришли провожать однокурсники, те, кто ещё оставался в городе. Здесь были Саша Чуянов, наши молодожёны Саша и Алла Золотарёвы, Надя Филлипова, моя сестра Надя и наш классный наставник – Тимановский Евгений Андреевич.

          Подошёл поезд. Объятья, поцелуи, последние напутствия и вот мы уже в вагоне.

          Когда поезд тронулся, мы с Ниной прильнули к окну. Провожающие бежали за вагоном, махали руками, что-то кричали, уже неслышное нам.

          Поезд набрал скорость и город нашей юности исчез из виду. Сердце невольно сжалось, на глаза навернулись слёзы. Я украдкой взглянула на Нину, не заметила ли она моей слабости? Но та сама, уткнувшись лбом в оконное стекло, молча плакала, по щекам сбегали прозрачные ручейки. Она тоже старалась скрыть от меня своё состояние. Мне, вдруг, стало смешно. Это надо же! Две «героини», решившие отправиться работать в далёкое Приморье, заливаются слезами, расставаясь с родными краями. Я расхохоталась. Нина, повернув ко мне заплаканное лицо, недоумённо смотрела на меня.

- Нинка! – воскликнула я, - что же мы ревём?! Вот увидишь, всё у нас будет хо-ро-шо!

- Да-а-а! У тебя может и будет, - сердито буркнула Нина, - ты всё время мечтала об этом, а я боюсь.

- Ну, что же ты боишься, глупенькая! Там ведь тоже люди живут. Зато сколько интересного увидим! Ты только представь! Уссурийская тайга! Тигры! Стада диких кабанов! Виноград! Представляешь? Ви-но-град! Мы с тобой даже не видели как он растёт.

- Да ну тебя, фантазёрка, - уже более спокойно сказала Нина и я поняла, что она на меня не сердится.

          Надо сказать, что Нину ехать в Приморье уговорила я. Мы давно с ней решили ехать работать только вместе. Собиралась с нами и Саша Заркова. Но она, предательница, на предпоследнем курсе выскочила замуж и откололась от нашей троицы. Но я, в отличии от Нины, хотела попасть в Приморье. С детства начитавшись книг об Уссурийской тайге, я страшно мечтала побывать в тех краях. Когда перед распределением узнала, что есть два места в Приморье, то потеряла покой. Боялась, что туда пошлют кого- нибудь другого. А исподволь стала готовить Нину.

- Ты знаешь, Нина, - говорю ей однажды, - два места в Приморье есть. Представляешь? Вот бы нам с тобой туда попасть. А?

- Ты что, с ума сошла? Приморье, это же на краю света. Что мы там забыли?

          Её ответ поначалу обескуражил меня, но я не отступала и каждый день всё говорила и говорила на эту тему. Нина упорно отмалчивалась. Но, когда настал день получать направление на работу, я ей прямо сказала:

- Как хочешь, но я буду проситься в Приморье, а ты сама смотри, как тебе поступить.

          Из аудитории, где заседала комиссия по распределению, я вылетела совершенно счастливая, размахивая направлением на работу.

          Нина подскочила ко мне «Куда?».

- Конечно в Приморье, куда же ещё?

          Нина скрылась за дверью аудитории, я молча проводила её глазами. Вышла она оттуда притихшая, неуверенно улыбаясь. Я терпеливо ждала, что же она скажет, в душе переживая, боясь разочарования.

- Вот, всё, как ты хотела, - упавшим голосом проговорила она, - едем вместе в твоё Приморье.

          А у самой такой растерянный вид, как будто она уже пожалела о своём решении и готова была отказаться от него.

          Но я не дала ей такого шанса. Схватила за руку и потащила её на улицу, на ходу приговаривая:

- Нинка, как это здорово! Мы опять будем вместе, ура, ура!

          В общем пошла Нина у меня на поводу, согласилась на это «безумство», как утверждали потом наши друзья.

          И вот мы, с направлениями молодых специалистов, с тощими кошельками, с чемоданами и узлами с постелью, едем в загадочную страну – Приморье. Дорога предстояла такая долгая, что мы даже представить не могли.

