- Советско-американские отношения в период холодной войны отмечены многими драматическими событиями. Но никогда наши государства не подходили так близко к грани, за которой - термоядерная война, как в ходе Кубинского кризиса. В эти дни исполняется 50 лет со дня возникновения кризиса. Однако, несмотря на то, что эта тема пользуется огромным интересом среди историков и экспертов, в ней еще немало тайн и белых пятен.
Разобраться в хитросплетениях событий тех лет нам поможет ветеран российской внешней политики, профессор Валентин Михайлович Фалин, который в те годы входил в узкий круг советников российского лидера Никиты Хрущева и был очевидцем того, что происходило в те дни в Кремле. Валентин Михайлович, расскажите нам, каким образом Россия и США подошли к такому кризису?
- Во-первых, я хотел заметить, что именно из этого здания на Пятницкой 26 октября 1962 года прозвучал отбой этой нависшей над миром катастрофы. Тогда Леонид Федорович Ильичев по поручению Хрущева выдал в эфир, что Советский Союз выводит свои войска и свои ракеты с Кубы.
Что касается Кубинского кризиса, всякое событие имеет свою родословную. И кубинская проблема не исключение. Кеннеди, освоив Белый дом, на первом смотре новой команды в январе 1961 года заявил, что из всех проблем внешней политики наивысший приоритет имеют Куба и Вьетнам. Что эти две проблемы находятся под его контролем, и никакие движения на этих важных направлениях не могут осуществляться без его санкции и разрешения.
Здесь мы сразу сталкиваемся с весьма сложным вопросом. Что касается Вьетнама - это особая стать. Но надо заметить, когда мы говорим о Кубинском кризисе, что первый ядерный атомный кризис был в так называемый послевоенный период в 1954 году.
- А что тогда было?
- Американцы навязывали французам свое атомное оружие для усмирения Вьетконга.
- То есть коммунистического правительства Вьетнама.
- Это было и коммунистическое и не совсем. Это было народное движение за деколонизацию Индокитая. А у американцев был такой подход: деколонизация, но при условии, что эти районы подпадут в их орбиту или под их влияние.
Париж отказался, и американцы перешли к тому, что американские генералы достаточно цинично называли "вбомблением Индокитая в каменный век". Но это, повторюсь, особая тема.
Что касается Кубы, она отличается некоторыми особенностями. Это остров в 80-100 километрах от Соединенных Штатов. Батиста пал 1 января 1959 года. То есть за два года, как рассчитывали американцы, у Фиделя Кастро не было времени, чтобы прочно встать на ноги. Батиста бежал, и вслед за ним с Кубы ушло несколько десятков тысяч его приспешников, сторонников и других, кто опасался революции, произошедшей на Кубе. Они осели в основном в США. Это был резервуар, которым можно было воспользоваться для более масштабной операции против Кубы, чем высадка нескольких групп студентов во главе с Фиделем Кастро в свое время на этом острове.
И результатом был Плайя-Хирон. Менее трех суток понадобилось, чтобы снять эту американскую авантюру, зачавшуюся в недрах Центрального разведывательного управления (ЦРУ), пленить этих авантюристов и поставить американцев перед выбором - либо добрососедство, либо знак вопроса. Американцы избрали именно этот знак вопроса. Тогда сразу после провала на Плайя-Хирон был отдан приказ готовить новую операцию под названием "Мангуст".
- Я напомню, что речь идет о провалившейся операции - высадке десанта, поддерживаемого США и состоявшего из кубинских эмигрантов на побережье Кубы в районе Плайя-Хирон, которая была успешно подавлена войсками Фиделя Кастро.
- Операцию "Мангуст" - полномасштабное вторжение военно-морских, военно-воздушных, сухопутных вооруженных сил Соединенных Штатов разрабатывала группа во главе с братом Джона Кеннеди - Робертом. Эта группа состояла примерно из четырехсот человек.
- Это огромный штаб.
