Место

       Непонятно почему, но ему всегда снилось это тогдашнее место. С самого детства. Хотя, из своих шестидесяти пяти он там прожил всего шестнадцать, все помнящиеся сонные события происходили именно в нём, в этом его младенческом месте.

       И давнишние детские ночные убегания то от сказочной нечисти, то от каких-то фашистских патрулей, и радостные встречи, и желанные подарки, - везде в снах было именно это место.

       Место. Старый жжёный солнцем дом, двор, окрестности. Хоть и говорила бабушка, мол «Где родился, там и пригодился», он-то где только не пригождался. Времена были такие. Лёгкие на подъём, перемётные. Карты в колоде так не тасуются как тасовался тогда повсюду народ.

       Первое время, как он это своё место оставил, снилось оно сильно, тягуче, со щемящим зовом. С таким, что бросить бы всё, рвануть туда, хоть на минуточку открыть дверь, заглянуть, и можно обратно.

       Потом, вроде, стало сниться потише. Возникали в снах и другие места, но после просыпу те почти не помнились. А это место зацеплялось в утреннюю память всегда, хоть уже и без этого тоскливого позыву.

       Высшее в чужом городе, снова армия, только уже с офицерскими погонами, гарнизонная жизнь в разных нецентральных местах. А сны всё с тем же его первоначальным местом.

       Уж и родителей там давно нет, дети, внуки совсем по другим местам.

Пенсия. А во сне, что ни происходит, - всё тот же старый дом с повидавшими времена стенами, двор, да окрестности.

       Ехать было незачем, но он поехал. Так, без особой какой-то цели, просто побывать и увидеть. В другие-то места очень многие для этого ездят, - увидеть и побывать. А он сюда, в своё то место. Ехать не долго, транспорта сейчас, - всякого.

       Дорога быстрая, и пока ехал, он всё с каким-то вязким опасением всматривался в себя, уговаривая не ждать от поездки хорошего, чтоб потом не разочароваться. И чем ближе к месту, тем явственнее внутри протягивались струны, давным-давно, казалось, спущенные с колков. Каждая из них вдруг напоминала о себе, вроде, совсем забытым дзынем, встраиваясь в унисон уже натянутым своим соседкам.

       Всё, конечно, там было другое, и другое давно. Окрестности заполнили детали, которых тогда, раньше, небыло и быть не могло, и знакомые строения перемежались с совершенно другими. Но разочарования почему-то не наступало. Почему, ведь всё не то?

       Сидя на чужой лавочке, он снова вслушался в себя и, вдруг, явственно осознал, что все струны, которые по одной так чувствительно натягивались в его грудной клетке, колеблются, издавая тихую музыку. Они звучат, встраиваясь в один красивый аккорд с чем-то, что звучало здесь очень давно. Изначально, и до его нынешнего приезда, и даже, наверное, до его появления на свет. Всегда. На струнах его души играла его родина.