"ТЫ НАРОДНИК!" - КРИЧАЛ СТАЛИН ХРУЩЕВУ

Почему "народник"?

Хрущева, как лидера, резко выделяло одно качество в сравнении со сталинскими, да и послесталинскими вождями. Простая человечность, искреннее, даже горячее сочувствие положению народа, стремление помочь людям. Это его качество прорывалось уже во времена Сталина, что чуть было не привело к крушению его карьеры, несмотря на то, что в ту пору он, по его собственному признанию, "находился под обаянием Сталина".

Характерный случай произошел в 1946 году. На Украине был неурожай, и республику постиг страшнейший голод. Хрущева пригласили зайти к какой-то колхознице, и застал он там ужасную картину. Эта женщина на столе разрезала труп своего ребенка, не то мальчика, не то девочки. И приговаривала: вот Манечку мы съели, а теперь Ванечку засолим, и нам хватит на какое-то время. Это потрясло Хрущева.

Когда Хрущев рассказал об этих и других фактах Сталину и попросил оказать помощь крестьянам, тот закричал: "Ты - народник! Вот ты кто!.. Народник!"

...Я впервые увидел вблизи Никиту Сергеевича в 1960 г. в Кремле на совещании коммунистических и рабочих партий.

Старшее поколение, конечно, помнит эту характерную фигуру. В ту пору ему минуло уже больше шестидесяти, но выглядел он очень крепким, как белый гриб, в то же время очень подвижным и до озорства веселым. Чуть что, он всхохатывал во весь свой огромный рот с выдвинутыми вперед и плохо расставленными зубами, частью своими, а частью металлическими.

Его широкое лицо с двумя бородавками и огромный лысый череп, крупный курносый нос и сильно оттопыренные уши вполне могли принадлежать крестьянину из среднерусской деревни или подмосковному работяге, который пробирается мимо очереди к стойке с вином. Это впечатление, так сказать, простонародности особенно усиливалось плотной полноватой фигурой и казавшимися непомерно длинными руками, потому что он почти непрерывно жестикулировал. И только глазки, маленькие глазки, то насыщенные юмором, то гневные, излучавшие то доброту, то властность, - только, повторяю, эти глаза выдавали в нем человека сугубо политического, прошедшего огонь, воду и медные трубы и способного к самым крутым поворотам, будь то в беседе, в официальном выступлении или в государственных решениях.

В тот момент он стоял с рюмкой в руке, а все остальные, наши и не наши, сидели за несколькими столами, близко придвинутыми друг к другу. Он держал рюмку с коньяком, хотя она мешала ему говорить, размахивал ею в воздухе, выплескивая коньяк на белую скатерть, пугая соседей и не замечая всего этого. Только потом, когда он уже совсем вошел в раж и глаза его уже не сузились, а расширились от ужасавших его самого воспоминаний, он осторожно поставил рюмку на стол, освободив таким образом правую руку, совершенно необходимую для убедительности его слов. И здесь я впервые услышал от него рассказ, который он потом повторял при мне еще дважды в другой обстановке, более камерной, в присутствии всего нескольких человек. Но что удивительно - он повторял рассказ почти заученно, внося лишь небольшие коррективы.

- Когда Сталин умер, мы, члены президиума, приехали на ближнюю дачу в Кунцево. Стоим мы возле мертвого тела, почти не разговариваем друг с другом, каждый думает о своем. Потом стали разъезжаться. В машину садились по двое. Первыми уехали Маленков с Берией, потом Молотов с Кагановичем. Тут Микоян и говорит мне: "Берия в Москву поехал власть брать". А я ему отвечаю: "Пока эта сволочь сидит, никто из нас не может чувствовать себя спокойно. И крепко мне тогда запало в сознание, что надо первым делом Берию убрать..."

Затем Хрущев подробно рассказывал, как ему удалось уговорить сталинских вождей - Г. Маленкова, В. Молотова и других в необходимости "арестовать эту гадину".

..."И вот, - продолжал Хрущев, - пришел я на заседание. Сели все, а Берии нет. Ну вот, думаю, наверное, дознался. Ведь не снести тогда головы. Где окажемся завтра, никто не знает. Но тут он пришел, и портфель у него в руках. Я сразу сообразил, что у него там, в портфеле! Да и у меня на этот случай, - тут рассказчик похлопал себя по правому карману широкого пиджака, - у меня, говорю, тоже было кое-что припасено... Сел Берия, развалился и спрашивает: "Ну, какой вопрос сегодня на повестке дня? Почему собрались так неожиданно?" А я толкаю Маленкова ногой и шепчу: "Открывай заседание, давай мне слово". Тот побелел, смотрю, рта раскрыть не может. Тут я вскочил сам и говорю: "На повестке дня один вопрос. Об антипартийной, раскольнической деятельности агента империализма Берии". Есть предложение, говорю, вывести Берию из состава президиума, из состава ЦК, исключить из партии и предать военному суду. Кто "за"? И первый руку поднимаю. И тут все остальные подняли руки. Берия весь позеленел - и к портфелю. А я портфель рукой цап! И к себе! "Шутишь, - говорю, - ты это брось!" Я сам нажимаю на кнопку. Тут вбегают офицеры из военного гарнизона Москаленко (я с ними договорился заранее). А я им приказываю: "Взять этого гада, изменника Родины, и отвести куда надо". Тут Берия стал что-то бормотать, весь позеленел, в штаны наложил! Такой герой был других за холку брать и к стенке ставить. Ну, остальное вы знаете: судили его и приговорили к расстрелу".