- Да, и она готовилась таким образом, чтобы финал тому, что американцы считали для себя неприемлемым в процессах на Кубе, был поставлен в октябре 1962 года. Я был в числе советников Никиты Сергеевича во время его встречи с Кеннеди в Вене. Тогда Кеннеди взял на себя грех за провалившуюся операцию в Плайя-Хирон и сказал, что никаких новых покушений на Кубу не будет. Президент лгал.
- То есть он ввел в заблуждение российское руководство.
- Но думать, что Никита Сергеевич воспринял слова президента с большим доверием, чем донесения о подготавливающейся новой авантюре американцев, которые стекались к нему по разным каналам, было бы по меньшей мере наивностью.
И самое главное, слова "мы с вами за добрые отношения, мы с вами должны урегулировать все проблемы в Европе"… Я говорю это совершенно ответственно, потому что с ноября 1961 по лето 1962 года я был соавтором всех посланий Никиты Сергеевича Кеннеди.
Как нужно было рассматривать дислокацию американских ракет средней дальности (ракет первого удара) на территории Турции и Италии? Как нужно было отвечать на то, что американцы стягивали ракетно-ядерную удавку вокруг Советского Союза и его друзей по всему нашему периметру? Это все явно расходилось со словами. И тогда Хрущев решил (это была его инициатива), возможно, с подсказки военных, договориться с Фиделем о размещении наших ракет тоже средней дальности на территории Кубы.
- Это была личная инициатива Хрущева?
- Насколько я знаю, инициатива исходила от него, причем Политбюро официального решения на сей счет не принимало.
- Вопреки коллективному стилю руководства, который приняли в тот период.
- Да, этот коллективный стиль существовал у нас в фантазии и на бумаге, но принимал решения и определял ход событий в стране и во внешней политике наш единственный вождь и новый учитель Никита Сергеевич Хрущев. Почему я вам об этом говорю? В июне 1963 года Никита был на отдыхе в Пицунде. От него поступает поручение Олегу Трояновскому и мне написать записку с объяснением, почему он тогда принял такое решение.
- Он оправдывался?
- Да. Год спустя после того, как решение было принято. Поэтому я просто не хочу, чтобы были какие-то спекуляции, но будучи привязан к этому теми событиями, я утверждаю, что было так и никак иначе.
Что было дальше? Никита считал, что военные его оправдали (и это должно было отразиться в записке членов Политбюро), когда уверяли, что ракеты могут быть поставлены и развернуты так, что американцы об этом не узнают. Действительно, с точки зрения прикрытий, соблюдения норм секретности операция проводилась блестяще.
Конечно, наша разведка доносила, и не просто на словах, а предъявляя руководству документы, что готовится новая авантюра, что за словами и уверениями Кеннеди - пустота. И, скорее, не пустота, а пропасть. То есть американцы полагали: поставив свои ракеты в Турции, которые достигали Москвы, и в Италии, которые поражали практически все районы размещения наших войск в ГДР, они будут диктовать ход событий, они будут держать нас за горло, если мы попытаемся как-то реагировать на безобразия, планировавшиеся в отношении Кубы. Но Хрущев не учитывал в своем скоропалительном решении, что у американцев есть тоже свои возможности.
На американцев работал Пеньковский, полковник Генерального штаба, который сам предложил свои услуги американцам и англичанам. И будучи родственником одного из командующих нашими ракетными силами, сообщил американцам, что у Советского Союза всего десяток межконтинентальных ракет, а другие ракеты, якобы находившиеся на стартовых площадках, это не что иное, как макеты.
Американцы полагали, раз у них более тысячи межконтинентальных ракет, не говоря уже о ракетах средней дальности и ракетах, размещенных на самолетах, то они будут держать нас настолько плотно под ударом, под угрозой удара, что нам деваться практически будет некуда.
Кроме того, был такой Поляков в Генеральном штабе СССР, который гораздо больший вред нам нанес, будучи агентом ЦРУ, чем большинство остальных американских агентов. Он, который подтверждал информацию Пеньковского.
