Последнее интервью Павла Грачева: «По Белому дому беглыми, огонь!»

Альфред Кох и Петр Авен, коллеги Павла Грачеву по российскому правительству начала-середины 90-х, взяли это интервью у бывшего министра обороны для своей книги «Революция Гайдара». Это последнее интервью Грачева, скончавшегося 23 сентября 2012 года. И безусловно единственное настолько искреннее.

Здесь публикуются выдержки из многочасового разговора трех бывших министров.

— Ельцин тогда (в начале 1991 г. — Forbes) был в опале и Язов, и Ачалов (Дмитрий Язов и Владислав Ачалов, на тот момент министр и замминистра обороны, первый впоследствии стал членом ГКЧП, второй – поддержал Верховный совет во время путча 1993 года, — Forbes), отрицательно относились к его деятельности. Я Ельцина знал только понаслышке…

И вот мне звонят, говорят: «С вами будет говорить Борис Николаевич». «Павел Сергеевич, здравствуйте, я о вас знаю, слышал и так далее, я хочу посетить Тульскую воздушно-десантную дивизию». Я говорю: «Тут надо разрешение министра обороны». «А что, вы сами не можете?» Я говорю: «Сам, конечно, не могу, но я позвоню, спрошу». Позвонил Ачалову. Он задумался, говорит: «Сейчас посоветуюсь с Язовым». Минут через пятнадцать звонит и говорит: «Ну, что, Язов разрешил, только ты уж его аккуратнее встречай. Не надо там хлеб-соль, не надо там перед ним прыгать и так далее. Прими его так, холодно, не корми, не пои особенно, ничего не разглагольствуй».

Приезжает Ельцин со своей свитой. И в процессе этого знакомства мне показалось, что это довольно-таки приятный, умный, самостоятельный человек. Честно говоря, уже тогда мне он понравился, хотя мне неоднократно звонил Ачалов и говорил: «Ты смотри, как мы инструктировали, так себя и веди». Ну, я ему ответил: «Владислав Алексеевич, он нормальный человек. Почему я должен показывать не то, что есть в воздушно-десантных войсках?» «Ну, смотри, только не корми и не пои его».

Ну, я пострелял, поводил, потом Ельцин говорит: «Ну, чего, обед?» А я уже дал команду начальнику тыла, чтобы в палатке хороший обед сделали. После всех показов завёл я его в палатку, он посмотрел – стол ему, естественно, понравился. Я спросил: «Как насчёт спиртного?» Он: «С удовольствием!»

Мы с ним хорошо посидели, выпили, а там рядом озеро было, только ото льда отошло. Он мне предложил искупаться. Мы разделись и прыгнули с ним. За нами прыгнула вся охрана…. И Коржаков (Александр Коржаков, начальник охраны Ельцина — Forbes) прыгнул. А куда он делся бы? В то время Коржаков был никто, подобранный на улице старший лейтенант, которого вытеснили его же ребята. Вот так мы после знакомства, обнялись и расстались уже товарищами.

Естественно, сразу на меня стуканули, что я его слишком хорошо  его встретил. Опять позвонил Ачалов, говорит: «Ну, это тебе так просто не выйдет»…

… Когда Россия фактически получила свою независимость в августе 1991-го, мы собрались у него [Ельцина — Forbes], пошли в лес. Человек шесть-семь было. Борис Николаевич сам предложил: «Давайте брататься. Я вас в жизни никого не кину, и давайте клясться на крови». Взяли нож, порезали друг другу руки, лизали кровь… Я, Коржаков, Козырев (Андрей Козырев, министр иностранных дел — Forbes)… Этот, как его, покойный Виктор, КГБ?

Вспомнил: Баранников (Виктор Баранников, в то время министр безопасности РФ — Forbes), Руцкого (Александр Руцкой, вице-президент РФ — Forbes) не было. Скоков (Юрий Скоков, в тот момент советник Ельцина —  Forbes) и ещё кто-то, человека два… Мы нашли там покрышку, разложили выпить-закусить. Покрышка, видимо, от трактора «Беларусь», сели и на крови поклялись по его инициативе. А он нас потом всех кинул. Неожиданно.

