Про российскую Джамахирию

Скоропостижная отставка министра обороны Анатолия Сердюкова, вопреки расхожему мнению, не означает неизбежной череды других громких отставок. Точнее, не надо преувеличивать степень громкости любых отставок. Один из парадоксов позднего путинизма заключается в том, что режим и власть расходятся друг от друга «географически» все дальше. Проще говоря, вся реальная власть в стране находится у людей, никаких государственных постов не занимающих.

Именно поэтому практически никакие отставки в сегодняшней России не являются громкими и не покушаются на устои. Скорее могут быть громкие назначения—попытки разбавить «двор» совершенно новыми и неожиданными персонажами вроде Игоря Холманских. Что и подтверждает назначение главы фракции «Единой России» Андрея Воробьева и.о. губернатора Московской области. Но, надо заметить, полпред от станка после назначения явно не стал сколько-нибудь влиятельным политическим игроком в России — просто заставил элиту нервно и брезгливо поморщиться.

Разговоры о  вступлении режима в стадию терминального самопожирания (ту самую, выраженную Корнеем Чуковским  в «Тараканище» блестящей политтехнологической формулой на все времена: «волки от испуга скушали друга») после отставки Сердюкова вспыхнули с новой силой. Действительно, Сердюков был в доску свой, назначался на пост министра обороны лично президентом Путиным и через женитьбу на дочери экс-премьера Виктора Зубкова входил в число самых приближенных особ. Назначение на это место Сергея Шойгу, вроде бы самим Путиным из федеральной власти совсем недавно низринутого, вполне вписывается в логику рассуждений о «кадровом голоде». Но пока этот голод и это самопожирание для режима не терминальны.  

По большому счету, кроме премьера Дмитрия Медведева непосредственно во власти не осталось ни одного знакового путинского человека, чья отставка могла бы считаться серьезным сигналом к началу «революции сверху».  Да и гипотетическая отставка Медведева при нынешней конструкции власти стала бы громкой  лишь из-за его четырехлетнего зиц-президентства и безвозвратно канувшего в Лету слова «тандем». 

История Михаила Касьянова доказала, что в путинской России ничего не гарантировано бывшим премьерам. Однако Касьянов никоим образом не был человеком Путина и даже человеком тех, кто ставил Путина на президентство в 2000-м. На карьеры бывших президентов постсоветская  Россия до сих пор не покушалась никогда. Более того, Путина никто не сможет обвинить в том, что он нарушил политический контракт с Ельциным и его окружением. Федеральный закон с красноречивым названием «О гарантиях президенту Российской федерации, прекратившему исполнение своих полномочий, и членам его семьи» был одним из первых после прихода нынешнего президента в Кремль.

Завизированный Путиным в феврале 2001 года, этот закон стал одним из немногих в России, который действующая власть всегда честно исполняла. 

В этом смысле уход Медведева стал бы революционным сигналом для элиты. Причем, как раз из этих соображений Медведева увольнять даже опасно: ведь Путин вряд ли допускает для себя возможность существования в качестве бывшего президента без государственных постов. А если и допускает, надо искать такого преемника, который обойдется с ним не хуже, чем он сам с Ельциным. Так что лучше не создавать прецедент.

Разумеется, все ключевые должности во властных структурах по-прежнему занимают люди, обязанные своей карьере Путину. Это и глава кремлевской администрации Сергей Иванов, когда-то едва ли не главный кандидат в преемники. И первый замглавы администрации Вячеслав Володин. И мэр Москвы Сергей Собянин. И даже первый вице-премьер Игорь Шувалов, который еще до Сердюкова мог оказаться жертвой публичного финансового скандала. Но ни одна из этих политических фигур очевидно не является «режимообразующей». Не они формируют власть в сегодняшней России.

Если говорить о силовых ведомствах, всегда играющих особую роль в недемократических государствах, едва ли можно утверждать, что сколько-нибудь принципиальной для прочности режима стала, например, замена Рашида Нургалиева на Владимира Колокольцева в МВД. Хотя тоже ведь была очень громкая отставка после нескончаемой череды скандалов с милиционерами, а потом с их клонами-полицейскими. Ничего не изменила по существу и более давняя перестановка в ФСБ, когда Николая Патрушева, одну из знаковых фигур раннего путинизма, сменил Александр Бортников.

 Все принципиально значимые для сути режима фигуры никогда не занимали или более не занимают постов в органах государственной власти. Сечин, Тимченко, братья Ротенберги и  Ковальчуки, Якунин, Миллер—вот верховные главнокомандующие сегодняшней России, а заодно индикаторы готовности режима жертвовать своими ради самосохранения. Реальными показателями самопожирания стали бы отъем и передел собственности внутри этого круга, а также уголовные дела против крупнейших российских бизнесменов путинского розлива. Поэтому приобретающий публичные очертания бизнес-конфликт Сечина и Тимченко куда более опасен для судьбы нынешнего режима, чем сколь угодно скандальный уход в политическое небытие или даже посадка в тюрьму экс-министра обороны.

В таких режимах, как поздняя клептократия третьего срока, есть только одна по-настоящему громкая и значимая отставка—верховного главнокомандующего.

В российской истории такие прецеденты были.  Но ни власти, ни ее противникам о них лучше даже не вспоминать.

Можно, как говорила одна моя знакомая школьная учительница, «льстить себя надеждой лестной», что нынешняя власть окончательно разрушит себя сама. Но даже если это произойдет, непонятно, сколько ждать. К тому же едва ли мы с вами не окажемся под руинами этого обрушения властных конструкций вертикального типа.