На них опирались американцы при планировании всех операций – и против Кубы, и против нас. Американцы рассекретили значение, вес сведений, полученных от Пеньковского и других своих разведчиков, только в 1994 году. До этого считалось, что мы в советское время не должны знать, а в постсоветское – как можно позже.
Мы, к сожалению, не довели до сведения американцев, что их авантюра, если они все-таки ударят по Кубе, чревата крайне отрицательными последствиями для самих Соединенных Штатов. Американцы исходили из того, что мы завезли ракеты и начали обустраивать их стартовые площадки, но наши ядерные боезаряды к ним не завезены на Кубу.
- Они так думали?
- Они так думали. На самом деле, эти боезаряды были на Кубе раньше, чем прибыли ракеты, и вывезены оттуда позже, чем были вывезены ракеты. То есть если бы американцы, как они рассчитывали, начали бы бомбить, уничтожать Кубу, то, что они потом делали во Вьетнаме, то сомневаюсь, чтобы эти не были бы приведены в движение.
- Они могли бы быть использованы?
- Они могли бы быть использованы, к сожалению. Вот у меня с Макнамарой, бывшим министром обороны, было несколько встреч на Пагоушских конференциях. Он мне подтвердил, что американцы, действительно, исходили из того, что ракеты есть, а боезарядов нет. И когда я ему сказал, что это ошибка, он был весьма и весьма озадачен. И причем озадачен потому, что в кризисном штабе, который заседал непрерывно в то время в Белом доме, только двое были против развязывания войны против СССР и операции против Кубы, если мы даже пойдем на вывод ракет. Это были Джон Кеннеди и Роберт Кеннеди.
- То есть, если я вас правильно понимаю, США были готовы совершить удар по Кубе даже в том случае, если бы российские ракеты были выведены и угроза была бы устранена.
- Если бы Советский Союз тогда дал согласие на вывод ракет и начал бы этот вывод, то большинство американцев в этом кризисном штабе было за нанесение удара и решение кубинской проблемы. Еще один момент, который, видимо, тоже весьма существенен.
Мы, естественно, хотя формально в нашем ответе эта тема не поднималась, но в переговорах, в контактах она, соответственно, фигурировала, связывали согласие или готовность вывести ракеты при условии, что американцы выведут ракеты из Турции и выведут ракеты из Италии. Кроме того, имелось в виду, что американцы дадут нам гарантии того, что они не будут совершать нападение на Кубу, то есть прекратят подготовку к операции "Мангуст", а мы в свою очередь не будем покушаться на особые интересы американцев в Западном Берлине.
Ко всему сказанному следует добавить, что с октября-ноября 1945 года американские разведывательные самолеты практически на постоянной основе совершали полеты над территорией Советского Союза – в район Москвы, в район (ракетного полигона) Капустина Яра, фотографировали другие наши объекты. Когда американского генерала, который командовал этими всеми операциями, спросили, по-моему, это было в 1993 году: "А вы понимали, к чему это может привести, если русские собьют самолет?" А это были тогда еще не У-2 и более совершенные разведчики высотные, а бомбардировщики, переоборудованные под разведывательные самолеты. Он ответил: "Да, мы понимали, но мы считали, что без этих полетов ведение войны с Советским Союзом не стоит бумаги, на которой о ней написано". Ему был задан другой вопрос: "А Советский Союз проводит разведывательные полеты над Соединенными Штатами или над Западной Европой?" Он отвечал: "Нет, не проводит".
- То есть уже тогда было балансирование на грани войны.
- Я повторю, это было не просто балансирование на грани войны. В любой момент это балансирование могло привести к обрушению в бездонную пропасть. Это был способ ведения войны без объявления войны. Ну это особая тема, у меня на этот счет были многие разговоры с тогдашним начальником Генерального штаба Огарковым Николаем Васильевичем.
Он говорил так: "Мы никогда не знаем: НАТО проводит маневры? Что это маневры или это начало, развертывание уже операции по вторжению в наши пределы?"
