Никто не рассказывал

На модерации Отложенный

Незнакомец подошел и попросился погреться у импровизированного очага.  Делать ребятам было особо нечего, да и заново слушать уже тысячи раз изъеденные истории тоже не хотелось, и они согласились. Незнакомца звали Вирджин Райт он разъезжал из города в город зарабатывая на жизнь чем мог, и не гнушался, по рассказам, даже самой противной работы. Старик сидел у костра и пил виски из большой фляги, с которой никогда не расставался. Он действительно шел от железной дороги в Портленд в поисках заработка, но спросив разрешения переночевать, с радостью остался у нас. Шел второй час знакомства, разговор клеился.  От политики мужчины перешли к спорту, от спорта к букмекерам, а от букмекеров к судьям. И, закончившие Принстон студентики, вздумали говорить старику о морали и кодексах. О всей власти судейства, и о том,  как много ложится на его плечи. Вирджин послушал рассказы Джорджа, лучшего выпускника этого года, с его взглядом с высока и помпезной заученностью речи. Он говорил, кажется, про то, как сложно порою принимать решение и как непочетна должность судьи среди простого люда, невидящего всей медали. За Джорджа шествовал Луи, который окончил лишь благодаря мощной финансовой поддержке своей семьи, и наконец, речь дошла и до Старца, уже прилично утомленного рассказами. Он не делал прологов или пояснений он просто начал со Слов:«Раннее утро 60 лет назад.»

В  ещё тихий, по современным меркам, Портленд приезжает молодой щегольски одетый мужчина лет тридцати пяти. Он быстрыми шагами направляется в здание ратуши, где в это время ещё не идет бойкая болтовня о насущных делах видного порта и торгового центра. Его не тревожат охрана на входе и не останавливает секретарь в приемной судьи, его лицо знакомо всем в этой ратуше. Каждому от простого уборщика и до губернатора Штата Мэн известно имя Гордона Вейца, видного предпринимателя и бойкого торговца древесиной. Первый богач штата без стука входит в кабинет судьи.  За столом в хаосе бумаг сидит низенького роста полулысый человечишка. Судья, несмотря на столь ранний час уже погружен в работу. Взгляд его блуждает с одного листа на другой, пока наконец не прерывается приходом господина Вейца. Чем могу служить? – произносят губы сидящего в бумажной кипе.  И он устремляет свой взор на респектабельно мужчину, не без интереса наблюдая за его игрой.

Г. Вейц же напротив, кажется, не проявляет к судье никакого интереса, он проходит в кабинет и, не сказав ни слова, садится на стул, поставленный для многочисленных посетителей, лишь глаза с легкой лукавой искоркой выдают в нем человека, который чего-то страстно желает.

Господин судья, гипнотическим полукриком-полушепотом произносит Вейц, как вы знаете.  В юрисдикции вашего суда сейчас находится одно дело. Дело, которое никак не дает мне покоя и вы прекрасно понимаете почему. Я говорю, конечно, о том маленьком клочке земли, который заложил ваш хороший друг Джеймс. Неделю назад я подал иск относительно его ко мне долга, но до сих пор он не выплатил мне не цента. И это не первый такой случай, Он и раньше задерживал сроки выплат, но сейчас это меня окончательно достало. Понимаете?

Гордон вопросительно смотрит на судью. В этом взгляде одновременно читается и вопросы и предложения, некоторые из них так заманчивы, но судья принципиально спрашивает гостя.

Что же вы хотите от меня, господин Вейц? Я всего лишь служитель закона, а по закону у него есть ещё целая неделя сроку. Вот когда она истечет, мы с вами можем потолковать. А там, глядишь, и долг вам вернут, к чему тут спешка?

- Понимаете, дорогой судья.

Двигается телом вперед, склоняясь к лицу судьи, тем самым обязав его так же податься вперед.

- Понимаете, дорогой судья, дело это, уже сидит у меня в печенках. Я долго терпел, но выходки этого оборванца уже выводят меня из себя. И Я готов на многое, понимаете, многое, чтобы наконец раз и навсегда решить уже эту проблему. Вы же знаете о чем я говорю. У него просто нет денег, и вы и я осознаем это. Их не будет и через неделю и через две. Когда его земля перейдет ко мне – это лишь вопрос времени. Но вот как раз времени у меня и нет. Мне просто необходима эта земля, и чем скорее, тем лучше. Поэтому Я предлагаю вам небольшую акцию. Вы, и ваш суд, ровно в час сроку придет конфисковать все заложенное имущество, а Я оплачу вам расходы, за столь быстрое решение вопроса.

- Вы предлагаете мне взятку? Вы в своем уме?  Как вы посмели явиться сюда, и кичится своими суммами?

- Нет что вы? Храни вас бог, какие взятки? Это лишь маленькая компенсация, за рассмотрение дела в час подачи, я прекрасно понимаю, что у вас много дел кроме моего и процесс может затянуться, и всего лишь хочу отблагодарить вас за самоотверженность. Сущие пустяки. Вы даже не нарушите закон, тут вы чисты. Все немного быстрее, чем обычно, но законно. К тому же, посмотрите на это с другой стороны. Вы же не можете сказать, что богаты. Вы уважаемы, но, как и Джеймс, на грани разорения. Если бы не деньги жены, вы бы ходили за податью. А теперь у вас будет шанс отплатить ей за любовь. Что вы теряете?

И Вейц откинулся обратно на спинку кресла.