Замечу, кстати, что эпизод с портфелем - чистый фрейдизм, это был плод высоковольтного напряжения в голове Хрущева, поскольку пистолета в портфеле так и не оказалось.

Народные реформы

Особенностью хрущевских реформ явилось то, что они были рассчитаны не на узкий слой номенклатуры или, как стали говорить позднее, элиты, а на все население страны.

Первые реформы Хрущева коснулись сельского хозяйства - было положено начало перелому в развитии сельского хозяйства: повышены закупочные цены, резко уменьшено бремя налогов, стали применяться новые технологии. Решение о выдаче паспортов крестьянам освободило их от полуфеодальной зависимости. Освоение целины - при всех недостатках - сыграло свою роль в обеспечении населения продовольствием. Хрущев пытался повернуть деревню к зарубежному опыту, первой сельскохозяйственной революции. И даже его увлечение кукурузой было продиктовано благими намерениями, хотя и сопровождалось наивными крайностями. Самую худшую роль сыграла также гигантомания в деревне и особенно сокращение приусадебных участков в конце правления Хрущева. Он наметил и почти осуществил 12-летнюю программу переселения людей из коммунальных клетушек в отдельные квартиры, правда, "хрущевки", но тогда это было истинным благом для многих.

С его именем связаны крупнейшие достижения в области науки и техники, позволившие создать фундамент для достижения стратегического паритета. До сих пор у нас перед глазами стоит встреча Юрия Гагарина с Хрущевым, ознаменовавшая прорыв нашей страны в космос. Мирное сосуществование, провозглашенное на XX съезде КПСС, становилось более прочной платформой для соглашений, деловых компромиссов с Западом, особенно после потрясения в период Карибского кризиса. К эпохе оттепели восходят истоки Заключительного акта в Хельсинки, который закрепил итоги Второй мировой войны и декларировал новые международные отношения, экономическое сотрудничество, обмен информацией, идеями, людьми.

В ту пору страна приступила к решению многих социальных проблем. Жизненный уровень населения в городе и деревне стал постепенно расти. Однако намеченные экономические и социальные реформы захлебнулись. Серьезный удар по надеждам реформаторов нанес разгром демократического движения в Венгрии в 1956 году. Не последнюю роль сыграла самоуверенность Никиты Сергеевича, его беспечность в вопросах теории и политической стратегии. "Хрущевизм" - как концепция обновления социализма - не состоялся. Если воспользоваться образом, который так любил главный оппонент Первого Мао Цзэдун, Хрущев ходил на двух ногах: одна смело шагала в новую эпоху, а другая безвылазно застряла в тине прошлого.

Больше всего аппарат волновали реформаторские проекты Хрущева, которые рождались один за другим, иногда спонтанные, но всегда последовательно направленные против сталинской модели власти. Вслед за созданием совнархозов, что тогда было сильным ударом по ведомственному бюрократизму, за попыткой перестроить партию Хрущев задумал еще более радикальное изменение нашей политической системы. Он стремился воплотить в жизнь заявленные программные идеи: отмену диктатуры пролетариата и формирование институтов общенародного государства, коллективность руководства, ротацию кадров. И вот в начале 1964 года мы - я и Г. Смирнов, заместитель заведующего отделением агитации и пропаганды ЦК, - были откомандированы на дачу Горького для подготовки проекта новой Конституции СССР. Нам поручили собрать в предварительном порядке все лучшие предложения и подготовить записку для Хрущева и других членов президиума ЦК. Надо сказать, что тут мы несколько "разгулялись" и подготовили записку об основных принципах новой Конституции, которые резко отличались от так называемой сталинской, принятой в 1936 году. Мы ставили задачу разделения партийной и государственной власти, узаконения политической власти, проведения свободных выборов, постоянной работы ВС СССР.

Одно из главных предложений состояло в установлении президентского режима и прямых выборов народом главы государства. В нашей записке говорилось, что Первый секретарь ЦК должен баллотироваться на этот пост, а не замещать пост председателя Совета Министров СССР.