Когда мы теперь говорим о Кубе, меня, в конечном счете, вывели из этой группы в октябре 1962 года, поскольку я не совсем вписывался в то настроение Хрущева, соответственно, даже Микояна и других. Микоян, кстати, тогда еще в Политбюро был больше других информирован вообще обо всей этой нашей операции.
Я все время говорил, что нам надо наши шаги, наши переговоры с американцами согласовывать с Фиделем Кастро, чтобы он был в курсе дела. Потому что это приведет к большим осложнениям. Так оно и случилось с Фиделем.
Второе, что я говорил, что здесь надо более четко увязывать наши уступки американцам и наши шаги навстречу американцам с тем, чтобы они дали более четкие обязательства по своим военным приготовлениям вокруг и в непосредственной близости к Советскому Союзу и в небе Советского Союза.
В любом случае, Хрущев настолько был в плохой форме после того, как разразился вот этот кризис, когда Кеннеди объявил блокаду Кубе и пригрозил санкциями или ответными действиями по отношению к Советскому Союзу и против Советского Союза. Он однажды заявил: "Мы теряем все, что получили в наследство от Ленина".
Он сначала действовал, взвешивая на пудовых гирях вместо того, чтобы на аптекарских весах, а потом думал. Это, увы, факт. Хотя, скажем, мнение Андрея Андреевича Громыко, что кубинский кризис все-таки обеспечил то, что Куба по сию пору не попала в американскую орбиту, в американские капканы. По Берлину у нас после этого не было особо серьезных осложнений. В этом смысле был дан какой-то импульс разрядки.
- Расскажите, пожалуйста, о той атмосфере, которая царила в Кремле на пике Карибского, или Кубинского, как мы говорим, кризиса, когда стало очевидно, что Советский Союз и США приближаются к грани вооруженного конфликта?
- Андрей Андреевич Громыко (министр иностранных дел СССР) находился в этот момент (в преддверии Карибского кризиса) в Нью-Йорке, возглавлял нашу делегацию на Генеральной Ассамблее ООН. И его приглашает к себе - или требует к себе, вернее сказать, - президент Кеннеди и ставит перед ним вопрос – правильны ли сведения о том, что СССР размещает на Кубе свои ракеты, которые американцы считают неприемлемой для себя угрозой? Может ли Громыко подтвердить, что такие ракеты там находятся или ввозятся, или заявить, что таких ракет там нет? Громыко дает отрицательный ответ, позже он смягчил свой ответ, сказав: "Мы не завозим туда никакого наступательного вооружения". На что Кеннеди в своем радиообращении к американцам, когда он провозгласил введение карантина (фактически блокады Кубы), приподнес это так: "Мне Громыко лгал".
Громыко приказал сразу же лететь в Москву, и когда мы в Гандере (канадский аэропорт промежуточной посадки по пути из Нью-Йорка в Москву) садились, в газетах уже был напечатан репортаж о беседе Кеннеди с Громыко, и там прозвучало "Громыко лгал". Андрей Андреевич был очень взъерошен и говорил: "Нет, я никогда не говорил так, как излагает президент в комментарии в нашем кругу". Однако на наши с группой советников при министре вопросы он ответил, что подозревал, что "что-то там происходит". Из этого мы сделали свой вывод, что министр был, в общем, не в курсе.
- То есть Громыко был не в курсе того, что затевается такая серьезнейшая акция против США.
- Да, не знал, что назревает не просто кризис, а что мы выходим на край пропасти, и никто не знает, что над ней, этой пропастью, находится. Прилетев в Москву и побросав свои чемоданы, мы отправились в Кремль. Тогда там уже заседал кризисный штаб.
- То есть в Кремле тоже был кризисный штаб.
- Тоже.
- Так же, как и в Белом доме.
- Ну, в Белом доме он раньше был. А после заявления Кеннеди о карантине, такой кризисный штаб был в Москве.
