Александра Чернышева Два рассказа...

ЯНТАРНЫЕ БУСЫ 

   Александра Чернышева

Мама подняла меня чуть свет. За окном, разрисованном морозными узорами, было темно.

- Пойдёшь к Петиным, понянчишь Альку, - сказала мама.

- Мам, я не хочу, не хочу. На улице холодно, темно, - заканючила я.

- Ну, вы же не на улице будете, а в доме. Дома тепло. Тётя Вера угостит тебя чем-нибудь вкусным.

 Последний довод заставил меня переменить своё решение, во чтобы то не стало не ходить к Петиным. Правда, чуть что -  иди нянчи сопливую девчонку. Мне почти семь лет, а Альке и двух нет. Мне с ней неинтересно. Она не разговаривает, а только «бекает» и «мекает». Но то, что тётя Вера всегда угощала меня чем-нибудь вкусным, чего у нас в доме и в помине не было, это правда. Только по этой причине всякий раз, когда мама отправляла меня нянчиться с Алькой, я, немного попротестовав, соглашалась. Вот и сейчас, нехотя встала с постели, нехотя стала одеваться. Мама меня поторапливала:

- Иди уже, тёте Вере на работу надо, - говорила она, повязывая меня толстым шерстяным платком крест на крест на груди, концы пропустила под мышки и завязала узлом на спине. Сразу телу стало тесно и неуклюже.

       Мороз на улице сразу схватил за нос, перехватил дыхание. Я натянула край платка до самых глаз. От холода хотелось и глаза прикрыть, но тогда как же я увижу, куда идти? До Петиных домчалась одним духом.

       Тётя Вера, одетая в пальто, пуховую шаль и валенки, уже с нетерпением ждала меня. Свои наказы давала уже  на ходу. Потом хлопнула дверь за ушедшей тётей Верой, и в доме стало тихо. Алька ещё спала, чему я была очень рада. Хоть бы она спала подольше. В доме было тепло, чисто, пахло молочной кашей. Я носом с шумом втянула в себя вкусный запах. Рот сразу заполнился слюной, в животе забурчало. Подошла к плите, приподняла крышку чугунка. Вот она, густая, рассыпчатая, покрытая сверху коричневой пенкой, каша.

       Нестерпимо захотелось съесть хотя бы ложечку. И я съела. Черпала ложкой прямо из чугунка и не могла остановиться. Опомнилась, когда ложка стала скрести по дну чугунка. Я испугалась, ведь каша для Альки, чем её теперь кормить. Мне-то тётя Вера оставила на столе кружку молока и большой ломоть хлеба, к которым я не прикоснулась. А Алька в соседней комнате уже заворочалась, захныкала. Я слышала, как она сползла с кроватки на пол и шлёп, шлёп, зашлёпала босыми ногами в мою сторону. Увидела меня, обрадовалась. Заулыбалась, слёзы сразу высохли. Я всё ещё продолжала держать в руке ложку, всю облепленную кашей. Алька показывает то на ложку, то на свой рот «ням, ням, няня». Есть просит.

- Сначала на горшок, - строго говорю я, - а потом уже будешь есть.

       Алька покорно садится на горшок. Сидит долго, прикрыв глаза, как-будто продолжает ещё спать, а я в спешке выскребла остатки каши в миску. Немного набралось, но хватило, чтобы Алька на время успокоилась.

Чем теперь её занять? Расстелила одеяло посреди комнаты, принесла все её немудреные самодельные игрушки, пускай играет. Но Алька игрушек не хотела, она тянула ручонку к комоду. И всё пыталась что-то сказать, но получалось только «ы-ы-ы».

       На комоде стояли какие-то фигурки, баночки, скляночки, Флакончики и большая красивая шкатулка, по форме похожая на сундучок. Когда я до неё дотронулась, Алька радостно загыкала «ы-ы-ы».

       Я поставила шкатулку на одеяло, открыла крышку. Алька тут же нырнула в неё чуть ли не с головой. Стала всё вытаскивать и раскладывать перед собой на одеяле. Чего там только не было! Колечки, серьги, бусы, броши и другая мелочь. Меня это совсем не интересовало. Главное Алька занята.

       Но вот Алька вытащила снизку бус из жёлтых полупрозрачных камушков. В лучах солнца, пробивающегося через морозные стёкла, камешки налились теплом, стали как живые. В их глубине проглядывали узоры, крапинки, целые картинки. Они были похожи на солнечное лето. Я протянула руку, намереваясь взять их, прижаться к ним лицом, ощутить их тепло и приятность. Но Алька, вредная девчонка, оттолкнула мою руку, закричала: «Не, не!», и вдобавок разревелась. Пришлось ещё её успокаивать. Время близилось к обеду. Скоро должна была вернуться тётя Вера. Алька опять захотела есть. Захныкала, палец в рот суёт «ням, ням няня». Каши, увы, нет. Недолго думая я накрошила хлеб в миску, залила молоком, хорошо растолкла. Получилось что-то вроде каши и Алька съела всё за милую душу, видно сильно проголодалась. Потом ей приспичило на горшок. Пока я убирала за ней, она свалилась тут же на одеяле и уснула.