О путче 1991 года

— Где-то в июне-июле 91-го Язов говорит: «С тобой хочет познакомиться Крючков (Владимир Крючков, председатель КГБ СССР, член ГКЧП — Forbes)». Приезжаю на Лубянку: неуютно, конечно. Не успел я в приемную зайти, как открывается дверь и сам меня встречает. Такой мне показался: тихенький, скромненький… Я сижу, дрожу. Я хоть и десантник, но неуютно, конечно. Такой кабинет тяжёлый…

«Обстановка в стране непонятная. Михаил Сергеевич (Горбачев —  Forbes) некстати заболел. Политбюро без руководителя. Начинается некоторое брожение в народе». Я так слушаю внимательно. «Понимаете, возможна такая ситуация, когда…» Издалека начал: «Я, типа, спросить хотел у вас, возможно, возникнет такая ситуация, когда необходима будет поддержка вооруженных сил». Я говорю: «С какой целью?» «Ну, может, народ будет не понимать. Нужно будет взять под охрану наиболее важные объекты. Ну, вообще-то, я пригласил вас для того, чтобы отработать возможный план мирного перехода власти от Горбачева к Политбюро в случае его невозможности продолжать работать». Я говорю: «Я таких планов не знаю». [Отвечает:] «Ничего страшного». Говорит: «Мы вам дадим еще двух человек, и отправим вас в загородную резиденцию. Вы там заодно отдохните, и составьте возможный план действий».

Приехали мы на шикарную дачу в лесу. Стол накрыт, одна лишь официантка, никого нет. «Вот здесь будем работать». Думали они, гадали, достали свои документы по переходу власти в различных странах Африки, примеряли: ничто не подходит. Я сижу, молчу. Смотрю, ребята не очень активно себя ведут, потому что сами, в принципе, растеряны...

Короче, мы трое суток работали, работали и ничего умного придумать не могли. Единственно я настоял, что роль ВДВ должна была заключаться в том, что при возможности войти в Москву и взять под охрану основные здания, чтобы не разбили, как в 1917 году …

Прошло недели две после этого. Я думал, это всё. [Но 16 августа 1991 г.] Ачалов говорит: «Приказ. Подготовь две дивизии для возможного ввода в Москву, слушай радио, и смотри телевизор». Я дал команду Тульской дивизии подготовиться к маршу своим ходом и Болградской дивизии (дивизия ВДВ, дислоцированная близ Одессы — Forbes) садиться на аэродром «Чкаловский».

Когда заиграли по телевизору Чайковского, звонит мне Ачалов: «Вводи Тульскую дивизию». Я говорю: «Для какой задачи?» «Взять под охрану наиболее важные объекты и т .д.». Эти объекты были заранее нарисованы. Я дал команду: «Вперёд». Дивизия быстро справилась. Через некоторое время звонок Ельцина: «Где у тебя войска?» Я говорю: «Одна дивизия идёт в Москву, а другая в Одессе, в готовности десантироваться посадочным способом на аэродром «Чкаловский». «Ты, - говорит, - в меня стрелять будешь?» Я говорю: «Борис Николаевич, стрелять никто не будет»… Он боялся, что будет дана команда его захватить. Персонально его.

Он мне поверил, что я не буду штурмовать его этим своим батальоном у Белого дома.

А команда захватить Белый дом была 17-го вечером. Ачалов позвонил, говорит: «Ну, вот такая ситуация, надо будет всё-таки захватить Бориса Николаевича». Я говорю: «Давайте письменный приказ. Это же кровь, это же стрелять начнут везде. Они его без боя не отдадут». «Будет тебе письменный приказ». «Будет – буду выполнять, не будет – не буду». После этого я сразу в штабе ВДВ, тут в Сокольниках, мужиков своих собрал, замов, говорю: «Так и так». Мы потолковали и наше решение свели к тому, что какой бы приказ ни был, кровь не проливать и ничего не штурмовать. Вызвали свой спецназ, обложили, чтобы нас не захватили. Скоков (в тот момент советник Ельцина —  Forbes) пришел к нам. Я говорю: «Юр, передай Борису Николаевичу, что даже если мне будет приказ штурмовать вас, я не буду. Потому что прольется кровь, это все равно будет неуспех вот этого пьяного Политбюро, а я главный боевик. Мне погибнуть запросто, но у меня есть семья, дети». Он говорит: «Спасибо».

Потом мне опять звонят: «С утра надо захватить. В семь часов». Я опять свое гну: «Если не будет письменного приказа, я никаких действий предпринимать не буду». Подходит семь утра, я никаких действий не предпринимаю. Я звоню в приёмную [Язова — Forbes]. Там какой-то мужичок отвечает, что министр обороны отдыхает и просил его не будить. Я думаю: «Ничего себе, такое время, а он отдыхает». Позвонил Ачалову, там тоже приёмная говорит: «Отдыхает, просил его не тревожить». Я говорю: «Передайте, что это Грачёв мол, насчёт письменного приказа. Мы вроде договаривались, ждём сидим…». Говорят: «Передадим». Я говорю: «Всё, штурмовать не будем, будем ждать»…

Мы с облегчением вздохнули: не пройдёт, сдрейфили они. Ну, мы с мужиками выпили коньяку.