Предполагалось также, что каждый член президиума ЦК будет выдвигаться на крупный государственный пост и важнейшие решения будут приниматься не в партии, а в органах государственной власти.

Хрущев в целом одобрительно реагировал на наши предложения. К сожалению, работа над новой Конституцией была оборвана из-за его падения. Ушло два десятилетия, пока страна вернулась к этим идеям...

Открытие мира

Так получилось в моей жизни, что я пять раз сопровождал Никиту Сергеевича в зарубежных поездках, наблюдал и слушал его выступления и речи, нередко на расстоянии протянутой руки.

В момент пребывания в Болгарии, в Варне, я оказался за одним столиком с Хрущевым и слушал, потрясенный, как он, стоя больше часа с рюмкой в руке, рассказывал о последних днях жизни Сталина, о его несостоявшихся планах осуществить новое кровопускание среди руководства партии.

Во время визита в Югославию и переезда на яхте "Галеб" из резиденции Тито на острове Брионы в Дубровник мы, помощники и советники, сидели в маленькой каюте прямо напротив Хрущева и Тито. Помнится, на обратном пути с острова Брионы мы как-то обедали в кают-компании принадлежащего Тито парусника. Парусник, да еще с мотором, на почти плоской глади Адриатического моря - все это настраивало Первого на праздничный лад. Он непрерывно шутил за обедом и хохотал раньше других, будучи не в силах сдержаться. Справа от него сидел Тито в белоснежной адмиральской форме и тоже вежливо посмеивался. Тут на десерт подали апельсины. Увлеченный своим очередным рассказом, Первый даже не заметил изящного ножика, который положили рядом, и стал разламывать апельсин руками, продолжая при этом азартно рассказывать какую-то смачную историю. Но вот капельки раздавленного апельсина разбрызгались в разные стороны. Несколько капель, к несчастью, упали на адмиральский китель президента. Как быть? И китель жалко, и Первого обидеть нельзя. Тогда Тито незаметно вытащил платочек и стал легкими движениями вытирать свой белоснежный китель...

Вообще в Хрущеве было много детского. Я наблюдал, как, например, во время послеобеденных прогулок в парке он держал на груди маленький приемничек, подаренный ему где-то, кажется, в Америке. Говорят, что руководители нашего телевидения и радио передавали в это время специально для него деревенские мелодии, которые любил Первый. Это радостное изумление перед современной техникой мне приходилось не раз наблюдать на лице Первого. Военные рассказывали, какой восторг вызывали новые боевые "игрушки"...

Мне пришлось присутствовать на переговорах между Первым и Новотным в Праге летом 1964 года, буквально за несколько месяцев до падения Хрущева, в одном из наиболее роскошных залов президентского дворца в Барнобитках. Новотный рассказывал Хрущеву о намечавшихся экономических реформах в Чехословакии.

Хрущев слушал все это вполуха. Переговоры происходили после сытного обеда, как всегда сопровождавшегося двумя-тремя рюмками коньяка. Легким движением Хрущев вытаскивал из кармашка часики, кажется, подаренные ему в Америке. Это были особые часики, их циферблат находился в металлической коробочке, которую надо было открыть, чтобы увидеть время. И вот Хрущев незаметно для Новотного, чтобы его не обидеть, вытаскивал под столом часики - не для того, чтобы узнать время, а просто так, играючи, приоткрывал, посматривал на любимую игрушку и закрывал.

Мне показалось, что Хрущев даже не понял того, о чем рассказывал Новотный. Рыночные отношения всегда казались ему чем-то чуждым и даже неприятным. Поэтому он никак не реагировал на ту часть информации Новотного, которая касалась развития товарного хозяйства.

Хорошо помню поныне говорок Никиты Сергеевича с характерными украинизмами: буква "г" как "х" - это называлось "гаркать". Помню его веселый, озорной голос, доходивший в минуты большого возбуждения чуть ли не до визга. Помню его простонародные поговорки: "кузькина мать", "собака лает - караван идет", сопровождаемые непроизвольным всхохатыванием. Помню его бурную жестикуляцию и любимое развлечение - размахивать могучим кулаком рабочего человека и стучать им по столу.

Замечу, кстати, что многие наши сатирики умело воспроизводили голоса Сталина, Брежнева, Горбачева, Ельцина. Но что-то не припомню, чтобы кому-то удавалось изобразить манеру Хрущева. Уж очень она была своеобразной и далекой от современного опыта...

Хрущев любил шутить. Но его шутки нередко обходились дорого стране. Одна из самых известных была, если использовать современный сленг, озвучена в самом "центре мирового империализма" - США. Вот как он сказал: "Мы вас похороним!" Вся Америка вздрогнула, и хотя он впоследствии не раз объяснял, что речь идет совсем не о войне, а об историческом процессе преодоления капитализма социализмом, ему там никто не поверил.

