Вокруг медвежьей лапы... 3. Спекуляции на сказке: безобидные и не очень...

Вокруг медвежьей лапы... 3. Спекуляции на сказке: безобидные и не очень...

Блог пользователя Serhi
11 ноября, 13:37 , ссылка
Метки: дети, литература, медведь, медвежья лапа, народ, народные сказки, насилие, панюшкин, псевдонаука, спекуляции, страх, ужас, фольклор
В конце 80-х, когда убрали идеологическую цензуру, попалась мне в каком-то журнале интересная статья по поводу русских народных сказок и менталитета русского народа. В ней обращалось внимание на то, что очень часто героями русских народных сказок выступают Иван-дурак и тот из зверей, который любит и умеет лучше всех остальных обманывать других (обычно это лиса) :) Насколько я помню, в статье приводились в сравнение американские сказки, в которых главный герой стремился добиться всего трудом и упорством. Ну, Бог с ними, с американскими "народными" сказками, я так и не нашел времени, к сожалению, поискать их и почитать, чтобы составить представление. Но вот про наши мысль та показалась свежей и интересной.

Ведь действительно, обычно братья Ивана-дурака работают, а он не очень рвется работать, а только посмеивается и ждет какого-нибудь волшебства, после которого все его проблемы решатся. И что интересно - такое волшебство действительно происходит рано или поздно!

А что касается обмана - тоже трудно утверждать, что ситуация не типична :) Иногда обманщик даже норовит еще и посмеяться над обманутым героем. Помните, лису и волка и ее "Битый небитого везет"? И, вроде бы, предполагается, что слушатель должен посмеяться над незадачливым волком и оценить юмор (точнее, наверное, цинизм и подлость?) лисы? Чему же должны учить такие сказки и почему они появились?

Года три назад наткнулся я на книгу с названием, отражающем как раз эту же тему: В. Панюшкин "Код Горыныча. Что можно узнать о русском народе из сказок". Книга занятная, прочитать стоит, имхо, но все-таки автор часто ради красного словца пренебрегает истиной. Впрочем, во вступлении автор честно указывает, что главным критерием при написании его статей была занимательность для читателей!:)
Само вступление тоже занимательное. Прочитайте:


КОД ГОРЫНЫЧА
Что можно узнать о русском народе из сказок

Валерий Панюшкин

Вступление

"Идею этой книжки подсказал мне банкир Михаил Фридман. Как-то раз мы разговаривали о приватизации, и Фридман заметил:
— Вы сказки русские читали? Помните сказку «Вершки и корешки»? Ну вот. Это же история про то, что если заключенный тобой договор через полгода оказывается невыгодным, то условия договора можно не соблюдать. Как в таких условиях прикажете вести бизнес?

Я перечел сказку «Вершки и корешки». И предложил газете «Ведомости» раз в две недели публиковать мои соображения по поводу русских народных сказок, ибо они и впрямь, как мне показалось, многое объясняют о природе российского бизнеса, российской политики и российской общественной жизни.

Чтение сказок сделалось для меня повседневным занятием на целый год. И месяц от месяца занятие это представлялось мне все более мрачным, значительно более мрачным, чем я думал поначалу. Разумеется, любой аутентичный фольклор жесток и иррационален, будь то «Старшая Эдда» или индейские сказки про Кецалькоатля. Но если сказки выражают народное подсознание и если я часть народа, то жутковато бывает откапывать у себя в подсознании этакие бездны.

Каждый раз, когда выходила в «Ведомостях» очередная колонка, читатели газеты набрасывались на меня с остервенением. Обвиняли в русофобии, в безграмотности, в склонности бредить под воздействием тяжелых наркотиков. Советовали почитать «Морфологию сказки» Проппа, прежде чем высказывать в печати свои мысли. Шутники советовали прокомментировать «Колобка». Ну что ж, настал день, когда я прокомментировал и «Колобка», обнаружив, что неадаптированные варианты сказки далеки от невинности, столь знакомой нам но детским книжкам и мультфильмам.

Временами какая-то из сказок так насущно перекликалась с политическими событиями, что читатели мои не верили в самое существование описываемой мною сказки, считали ее химерой моего болезненною сознания, политическим, придуманным на злобу дня памфлетом. Они писали на форуме «Где он это взял? Сроду про такую сказку не слышали?». Но тут же находился на форуме внимательный читатель Афанасьева, тут же выкладывалась на соответствующую сказку ссылка, и между читателями завязывался спор, считать ли меня лживым злоумышленником и диверсантом либо же злоумышленником и диверсантом правдивым.