          Утром следующего дня прибыли в Челябинск. Здесь надеялись сесть на Владивостокский поезд. Но увы… Зря надеялись. Народу на вокзале – не протолкнёшься. Очередь в кассу растянулась зигзагообразно до самой входной двери. Полтора суток мы простояли на ногах, а в итоге смогли закомпостировать билеты только до Читы. В поезд сели совершенно измученные. Настроение было такое, хоть плачь. А тут ещё Нина подливала масла в огонь своими репликами «зря мы туда едем», «лучше бы со всеми в Омск», «и где ещё эта Чита? И что там будет – неизвестно», и многое другое в таком же духе.

          Крайне недовольные друг другом, мы улеглись на верхних полках и моментально заснули.

         Утром от нашего плохого настроения не осталось и следа. За окном вагона мелькали места, невиданной нами доселе красоты.

          Ничего не знавшие раньше, кроме своих степей, мы с жадным любопытством глазели на высокие горы, поросшие хвойным лесом. Гладкоствольные сосны своими вершинами уходили, казалось, к самому небу. Мохнатые ели, касались друг друга ветвями и были похожи на девушек, взявшихся за руки в хороводе. Кое-где сквозь хвою мелькали белоствольные берёзки и серебристые осинки. В седловинах между гор, сверкали небесной голубизной озёра.

          Целый день мы простояли у окна, забыв обо всём на свете. Мелькали станции и полустанки, маленькие деревушки в самой гуще леса, будки обходчиков и полосатые шлагбаумы на переездах. А поезд всё дальше и дальше мчал нас через необъятные просторы.

Только когда стемнело, мы, наконец, оторвались от окна и вспомнили, что за весь день крошки во рту не было.

Взяли у проводника по паре стаканов чаю и с домашними кокурками (их нам напекла целое ведро сердобольная наша знакомая, тётя Паня) славно поужинали. Забрались на свои полки. Нина сразу уснула, а я лежала без сна. Вспомнила свою деревню, родных, свою последнюю поездку к ним.

          Когда приехала, родные набросились на меня с расспросами, где и кем буду работать, сколько буду получать, дадут ли жильё? Младшие сёстры смотрели на меня с завистью.

          К тому, где я буду работать, мои родители отнеслись по разному. Мать, чуть ли не за год до окончания учёбы, упорно вдалбливала мне в голову, чтобы я просилась на работу поближе к дому.

- Да, мама, конечно, я постараюсь, - соглашалась я, не смея перечить матери и огорчать её, а сама вынашивала свои замыслы.

          Когда мать узнала, куда поедет её дочь, разволновалась, расплакалась.

- Господи, доченька! Куда же это ты в такую даль поедешь? Мыслимо ли это? Иль провинилась ты в своём техникуме и это тебе в наказание? А?

          Как я могла признаться, что сама напросилась в те края? А мать не унималась:

- Как же ты там жить будешь?! Кто за тобой присмотрит? Ой, горюшко, горюшко! Такую даль! Ни ты к нам, ни мы к тебе приехать не сможем. Я теперь ночами спать не буду. Как же так, дочка, случилось?

,- Ну, что Вы, мама! Это же распределение. От меня ничего не зависело. Куда нашли нужным, туда и послали. А потом, я еду не одна, со мной едет моя подруга Нина Писарева. Не беспокойтесь обо мне, ведь я уже взрослая.

          Мне стыдно было обманывать маму, но с нею иначе нельзя. Узнай она, что я по доброй воле еду в такую даль, быть буре. А что ещё хуже, схлопотала бы хворостиной по мягкому месту. Уж мать не посмотрела бы, что я взрослая, отстегала бы за милую душу.

          С отцом было легче. Он воспринял мой отъезд в дальние края, как должное.

- Ну, что ты так убиваешься, - сказал он матери, - не на войну провожаем. Дочка у нас самостоятельная. Главное не где будет жить, а как. Чтоб человеком стала, не посрамила бы нашу фамилию.

          И уже обращаясь ко мне:

- Правда, дочка?

          Я согласно кивала головой, радуясь тому, что хоть отец меня поддержал.

          Сейчас вспоминая об этом, я невольно улыбалась. А сердце сладко и вместе с тем тревожно замирало. С каждым часом я всё ближе и ближе приближалась к своей мечте…

          Пятые сутки поезд, громыхая  на стыках рельс, мчал нас на Восток. Вагон был общий. Пассажиры то и дело менялись, а мы с Ниной, как часовые на посту, проводили время у окна. Мы уже потеряли счёт городам и городишкам. Голова кружилась от обилия впечатлений. Красота природы повергала нас в восхищение, изумление и восторг. Мы забывали о еде и оторвать нас от окна невозможно было ни за какие коврижки. Даже чай мы пили, продолжая глядеть в окно.