Другая известная шуточка настолько прилипла к Хрущеву, что каждый раз, когда я говорил о нем с кем-нибудь из американцев, те с улыбкой вспоминали, как он на заседании Генеральной Ассамблеи ООН во время выступления оратора, кажется, из франкистской Испании снял ботинок и стал стучать им по столу. Любопытно заметить, что когда его спросили, как это произошло, он объяснил нечто совершенно невообразимое. "Я полагал, - говорил Хрущев, - что в Америке, в отличие от нашей страны, принято выражать свой протест в любой форме: хочешь - кричи, хочешь - свисти, хочешь - топай ногами". (Не буду останавливаться здесь на драматических событиях Карибского кризиса 1962 года, поскольку это недавно широко отмечалось в наших СМИ.)

Крушение оттепели

Современный читатель испытывает жгучий интерес к Никите Хрущеву. Сейчас, когда эгоизм и жажда власти обрели гипертрофические масштабы, трудно даже себе представить, как он рискнул, поднявшись на трибуну XX съезда партии, где находились исключительно железные кадры сталинского призыва, бросить им в лицо правду о "великом отце всех народов". Оглядываясь в прошлое, не будет преувеличением сказать, что именно Хрущев нанес самый мощный удар по тоталитарной системе, становым хребтом которой были массовые репрессии.

Хрущев импонирует своей смелостью, пускай даже размашистостью, и огромным энергетическим зарядом, хотя мы хорошо видели и его недостатки: невысокую культуру, склонность к поспешным решениям и необдуманным действиям.

Не скрою, я был глубоко потрясен, когда Хрущева посредством подлого заговора при активном участии двух председателей КГБ - Шелепина и Семичастного, а также "самого надежного соратника" Брежнева сняли с занимаемых постов и отправили в ссылку на подмосковную дачу. Когда я познакомился с Брежневым лично и понял, куда дело идет - а дело шло к пересмотру решений и духа XX съезда, - я резко подал в отставку и ушел из аппарата ЦК КПСС, официально заявив о своем несогласии с новой политикой. Это дорого обошлось мне впоследствии...

...Древние говорили: "Судьба человека - это нрав его". Никита Хрущев стал жертвой собственного нрава, а не только политической среды. Торопливость, скоропалительность, эмоциональность были непреодолимыми его чертами. Человек идет дальше всего, когда не знает, куда идет, говорили древние. Но шаг его при этом извилист и неровен - он то резко вырывается вперед, то сильно откатывается обратно. Так выглядели многие экономические и социальные реформы Хрущева.

Время не рассеяло бесчисленные мифы вокруг его имени у нас и за рубежом. Разделив судьбу других реформаторов, Хрущев не снискал объективного признания в массовом сознании. Народ, который когда-то возвышал Ивана Грозного и осуждал Бориса Годунова, не мог принять после Сталина общественного деятеля, лишенного мистической магии, земного и грешного, подверженного ошибкам и заблуждениям. Шолохову еще в период оттепели приписывали фразу о Сталине: "Конечно, культ был, но была и личность". То был скрытый упрек Хрущеву как куда менее значительной фигуре. Несправедливый упрек человеку, который будто бы, подобно шекспировскому Клавдию, стащил корону, валявшуюся под ногами.

А тем временем в странах Запада Никиту Хрущева ставили на одну ступеньку с Джоном Кеннеди и папой Иоанном XXIII и видели истоки ухудшения международного климата в конце 60-х годов в том, что эти лидеры по разным причинам сошли с политической арены. Появилось множество книг, посвященных анализу "хрущевизма" как нового течения в социализме.

Можно было бы сказать - нет пророков в своем отечестве, но это было бы неточно. Вопрос глубже и сложнее. Пожалуй, ближе других к оценке Хрущева подошел Эрнст Неизвестный, с которым Хрущев вел свою "кавалерийскую" полемику в Манеже. Созданный скульптором памятник на могиле Хрущева - бронзовая голова на фоне белого и черного мрамора - удачно символизировал противоречивость оттепели и ее главного героя.

...Мне рассказывал один из помощников Хрущева об удивительном пророчестве У. Черчилля. Это было во время визита Хрущева и Булганина в Англию в 1956 г. Вот что сказал старый британский лев: "Господин Хрущев, вы затеваете большие реформы, и это хорошо! Хотел бы только посоветовать вам не слишком торопиться. Нелегко преодолеть пропасть в два прыжка. Можно упасть в нее".

Я рискнул бы добавить от себя: пропасть нельзя преодолеть и тогда, когда не ведаешь, на какой берег собираешься прыгнуть. В ту же пропасть позднее провалились и Горбачев, и Ельцин, хотя и по разным причинам, и с разными результатами, но так и не достигнув желанного другого берега.