Почему журналистика всегда интересуется аномальным и патологическим?

Этим вопросом сегодня задаются многие. Вот как это объясняется в моём учебнике "Как стать знаменитым журналистом" - привожу отрывок одной глав этого учебника.

...С этим набором стандартных сюжетных узлов, взятых из жизни, и работает журналист, как из кубиков, составляя из них свои тексты. И кубики одни и те же. Да и комбинации их повторяются. Ибо в конечном итоге все крушения всех поездов похожи друг на друга, как и все успешные полеты в космос или все президентские выборы. С точки зрения журналистики, то есть общественного знания и сознания, конечно. Человек, находящийся в центре события, естественно, переживает эти стандартные ситуации как нечто исключительное и абсолютно новое. Но
ЖУРНАЛИСТИКА, ПОЧТИ ВСЕГДА СООБЩАЯ О ЧАСТНОМ, ИНДИВИДУАЛЬНОМ, ПО СУТИ РАБОТАЕТ С КОЛЛЕКТИВНЫМ, ОБЩЕСТВЕННЫМ, МАССОВЫМ.

Ибо массова ее аудитория.
Индивидуальное переживание участника стандартной жизненной ситуации может быть очень сильным и даже представлять интерес для журналистики, но лишь в случае резкого отклонения от нормы. Неразделенная любовь — норма. Сильные переживания при этом — тоже норма. Самоубийство от неразделенной любви — резкое отклонение от нормы, а потому привлекает журналистов и становится предметом многочисленных публикаций в СМИ.

Если количество суицидов от неразделенной любви становится значительным (несколько событий в год), то здесь журналистов привлекает уже масштаб. Если два-три самоубийства подряд совершаются новым способом, так, как не совершались ранее, даже если поводы к самоубийствам были более чем банальны, это тут же попадает в поле повышенного внимания общества, а значит — становится актуальным для СМИ.
Так работает сформулированная мною ранее в этой лекции максима.

Но она существует и работает только потому, что есть еще более фундаментальная максима, которую по исторической справедливости надо бы назвать максимой имени Льва Толстого.

Он, как известно, начал «Анну Каренину» словами, которые уже должны были всплыть в вашем сознании под впечатлением моих рассуждений и особенно отдельных фраз из этой лекции: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастна по-своему».

По сути Лев Толстой написал именно то, что я хочу доказать в этой лекции.
ЖИЗНЬ СТАНДАРТНА («ВСЕ СЧАСТЛИВЫЕ СЕМЬИ ПОХОЖИ ДРУГ НА ДРУГА»), ПОТОМУ ЖУРНАЛИСТИКА И ОПИСЫВАЕТ ЕЕ ЧЕРЕЗ ПЕРЕДАЧУ СТАНДАРТНЫХ СЮЖЕТНЫХ УЗЛОВ, НО СОСРЕДОТОЧИВАЯ ВНИМАНИЕ НА ЛЮБОМ ОТКЛОНЕНИИ ОТ СТАНДАРТА («НЕСЧАСТЛИВЫЕ СЕМЬИ»). ОСОБО ПРИВЛЕКАЮТ ЖУРНАЛИСТИКУ РЕЗКИЕ ОТКЛОНЕНИЯ ОТ СТАНДАРТА, ОТ НОРМЫ. ОДНАКО И СТАНДАРТНЫЕ ОТКЛОНЕНИЯ ОТ НОРМЫ, И АНОМАЛЬНЫЕ ВСЁ РАВНО ВПИСЫВАЮТСЯ В МАТРИЦУ СТАНДАРТНЫХ СЮЖЕТНЫХ УЗЛОВ ЖУРНАЛИСТИКИ.

Кстати, с точки зрения журналистики, афоризм Толстого нужно бы несколько уточнить, лишив его изящной лапидарности.
ВСЕ СЧАСТЛИВЫЕ СЕМЬИ ПОХОЖИ ДРУГ НА ДРУГА, ВСЕ НЕСЧАСТНЫЕ — ТОЖЕ ПОХОЖИ. НО ЖУРНАЛИСТИКУ БОЛЬШЕ ИНТЕРЕСУЮТ НЕСЧАСТНЫЕ СЕМЬИ, ПОЭТОМУ В СМИ ИЗ НЕСЧАСТЬЯ ДЕЛАЮТ СОБЫТИЕ, А СЧАСТЬЕ — ПРОСТО НЕ ЗАМЕЧАЮТ.

Следствием такого положения вещей, в частности, является то, что есть одна книга, в которой наиболее полно изложены излюбленные журналистские жизненные ситуации. Надеюсь, несколько осмыслив сказанное в этой лекции, вы сами назовете мне эту книгу — при нашей следующей встрече. Если к тому времени не догадаетесь — я дам ответ сам...

(А вы, посетители моего блога, догадались, о какой книге я говорю? Конечно, об Уголовном кодексе. И я утверждаю, не зная этого точно, что настольной книгой авторов современных телесериалов и большинства ток-шоу является именно Уголовный кодекс, который, статья за статьей, они и экранизируют. А посему рекомендую своим студентам изучать УК сразу после того, как они прочитают мой учебник.)