          Ближе к Байкалу поезд то и дело нырял в туннели. Некоторые из них были короткие, другим, казалось, не будет конца.

          Но вот поезд нырнул в очередной туннель, а когда вырвался из него, мы не могли удержаться от восторженных воплей – перед нами простирался Байкал. Мы подъезжали к станции Слюдянка.

          На перроне народу – тьма! Торговый люд и пассажиры, высыпавшиеся из вагонов, смешались в одну шумливую, пёструю толпу. Мы с Ниной тоже вышли из вагона. Нас тут же со всех сторон обступили торговки. Чего только здесь не предлагали: жареную, копчёную и солёную рыбу, грибы и ягоды, румяные горячие шаньги, пирожки с разнообразной начинкой и многое другое. У нас глаза разбежались. От такого изобилия слюнки потекли. Хотелось попробовать всё, но увы… Деньги надо было экономить.

         Простите милосердно... не устоял от искушения...

Всё же не утерпели. Купили солёного омуля, о котором уже наслышались в поезде, а к нему раскошелились на отварную картошку с зеленью. Взяли у проводника по 3 стакана чаю и устроили себе настоящий пир. К этому времени засохшие домашние кокурки нам в горло уже не лезли…

          Прибыли в Читу. Народу на вокзале не меньше, чем в Челябинске. Очередь в кассу огроменная. Нину оставила на перроне сторожить вещи.

          С трудом достала билеты до Уссурийска, буквально за несколько минут до отхода поезда. Вылетела на перрон вся растрёпанная, красная, в поту, на бегу кричу Нине:

-Давай быстрее! Поезд сейчас отойдёт!

          Ринулись со своими узлами вдоль состава. В спешке перепутали вагоны. Мы уже были в тамбуре, когда из дверей вагона выскочил проводник в какой-то чудной форме. Китель на нём с позолоченными пуговицами, по бокам штанов из дорогого сукна золотые нашивки. Он злобно уставился на нас, да как заорал:

- Куда прёте, деревня?! Глаза повылазили?! Это международный вагон!

          Он бесцеремонно вытолкал нас на перрон, вслед полетели наши вещи. От растерянности и испуга мы застыли на месте, а поезд тем временем медленно тронулся. С площадки соседнего вагона какой-то мужчина закричал:

- Быстрее, девчата, кидайте вещи сюда и сами прыгайте!

          Мы поспешно забросили свои узлы и чемоданы, уцепились с двух сторон за поручни, стараясь поймать ногами ступеньку, бежали рядом, потому что поезд всё убыстрял ход. За спиной мужчины что-то возмущённо орал проводник. Но тот, не обращая на него внимания, схватил нас за руки и отчаянным рывком втянул на площадку. Мы тяжело плюхнулись на неё животами, не в силах ни вздохнуть, ни выдохнуть.

          Над нами гремел голос разъярённого проводника:

- Ишь, чего удумали, на ходу прыгать! Сумасшедшие! Вот высажу вас на первой же станции, будете знать!

          Он весь трясся от возмущения. А мы, парализованные пережитым страхом, так и лежали, не в силах подняться. Мужчина, смеясь, стал поднимать нас.

- Всё, всё, девчонки, поднимайтесь.

          Он заботливо отряхнул с нас пыль и повёл в вагон. Проводник кричал  вслед:

- А билеты? У вас есть билеты?

- Отцепись ты от них! – прикрикнул на проводника мужчина,- Не видишь? Девчонки и так перепуганы до смерти, а ты со своими билетами.

          Продолжая ворчать, проводник, наконец, отстал. Мужчина осторожно вытащил из моей, судорожно сжатой руки, билеты, посмотрел и сказал:

- Вагон у вас этот, а поедете в нашем купе. Я тут с дочкой, из отпуска возвращаемся.

          Зашли в купе. На нижней полке сидела девочка лет десяти и с любопытством смотрела на нас. Мы с Ниной примостились рядом с ней. Мужчина принёс наши вещи, затолкал их на самый верх, сел напротив и стал расспрашивать, кто мы, откуда и куда едем. Когда узнал, что мы с Урала и едем в Уссурийск, как молодые специалисты, он изумлённо присвистнул:

- Эка! Из какой дали вы едете! Не страшно?