К нам, кому было поручено писать послания Хрущева в адрес Кеннеди, выходил Микоян. Он был своего рода связником между группой советников и Политбюро. В процессе подготовки я предлагал все согласовывать с Фиделем Кастро. Но Микоян несколько раз меня одернул: "Да бросьте вы политесы эти дипломатические, они ни к чему. Мы находимся действительно на краю".
И первым посланием Никита Сергеевич в адрес Кеннеди в период уже разразившегося этого противостояния фактически встал как бы над Кубой. Никаких ссылок на руководство Кубы, ничего о согласовании с Фиделем Кастро и так далее - не содержалось. Это так и прошло по всему следующему циклу подготовки ответов и вопросов.
Но хорошо, что мы поставили вопрос о "Юпитерах", ракетах средней дальности, которые были размещены в Турции и Италии. Потому что американцы исходили из следующего: "Что положено "Юпитеру", то не положено Быку, то есть нашим ракетам "СС-4", "СС-5", которые мы завезли на Кубу".
В конечном счете американцами было принято решение, о котором я знаю со слов Макнамары (бывшего министра обороны США в правительстве Кеннеди). Он сказал, что американцы оформили свое решение вывезти эти ракеты по собственной инициативе, а не под давлением Советского Союза. Кроме того, американцы таким же образом во вне этой основной сделки давали заверение, что Кубу они больше трогать не будут и удовлетворятся встречным нашим ответом, что мы будем себя вести достаточно сдержанно по отношению к Берлину, хотя тема Берлинской стены американцами в тот период никак не затрагивалась.
- Если вот этот пакет (договоренностей по урегулированию Карибского кризиса) вы охватываете целиком, то возникает вопрос: у кого больше плюсов или у кого больше минусов? С учетом того, что мы, прямо скажем, попали в очень трудное положение, потому что действия американцев поддерживал весь блок НАТО.
- Подсчет получается таков. Раньше получалось, что американцы вправе к нашей границе ставить средства первого удара, а мы не вправе на это как-либо адекватно отвечать, что американцы – это олицетворение добра, а все, что делает Советский Союз, – это, по их понятиям, олицетворение зла. И вся вина, если произойдет непоправимое, ляжет на советскую сторону.
Надо учитывать, что атмосфера, которая создалась тогда, несомненно, повлияла на годы вперед на многие решения Англии и Франции и особенно Западной Германии. Потому что играть в одни ворота, как все это происходило в тот период, стало уже весьма и весьма трудно. Но некоторые выводы из всего этого сделал для себя Кеннеди.
Во-первых, он пошел на прекращение испытаний ядерного оружия.
Во-вторых, он выступил с весьма любопытной речью перед студентами Вашингтонского университета. Он произнес слова, которые перекликались с известными словами Рузвельта в его обращении к Конгрессу первого марта 1945 года: "Мы должны научиться жить в мире со всеми государствами, поскольку мы не можем управлять этим миром, поскольку мы часть этого мира" и так далее.
Когда Хрущев дал мне и Олегу Трояновскому (помощник Хрущева по международным вопросам) поручение готовить проект письма в Политбюро по Карибскому кризису, он спросил, как понимать это выступление Кеннеди, что оно может значить? Мы с Олегом, посовещавшись, ответили: "Трудно пока сказать, но думаем, что оно будет стоить дорого Кеннеди". Естественно, мы не думали, что Кеннеди вскоре убьют.
- Но тем не менее распространена точка зрения, что с Карибского кризиса начало происходить некое потепление в советско-американских отношениях, во всяком случае здравый смысл стал побеждать.
- В этом смысле цифры здесь играли, может быть, большую роль, чем здравый смысл политиков. Греки когда-то говорили, что миром управляют цифры. Вот тогда у американцев было где-то за тридцать тысяч ядерных боеголовок, а у нас было уже за двадцать тысяч. Этого было бы достаточно в случае ядерной войны, чтобы по крайней мере тридцать раз уничтожить все живое на Земле.
Кеннеди понимал, достаточно "не выпаливать" вот это все зверское оружие на противника. Можно взорвать его на своей территории, и наступит ядерная зима, которая погубит биологическую жизнь на Земле или по крайней мере большую часть этой жизни. И он должен был это как-то учитывать.