Никому почему-то не приходило в голову думать, что я искренне хочу разобраться в том, как устроен мозг русского человека. Хотя бы потому, что я русский человек и русские сказки помогают мне понять, как устроен мой собственный мозг, почему в тех или иных обстоятельствах я действую так или иначе. Возможно, эта мысль потому не приходила никому в голову, что благожелательные люди не пишут на форумах газет. Для благожелательных людей, существование которых я смею все же робко предполагать, я собрал свои колонки и публикую отдельной книгой в надежде на... Без всякой почти надежды.

Можно ли считать мои комментарии к русским сказкам спекуляцией? Конечно! Я не претендую ни на научность, ни на полноту. Я претендую лишь на занимательность. Я надеюсь, нам занятно будет окунуться в волшебный мир русских сказок. Если, конечно, заглядывание в бездну — пусть и легкомысленное — бывает занятным."


А вот и глава книги о знакомой нам уже сказке. Версия сказки и размышления автора о ней и о нас:


ТОТЕМИЧЕСКОЕ ЖИВОТНОЕ

"Коротенькая сказка «Скирлы, скирлы» замешена на настоящей, тотемической какой-то жути. Жили-были старик со старухой, и однажды старухе захотелось медвежатины. Казалось бы, ничего сказочного из этой ситуации не может произойти. Старик должен пойти в лес и, если он ловкий охотник, убить в лесу медведя, освежевать тушу, снять шкуру и предоставить старухе черное медвежье мясо для кулинарных целей.

Однако же нет, старик в сказке «Скирлы, скирлы» идет в лес не с ружьем и не с рогатиной, традиционным русским оружием для медвежьей охоты. Старик идет в лес с топором. Он находит в лесу под кустом спящего медведя, отрубает медведю (спящему!) лапу и уносит отрубленную медвежью лапу домой.

Дома старуха срезает с медвежьей лапы шерсть и мясо. Медвежье мясо старуха кладет вариться в котел, а с медвежьей шерстью садится к окошку прясть.

Тем временем в лесу, проснувшись, медведь обнаруживает, что у него нет лапы. Удивительная история: когда старик медведю лапу отрубал, тотемический наш зверь даже и не подумал проснуться, но вот проснулся же рано или поздно, обнаружил пропажу лапы и пришел в ярость.

Разгневанный медведь идет в деревню, ищет отрубившего лапу старика и — что бы вы думали делает? — становится у окон его дома и поет. Фактически медведь идет к дому старика на митинг и ведет себя как толпа на митинге. Первые его слова так же бессмысленны и невнятны, как невнятно бывает па митингах выражение народного гнева. «Скирлы, скирлы, скирлы, — поет медведь. — Скирлы, скирлы, скирлы». Я даже затрудняюсь сказать, какой частью речи является слово «скирлы». Что это, междометие? И если это звукоподражательное междометие вроде «гав», «мяу» или «кар», то почему междометие вынесено в заглавие сказки? Можно ли представить себе сказку про кота, называющуюся «Мяу, мяу»? Нет, мне кажется, в этом «скирлы, скирлы» концентрируется какая-то глубокая, земляная, тотемическая медвежья мысль о попранной справедливости.

Медведь поет:

Скирлы, скирлы, скирлы,
На липовой ноге,
На березовой клюке.

Вот что такое, оказывается, «скирлы, скирлы» — это скрип деревянного протеза. Если кто-то хочет разобрать тот бред, который песет медведь, то перевести его слова с митингового языка на человеческий можно было бы так: «Я вынужден ходить на деревянном протезе». Медведь поет:

Скирлы, скирлы, скирлы,
Все по селам спят.
Одна баба не спит.
Мою шерсть прядет,
Мое мясо варит.

Ужас, конечно! Митингующий медведь ужасен. И обладает всеми основными свойствами митингующей русской толпы: он огромный, он грозный, он искалечен, и он не может сформулировать своих требований.

Перепуганные старик и старуха прячутся от медведя, старик — на полке в горшке, старуха — на печи. Но прежде чем спрятаться, старуха открывает люк, ведущий в подпол, и входную дверь в избу. Чтобы заманить медведя, старуха ставит у двери щи, сваренные из медвежьего мяса.