       Я торопливо стала собирать в шкатулку разбросанные Алькой вещицы. Если тётя Вера увидит, ей не понравится, что я дала Альке всё это на игрушки. Всё сложила до единой штучки, кроме жёлтых бус. Я взяла их в руки и ощутила тепло, исходящее от камней. Заглянула в их таинственную глубину и… не могла расстаться с ними, опустила бусы в карман своего пальто. Представила, как дома, когда никого не будет, я вдоволь насмотрюсь на них.

       «А, вдруг, тётя Вера заметит пропажу? – мелькнула-таки мысль. – Ничего, - утешила я сама себя, - она ничего не заметит, а я потом снова положу бусы в шкатулку».

       Тётя Вера пришла весёлая, разрумяненная. От неё пахло морозом и конфетами.

- Как вы тут? Алька ела?

- Ела, ела, ещё как ела. Целый чугунок каши опростала. Видите, спит теперь.

Тётя Вера тихо засмеялась потрепала меня прохладной рукой по волосам.

- Спасибо тебе, Шура. Можешь идти домой. Вот тебе за труды. – Она вытащила из кармана пальто бумажный кулёчек и протянула мне. В нём были конфеты «подушечки», от которых исходил сладкий аромат.

       Но даже конфеты в этот момент меня мало интересовали. Мне хотелось побыстрее очутиться дома наедине со своим сокровищем – бусами. Я сказала тёте Вере «большое спасибо», быстренько оделась и побежала домой.

       Концы не завязанного платка от бега разлетались в разные стороны и волочились по снегу. Иногда я наступала на них и падала. Никогда ещё я так быстро не бегала.

       Дома никого не было. Какое счастье! Папа на работе, старшие брат и сестра ещё не вернулись из школы, а мама, наверное, ушла к кому-нибудь.

       Я скинула пальто, вытащила из кармана бусы и забралась на печь. Я рассматривала жёлтые камешки и так и сяк, перекатывала их с ладони на ладонь, прижимала к лицу, и всё никак не могла налюбоваться ими.

       Вдруг резко хлопнула входная дверь и я услышала мамин сердитый голос:

- Где эта паршивка?! Я с неё шкуру спущу! Ишь чего удумала – воровать!

И в ответ тихий голос тёти Веры:

- Погоди ты, Мотя, может это и не она?

       Я хотела крикнуть, что не воровала, но голоса не было. Было стыдно и обидно одновременно. Ведь я не воровала, а взяла на время, поиграть.

       Мама заглянула на печь. Я, вся съёжившаяся, сидела тихо, как мышь, в самом углу.

- А, вот ты где! Ну-ка слазь, живо!

       Я ещё сильнее вжалась в угол. Мама приподнялась, схватила меня за руку и рывком скинула с печи. Я грохнулась на пол, как куль с картошкой. Зажатые в кулаке бусы от удара отлетели в сторону.

- Эти, что ли, бусы? – спросила мама.

- Эти, эти! – обрадовалась тётя Вера. В голосе её чувствовалась какая-то неловкость.

       Мама схватила веник и стала хлестать меня по чему ни попадя.

- Я тебя научу, как брать чужие вещи! – истерично кричала она. – Ты у меня запомнишь на всю жизнь!

- Мама, мамочка! – захлёбываясь слезами молила я, - я не насовсем, я только поиграть!

       Но мама ничего не хотела слушать и продолжала охаживать меня веником, пока уже тётя Вера не вырвала его из маминых рук. Мама, тяжело дыша, рухнула на лавку. Я сидела на полу, размазывая кулаками слёзы.

- Ну, что ты разошлась? – сказала тётя Вера маме. – Она же ещё ребёнок. Сказала же тебе, взяла поиграть.

       Мама сидела с каменным лицом, как-будто и не   слышала, что говорит ей тётя Вера. По щекам у неё ручьями бежали слёзы. Тётя Вера ещё немного постояла и тихо вышла за дверь.

       Я встала перед мамой на колени, уткнулась ей в подол и горячо шептала: «Мамочка, не плачь, я больше не буду!». Моё маленькое сердце разрывалось от жалости к ней. Какой стыд ей пришлось пережить из-за меня. И всё-таки мне было обидно, что мама не поняла меня и посчитала воровкой.