Макнамара мне, кстати, такую интересную вещь сказал: в свое время он советовал Кеннеди прекратить гонку ядерных вооружений. Он называл цифру - 400-600 ядерных боезарядов достаточно для ограждения всех глобальных интересов Соединенных Штатов.
- Как вел себя Хрущев во время кризиса?
- Хрущев в те часы и дни отгородился от всех и обсуждал сложившуюся ситуацию только с членами Политбюро и рядом военных, особенно доверенных ему, и никого другого не подпускал. Видеться с ним мне в то время не удавалось. Но Олег Трояновский (помощник Хрущева), через которого осуществлялась связь со всеми нами (советниками), говорил, что Никита был очень испуган.
Он был сильно подавлен. Постоянно думал о том, что ему придется отвечать за содеянное не только перед мировой общественностью, но прежде всего перед советским народом, за то, что он своими действиями - обоснованными, необоснованными (вовне это выглядело так) - поставил под угрозу существование Советского Союза и советского народа.
- Страна ведь еще не полностью оправилась от Великой Отечественной войны.
- Только начала оправляться. И, кстати, здесь, у меня с Никитой были весьма, я бы сказал, нестандартные объяснения. Ну например, мы ему готовили речь, которую надо было написать за одну ночь (с 20 на 21 июня 1961 года), посвященную 20-летию нападения Германии на Советский Союз. Утром он прочитал текст, который ему понравился. Тогда я сказал: "Мы все время употребляем цифру: погибли 14 миллионов, 7 миллионов военных и 7 миллионов гражданских. Все прекрасно знают, что это не так". Он спросил: "А сколько?" Я ответил, что мы все знаем, что больше двадцати миллионов. Он попросил уточнить цифру. Я сказал,что, по моим подсчетам, это больше 23 миллионов. Точнее я не мог сказать. Хрущев заключил, что в таком случае введем в оборот цифру – больше двадцати миллионов.
Далее, в тот раз или чуть позже, я поставил перед ним такой вопрос. Надо решать судьбу наших бывших военных, попавших в плен или пропавших без вести. Видимо, такие вопросы уже ставились перед Хрущевым, возможно, Жуковым и другими. Было принято решение Политбюро о реабилитации наших пленных, которых, увы, не лучшим образом потчевали по возвращении из плена, и пропавших без вести, поскольку это распространялось на их семьи. Так вот, выполнение этого решения Политбюро министерство обороны затянуло до перестройки. Поэтому, когда мы говорим о том периоде, мы должны связать его с последующим развитием страны. Иначе мы не поймем, почему все у нас так сложилось.
Однако - возвращаясь к теме кризиса - Хрущев должен был считаться с обстоятельствами тех лет. Когда сбили Пауэрса (пилота американского самолета-шпиона U-2) под Свердловском 1 мая 1961 года, Никита Сергеевич эмоционально отреагировал на это. Доложили ему об этом факте прямо во время парада на Красной площади: сбит самолет, летчик жив, в плену. Выступая в Верховном Совете, Хрущев заявил, что американцы выдавали это за полеты по заданию метеослужбы. А затем предъявил фотосъемку, которая с этого самолета была сделана, и добавил: "Нагадили, так сами и нюхайте".
Ну нас (советников) срочно вызвали, чтобы мы сделали более приличный текст для публикации. Это было неоднократно. Никита в этом смысле был человек не просто эмоциональный, он был вообще невоспитанный человек, который под влиянием импульсов часто говорил то, что думал, не просчитывая последствия от сказанного.
Возвращаясь к кризису... Все документы, которые готовились тогда для улаживания противостояния с американцами и нахождения компромисса, не обговаривались с Кастро. Он даже не был информирован по ходу переговоров. Его просто поставили перед свершившимся фактом, что осложнило наши отношения с Кубой до 1967 года. Только во время визита Громыко в том же году удалось более-менее привести в порядок наши отношения с Кубой.
