Брежнев сделал то, на что не решился Сталин

Тридцать лет назад страна не увидела традиционный концерт на День милиции. Вместо этого Центральное телевидение показало фильм "Человек с ружьем": "кипяточком бы разжиться", "товарищи, я видел Ленина!". А Леонида Ильича Брежнева уже никто больше не увидел.

В последний раз Брежнев появился на трибуне Мавзолея 7 ноября. И три дня спустя умер. Он был первым лицом в государстве, которое являлось орудием в руках одной партии, в течение восемнадцати лет. К этой позиции он подходил долго и – вот парадокс – хотя и достиг ее с помощью переворота, то был лишь последний шаг. Политический опыт к октябрю 1964 года у него был колоссальный. Сил и энергии тоже хватало.

О стиле брежневского руководства в самом начале его правления говорит одна деталь: после первого же толчка ташкентского землетрясения они с Алексеем Косыгиным оказались в столице Узбекистана. Сейчас бы этого никто не допустил из соображений безопасности – два высших лица государства не должны летать в одном самолете и появляться в одном и том же месте.

Но дальше о Леониде Ильиче можно судить по кадрам кинохроники. Все пышнее встречи, все самодовольнее выражение его лица и, главное, столь же спокойны и самоуверенны люди из свиты и начальники, принимающие его в республиках и областях. Никто не ждет разноса и выговора – благодать!

Брежнев сделал то, на что не решился Хрущев, не говоря уж о Сталине. Он допустил формирование горизонтальных связей внутри правящей элиты, привел (далеко не с самого начала правления, а постепенно) к власти свой земляческий клан, дав тем самым сигнал всей вертикали – можно.

Но именно это погубило вертикаль, а затем и всю систему. Общество, которое оставили в покое, отошло от голода и страхов прежних лет и стало задумываться. Происходило это не только в Москве и Ленинграде, но и в Тбилиси, Баку, Алма-Ате, не говоря уж о Риге, Таллине, Каунасе, Львове.

Могильщиками КПСС и СССР принято считать Горбачева и плеяду партийных интеллектуалов во главе с Александром Яковлевым.

Но был еще и министр иностранных дел Шеварднадзе. Был и один из самых выдающихся политических деятелей на постсоветском пространстве – Гейдар Алиев. И многие другие представители национальных элит, сформировавшиеся при Брежневе и взявшие власть в своих республиках.

Тридцать лет тому назад об этом никто не задумывался. На слуху было другое – рассказы о нравах семейства Брежнева и его приближенных. Самое поразительное, что все эти сплетни оказались правдой. Сколько времени прошло, а детективы о событиях начала восьмидесятых до сих пор снимают. Хотя после этого материала прибавилось.

Брежнев не был тихим добряком. Он был человеком расчетливым и хитрым, умевшим располагать к себе людей. Тихий добряк не возглавил бы заговор против импульсивного и непредсказуемого Хрущева, не чуждого мстительности. Не перехитрил бы Шелепина, не расправился бы с "пражской весной".

И у него были не вполне простительные слабости – он недолюбливал Косыгина. Брежнев сделал мир безопаснее, начав политику разрядки, но закончил свою политическую карьеру бессмысленной афганской авантюрой. Но даже после этого ему хватило благоразумия отказать Ярузельскому, который упрашивал советское руководство поступить с Польшей, как с Чехословакией в 1968 году, когда сам Ярузельский командовал польским оккупационным контингентом.

Брежнев не оставил своим последователям цветущую страну – это легенда. Все, что происходило потом, подготавливалось и накапливалось в годы его правления, столь энергичного и многообещающего в самом начале и столь жалкого в конце. Несчастный старик, увешанный наградами, таким запомнился он современникам. Вместо реформирования и модернизации экономики – окончательный переход к сырьевой модели, вместо потребительского рая – талоны и очереди, вместо разрядки, расширения прав и свобод граждан – вторжение в Афганистан и карательная психиатрия.

И самое главное, ключевое. Под песни и пляски, под прославление дружбы народов и заклинания о нерушимости Советского Союза все, включая преемников Брежнева, включая Горбачева, проглядели рост национального самосознания, разрушавшего архаичные рамки союзной государственности. И это тоже началось при Брежневе.