- Нет, - отвечаю, - не страшно. Я давно мечтала об этом.

          Нина отмалчивалась, в разговор не вступала, всё что-то хмурилась и недовольно на меня посматривала. Улучив минутку, она потянула меня в коридор и сердито зашептала:

- Ты зачем взяла купейные билеты? У нас ведь теперь, наверное, денег не осталось!

          Общей Денежной кассой, как старшая, ведала я.

- Да! Взяла! А что было делать? – возмутилась я, - сидеть в Чите ещё целые сутки?! А? Недовольна? Стояла бы сама в очереди, посмотрела бы я, что тебе удалось бы взять.

          Мы молча стояли, уставившись в тёмное, ночное окно. Потом я, не вечно же стоять, примирительно обняла Нину за плечи и повернула лицом к себе:

- Ну, не сердись, ладно? А деньги остались, - я широко и жизнерадостно улыбнулась, - целых два рубля с копейками. Доберёмся как-нибудь.

          Из купе вышел мужчина, и мы замолчали.

- Вы чего не ложитесь спать? Берите постели и на боковую. После таких переживаний надо спать. А мы с дочкой утром выходим.

- Не, мы постели брать не будем, так поспим.

- Как это не будете? Вам ещё почти двое суток ехать. Разве можно без постели?

          Мы с Ниной смущённо опустили глаза. Не скажешь же ему, что у нас нет денег на постели. Но он, по нашему виду, наверное, и так всё понял. Ни слова не говоря, прошёл к проводнику и через минуту вернулся с двумя комплектами белья.

- Немедленно стелите постели и спать. – Нарочито строго сказал он. – А я пойду пока покурю.

          Не успели мы его поблагодарить, как он скрылся в тамбуре. Быстро постелив постели на верхних полках, мы блаженно растянулись на чистых простынях, пахнущих хлоркой. Сон сморил нас мгновенно.

          Мы не слышали, как наш попутчик вернулся в купе, не слышали, как он с дочкой рано утром выходил на своей станции. Даже не догадались спросить потом у проводника, как называлась станция, где они вышли.

          Проснулись очень поздно, в купе мы были одни. На столике, наполовину выглядывая из-под подстаканника, лежали пять рублей и записка. «Милые, славные, девочки, от всего сердца желаю вам счастья и удачи, Храни вас Бог на вашем жизненном пути. Ваш попутчик, Владимир».

          Мы с Ниной обнялись и разревелись. Я, свято верящая во все приметы, такое проявление доброты и участия, посчитала хорошим предзнаменованием.

- Это к добру, - сказала я, - значит там, куда мы едем, всё будет хорошо.

          Где-то он теперь наш попутчик? Помнит ли глупых девчонок с далёкого Урала? Жив ли? А мы с Ниной будем помнить его до конца нашей жизни.

          Перед самым Хабаровском к нам в купе заглянул проводник. Оказалось он совсем не злой, а скорее наоборот.

- Ну, девчонки, - совсем не сердито заговорил он с нами, - натерпелся я вчера из-за вас страху. Всю ночь корвалол пил.

          Обрадованные, что он на нас уже не сердится, мы с Ниной наперебой стали извиняться перед ним.

          В Хабаровске поезд стоял целых сорок минут. Можно было пойти на привокзальную площадь, поглазеть на город и на людей вблизи. Но мы так боялись, как бы поезд не ушёл без нас, что простояли у своего вагона всё это время.

          От Хабаровска поезд повернул строго на юг. Через пару часов местность за окном резко поменялась. Куда подевалась дремучая тайга, высокие горы, туннели? Перед нами замелькали невысокие холмы, которые здесь называют сопками. Густо поросшие дубняком и кустарником. Они смотрелись, как стога свежескошенного сена. Мы въезжали в Приморский край. Я разочарованно смотрела по сторонам. А где же Уссурийская тайга? До самого горизонта только сопки, сопки, сопки, перемежающиеся ровными пространствами, похожими на наши Уральские степи.

          Стоило ли ехать в такую даль, чтобы увидеть то, от чего мы уехали. Моё настроение сразу упало....