С довольной ухмылкой он смотрел на лицо судьи. Он попал в точку. Гордость его оппонента была уязвлена, а принципы сломлены. Одна единственна фраза, заставила этого принципиального человека в серьез задуматься над его щекотливым вопросом. Они сидели в кабинете ещё около получаса и обсуждали детали их сделки. А ещё через 2 часа Вейц был дома, где наслаждался кофе с коньяком и свежими газетами.

Тем же вечеров на меленькой ферме в пятидесяти милях от Портленда в доме лесоруба Джеймса Райта состоялся один разговор. Долгий день уже пошел к концу,  как и утомительная работа Джеймса, он отправил весь обещанный лес на целлюлозную фабрику и ожидал вскоре чека на кругленькую сумму а так же контракт на новую партию. Настроение у него было приподнятое, как бывает у всякого человека, чьи проблемы решились, и чертовски этим довольного. Он присел на табурет и посмотрел в уставшее лицо жены. Домашние хлопоты утомят любого, а зная нравы детей, вообще не стоит ничему удивляться. Дети уже мирно спят в своих кроватях. А усталые взрослые ещё говорят при свете керосинки.

- Джеймс, что ты будешь делать, если деньги с фабрики не придут вовремя? Нас же выселят. Что будет с мальчиками? Чем ты будешь зарабатывать на хлеб? Тысячи ежедневно задаваемых вопросов полились в голову уставшего. Сотни пессимистких мыслей не менее усталой женщины.   -Сколько раз мы вот так же сидели с тобой и думали что на этом все кончено? Обойдется и на этот раз. С этими словами Джеймс тихо вышел на крыльцо и закурил сигарету.  Он курил, а в голове мелькали все эти разговоры. Деньги. Сейчас всем нужны деньги. Было время, когда его путь только начинался. Когда он встретил молодую и красивую девушку, у него был хороший друг и отличные перспективы. А теперь он вкалывает по 12 часов в день, чтобы как то свести концы с концами.  Ну ничего. Он отослал заказ, деньги придут через неделю, максимум две. Его друг, главный судья попридержи рассмотрение дела до этого момента. Он то знает, они прошли вместе через многое. Затушив окурок сапогом, он вошел обратно в дом и разделся  и лег к жене. Они не заметили, что в доме, кроме них не спал так же их сын, ставший невольным слушателем их ночного разговора.

Ночь прошла, прошел следующий день, а за ним и ещё шесть. Фабрика, на которую так сетовал Джеймс, так и не прислала обещанного чека. Проснувшись первым, Джеймс в рассветной тиши оделся и как можно тише, чтобы не разбудить никого из домашних, вышел на крыльцо. Лесная тишь нарушалась редкими криками птиц, и Джеймс сел на крыльцо, построено собственными руками, блаженно наблюдая за наступлением утра. Он сидел так некоторое время, пока внимание его не привлек звук, приближающийся повозки.

Старик осекся и отхлебнул из фляги последние глотки. Над костровищем установилась тишина. Юноши с благоговением слушавшие рассказ Вирджина сидели в трепетном оцепенении. Первый из прострации вышел Стефан. Юноша задал вопрос, мучавший всех слушавших. Хотите знать что произошло дальше? Переспросил старик. У моей семьи забрали дом и мы пошли по миру. Отец вкалывал, как проклятый, чтоб хоть как то содержать семью. Мы переехали в маленький деревянный барак на окраине, и он устроился грузчиком в порт. Двенадцатичасовой день стал казаться ему раем. И мы некоторое время жили, как могли. Но убийственная работа сломила его и он умер, не прожив и года такой жизни. Настала пора моих лишений. Я попал в те же кандалы что и отец, содержа брата и мать, которая слегла с горя. Брат ухаживал за ней и я не мог сказать, что трудится он меньше меня. Все работы по дому легли на его плечи. В то время я не разу не видил его спящим. Я уходил рано, а приходил, поздно валясь от усталости с грошами в карманах, но брат ведомый какими то внутриними силами все время был в трудах. Он замкнулся в себе и злоба поселилась в его глазах. Судья, благодаря которому мы и оказались в таком положении, не приехал на похороны отца. Я видел его лишь однажды, придя с работы. Он о чем-то шепотом говорил с лежащей в постели матерью, но после моего прихода поспешно ушел и больше не появлялся. Мать ненадолго пережила отца и через два месяца мы с братом были предоставлены самим себе. Наши пути разошлись. Я, не в силах больше жить в этом городке, отправился в глубь штата.  Лишь много лет спустя я узнал о судьбе брата. Ведомый жаждой мести он пришел в здание суда и убил виновника наших печалей. И тут же сдался в руки шерифа. Его приговорили к пожизненному заключению, но спустя полгода он бежал. Г.Вейц, несмотря на все свои суммы так и не смог воспользоваться нашей землей. Он, видя что произошло с судьей и узнав о побеге впал в приступы глубокой паранойи, говорил про глаза, преследовавшие его повсюду, и сам сжал себя со свету. А я скитаюсь по штатам в поисках брата. И зарабатываю чем бог подаст.

История была окончена, но никто не пытался нарушить тишину ночного леса. Стефан сидит у костра.  На его молодое лицо спадают темные волосы, но он не замечая этой, ужасно мешающей в обычных делах, мелочи задумчиво смотрит на пламя ночного светила. Стефан сидел и думал о судьбах этой несчастной семьи. О судейском долге и долге совести. За пять лет обучения на юридическом факультете Принстона, никто не говорил ему об этом.