Это ловушка. Взыскующий справедливости медведь не может устоять перед щами, даже несмотря на то, что они сварены из его собственной лапы. Он входит в избу и ест.

А потом не понятно, что ему делать: вести переговоры? Требовать компенсаций больших, чем щи? Мстить? Медведь видит старика, сидящего в горшке на полке, лезет старика с полки достать, срывается, падает в раскрытый погреб, ломает шею, да так и остается лежать в погребе практически неиссякаемым для старика и старухи запасом мяса. Сказка говорит, что старик и старуха «посейчас еще носят мясо из подполья».

Так устроена справедливость."

Аналогии с митингами и толпой мне кажутся сомнительными, но некоторые мысли интересны, правда?
Хотя мне показалось, что автор слишком легко делает выводы, не особенно утруждая себя изучением источников и литературы по теме. Поэтому выводы хоть и занимательны, но не всегда объективны и только похожи на правду. Но мне кажется, что они не опасны для общества. Или это только кажется?

А вот про автора следующей "научной" работы такого уже, думаю, нельзя сказать. Имени не буду называть, чтобы не рекламировать автора этой халтуры от науки:)
(в ссылках в квадратных скобках оставлены только номера книг и статей по списку литературы внизу, номера страниц убраны)

ФЕНОМЕН НАСИЛИЯ В РУССКОЙ СКАЗКЕ
текст научной статьи по специальности «Философия»

Журнал: Известия Томского политехнического университета
Год выпуска: 2009
/.../
Ключевые слова: феномен насилия, сказка, культурная идентификация, самобытность, ментальность, русский характер, violence phenomenon, tale, cultural identification, originality, mentality, russian character

Аннотация научной статьи по философии

Исследуется вопрос об онто-гносеологическом аспекте феномена насилия, понимании и осознании его истоков и форм проявления на основе сюжетов русских сказок. Продемонстрирована взаимосвязь феномена насилия и ментальности русского народа."


ФЕНОМЕН НАСИЛИЯ В РУССКОЙ СКАЗКЕ

Томский государственный университет систем управления и радиоэлектроники

"В настоящее время существует большое количество философских, психологических и других характеристик понятия феномена насилия. Следуя логике выдающего философа Ницше, предвосхитившего и обосновавшего культурно-философское значение насилия в обществе, можно заключить, что насилие как физическая форма человеческого существования является некой социальной нормой в обществе «супершимпанзе» [1]. Оно позволяет выстроить естественный способ общения одного индивида с другим. Природой данное и обществом широко используемое насилие является эффективным инструментом человеческого общежития. Русская культура, как отмечали многие культурологи, историки и философы, своей важной отличительной особенностью имеет некое моральное обоснование и принятие насилия. Однако именно этот вопрос многих ставил в тупик. «Нравственно оправданным насилие могло бы быть только в том случае, если бы у него было получено согласие тех, против кого оно направлено. Ну, если возможно такое согласие, то зачем нужно насилие? Насилие во благо - это скорее всего логическая несуразица» [2].

В отечественной и зарубежной философии феномен насилия в русской культуре традиционно объяснялся с позиции существования различных исторических и культурологических характеристик. Будь то наличие золотоордынского ига; крепостного права; особого географического нахождения страны в целом, протяженности границ, окруженной враждебными государствами и, наконец, относительно приемлемой почвой для зарождения социализма в его одиозном характере, требующим беспрекословного подчинения властям марксизме-ленинизме (сталинизме) [3]. Истоки всех этих политических событий напрямую связаны с наличием особой русской ментальности. Важным источником, раскрывающим суть этих процессов являются сказки как подсознательная, иррациональная, свободная от каких-либо политических заказов часть традиционной культуры Руси.

Русские сказки - кладезь для познания основ нашей ментальности и уникальности. Они раскрывают нам наши особые отличительные характерные особенности. Русский человек верит в чудо, ждет его, он иррационален, в своих действиях, терпелив, находчив и поразительно всепрощающ [4]. Принятие насилия как необходимого условия жизни и ее неотъемлемой характеристики свойственно обычному русскому человеку. В подтверждении этого можно привести в качестве примера сказку «Скирлы-скирлы» Сюжет этой сказки при первом прочтении кажется бессмысленным и нелогичным. Согласно истории, старик был послан своей старухой, захотевшей медвежатины, в лес с целью убить медведя. Старик, взяв топор, отправился в дорогу и в лесу наткнулся на спящего медведя. Недолго думая, он, не решившись его убить, почему-то отрубает ему лапу, на что «медведь даже не пошевельнулся» [5]. Вернувшись домой с отрубленной медвежьей лапой, натыкается на старуху, недовольную столь небольшой добычей. Тем не менее она разделывает лапу. Из мяса варит щи, а шерсть пускает на пряжу. Медведь же, спустя некоторое время, просыпается и обнаруживает «пропажу». Разгневанный и обезумевший «царь леса» находит своих обидчиков, становится у их дома и с горьким плачем напевает:

«Скирлы-скирлы, скирлы.
Все по селам спят,
Одна баба не спит,
Мою шерсть прядет,
Мое мясо варит» [5].

Однако медведь не устоял от запаха щей, баба его запустила в дом и накормила яством из его собственной лапы. После ужина, пытаясь поговорить с обидчиком, медведь полез на печь, где спал старик. Но, оступившись, медведь падает в открытый погреб и погибает, оставшись там лежать неиссякаемым запасом мяса. Согласно сказке, старик и старуха «посейчас носят мясо из подполья» [5]. Эта удивительная сказка наглядно демонстрирует нам некие истоки насилия и отношения русских людей к этому феномену. Медведь, вероятно, собирательный образ русского народа. Он силен, огромен, но неорганизован, стихиен, непредсказуем и поразительно всепрощающ. Здесь прослеживается как минимум два вида насилия.

Во-первых, следуя сюжету сказки, дед был послан в лес старухой. Вероятно он вовсе не глава семьи. Всеми делами заправляет его старуха. Остается только поражаться столь явной силе этой властной женщины, которая отправила своего старого деда в лес, да еще и за медведем, так как ей захотелось медвежатины.

Во-вторых, факт самого насилия над медведем, царем леса. Имея все возможности его убить, старик, наткнувшись на спящего медведя, почему-то отрубает ему лапу. Вероятно, старик и медведь здесь выступают в роли зависимых от той или иной власти, несвободных от своей участи. Возможно это и заставило старика отказаться от своего ранее вынашиваемого замысла. Так же остается неразгаданным то обстоятельство, почему медведь не проснулся от ампутации конечности. Медведь, как и весь русский народ, терпелив, склонен многое прощать. Вероятно, именно эта терпимость и смирение над своей судьбой как данностью удивительным образом показано в этой сказке. Однако, как и медведь, весь могучий русский народ иногда сознательно допускает насилие над собой. Медведь спал, медведь пошел на примирение с обидчиками- поел щи и наконец, медведь стал еще и добычей двух практически немощных и старых людей, действовавших без посторонней помощи.

Насилие в целом в традиционной культуре Руси воспринималось не как из ряда вон выходящее явление, оно было обыденным и вероятно подсознательно русский человек внутри себя даже ожидает его. Насилие, возможно, выступает как некий стимул собственного самосовершенствования. /.../
"

И дальше идет прочий, как мне кажется, бред, который автор попытался замаскировать под науку. Особенно порадовало обоснование нескольких сомнительных гипотез автора просто словом "вероятно":)

Приведен и список (хорошей, кстати) литературы (а как же, научная работа ведь?), из которой автор надергал цитат, подходящих для подтверждения его идей. И в списке есть и упомянутая выше книга В. Панюшкина:

"СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Губин В.Д. Русская культура и феномен насилия // Вопросы философии. - 1995. - № 5. - С. 3-5.
2. Гусейнов А.А. Моральная демагогия как форма апологии насилия // Вопросы философии. - 1995. - № 5. - С. 5-12.
3. Гройс Б.В. Поиск русской национальной идентичности // Вопросы философии. - 1992. - № 1. - С. 52-61.
4. Ильин И.А. Почему мы верим в Россию. - М.: Эксмо, 2007. -911 с.
5. Панюшкин В. Код Горыныча: что можно узнать о русском народе из сказок? - М.: Альпина Бизнес Букс, 2009. - 144 с.
/.../

То есть этот такой "Код Горыныча" может уже использоваться для обоснования бредово-опасных идей некоторыми недобросовестными псевдоучеными, скажем, по каким-то своим меркантильным соображениям. Так может, не так уж безобидно пренебрегать истиной ради занимательности для читателя колонки в газете? Или на любую идею и статью может найтись дурак, который при желании извратит все что угодно и автор уже не может отвечать за такие последствия?