********************************************************************

                          ОХОТА  НА  РАКОВ

                          Александра Чернышева

       Удивительная река Солянка! Цепь круглых озёр, соединённых между собой протоками. Вода в озёрах холодна и прозрачна из-за многочисленных родников, бьющих со дна. Даже в самые жаркие летние дни она прогревалась только на поверхности. Но стоило опустить ноги поглубже, как их охватывал ледяной холод. Озёра были так глубоки, что мало кто из взрослых, нырнув, доставал дно, а что говорить о нас, мелюзге. Мы и не пытались. Протоки наоборот были мелкими, густо заросшие водорослями, под которыми таилась коварная тина. Только ступишь в протоку, ноги тут же погружались в неё чуть ли не по колено. Вода в протоках тёплая-претёплая.

       Вот сюда-то, в конце июня, начале июля и выползали раки метать икру, И было их такое множество, что шагу ступить нельзя. Когда наступала эта благодатная пора, мы отправлялись на охоту за раками. Мы – это я, младшие сёстры Валюська с Зоей и племянник Гриша, Хотя последний жил в другой деревне, однако не упускал случая поучаствовать в такой охоте. Только, бывало, подумаешь: «А не пора ли идти за раками?», а он уже тут, как тут, как-будто слышит на расстоянии.

       Ловлей занимались я и Валюська. В обязанности Гришки входило везти тележку вдоль реки. В ней лежал большой мешок для раков. Зоя собирала выброшенных на берег раков и складывала их в этот мешок. Как видите проводилась «крупномасштабная операция под названием «Охота на раков».

       Вылавливать раков тоже своего рода искусство. Мы с  Валюськой медленно, увязая в тине, продвигались по протоке против течения, чтобы муть, поднимавшаяся от наших ног, не мешала нам высматривать раков. Раки, как известно, всегда пятятся назад при малейшей опасности. Вот эту их привычку мы и обернули в свою пользу. Осторожно опускали в воду одну руку поближе к хвосту, а другой махали перед его мордой. Рак стремительно откатывался назад, тут-то мы его, голубчика, и хватали. Схватив, выбрасывали на берег. Однако, бывали и неудачи. Рак стремительно проскальзывал под ладонью и пальцы хватали пустоту.

       Нередко в таких случаях рак успевал клешнями распороть кожу на руке. Маленьких раков мы не брали.   Выбирали самых крупных. Иногда попадался такой крупный рак, что Зоя, при виде его начинала визжать и боялась брать его в руки. В таких случаях Гриша был на подхвате. Он был бы несказанно рад сам собирать раков, но Зоя такое удовольствие ему нипочём бы не уступила. Пока проходили протоку от озера до озера, вода в ней становилась мутной от взбаламученной тины. Тогда мы выбирались на берег и ждали, когда вода опять станет прозрачной и напуганные раки малость успокоятся. После этого делали ещё один заход. Бывало, за два захода вылавливали больше сотни раков. Довольные уловом, возвращались домой.

        Мешок в тележке шевелился от беспрерывного копошения в нём раков. Из него слышалось шуршание, скрежет, царапанье.

       Дома, в бане, вываливали всех раков в котёл, заливали водой и варили. Готовых раков вынимали в огромный таз, общими усилиями выволакивали его во двор, и начиналось настоящее пиршество. Ели только мясо из хвостов и клешней. Остальное выбрасывали курам. Они окружали нас со всех сторон, выхватывали куски чуть ли не из рук и растаскивали по всему двору. Расправившись с одним куском, неслись, раскрылившись, за другим. Вот потеха была, наблюдать за ними! Вскоре во двор начинали проникать соседские куры и норовили себе тоже отхватить лакомые кусочки. Но наши так раскудахтаются, такой поднимут шум,  с таким остервенением начнут долбить клювами чужаков, что им, поневоле, приходилось убираться с чужого двора восвояси.

       Но самый смак в раках – икра. Только с икрой мы брали не больше десятка, чтобы полакомиться. Иначе, если переловить всех, что будет на следующий год? То-то и оно!

       Мама, глядя, как мы расправляемся со своим уловом, качала головой, приговаривая: «Ну, чисто дикари, прости Господи!». А мы со смеху только покатывались.

       Охоту на раков мы устраивали только один раз за всё лето. Наедались до отвала и до будущего года на Солянские протоки больше ни ногой. Довольствовались тем, что ловили в реке Кувай. Она, в те времена, тоже была богата и рыбой, и раками.

     …Год назад я была в своей родной деревне. Вместе с подругой детства Катей, прошлись по берегам Солянки. Ничего не осталось от былого великолепия и изобилия. Озёра почти высохли, лишь на самом дне поблескивали небольшие лужицы. Протоки пересохли, густо заросли камышом, Где та рыба, и где те раки? Скорее всего они все погибли. А жаль!

                                                                         Кувай – Орск, 2010 г.