Мы только и слышим - "Обращайтесь в суд!"

"А судьи кто?" - воскликнул разочарованный Чацкий. Ответа нет до сих пор...*

Эрик КОТЛЯР

Замечательную отговорку нашла наша власть на все случаи нерадивой жизни. Повысили квартплату? "Обращайтесь в суд!" Обсчитали в супермаркете? "Обращайтесь в суд!" Прорвало трубу и залило квартиру? "Обращайтесь в суд!" Испортили ли вам одежду в химчистке, выписала ли неправильно полиция штраф за парковку, впарил ли врач в поликлинике дорогое, но абсолютно не по делу лекарство, и так далее по бесконечному счету, ответ стандартный: "...в суд и только в суд!" И ведь наверняка те, кто посылает пострадавших в суд, твердо знают: плюнут, разотрут, но ни в какой суд не пойдут.

А вот почему не пойдут? Вопрос, как принято сейчас выражаться, интересный.

Вы скажете - дорого обойдется. Лишние накладные расходы. У нас же все теперь стоит "достаточно обстоятельно", как сказал бы немеркнущий во все времена Гоголь. Это, конечно, уважительная причина. А еще? Еще суд будет рассматривать дело неизвестно когда, к тому времени боль обиды пройдет, промоченный потолок просохнет, и пошли вы все куда подальше с вашей нервотрепкой. И без нее всего хватает. Тоже ведь правильно, ничего не возразишь. А еще?

А еще нет веры в справедливость нашего суда. Но почему? Ведь судьи такие же граждане России, у них такие же российские паспорта, как у нас, и живут они рядом с нами в таких же домах, ходят в те же магазины, ездят по тем же улицам. Почему же им чуждо чувство справедливости, безразличие их к людям сразу поднимает волну возмущения?

Ответ на этот мучительный вопрос ищет российская оппозиция. И главный аргумент в ее изысканиях - неправильное формирование судейского корпуса. И еще, говорят оппозиционеры, ангажированные судьи прямо зависят от власти.

Вообще тут с оппозицией кое в чем можно и поспорить, ведь далеко не все приговоры в судах носят подотчетный характер. Все же многие из них справедливы и принципиальны. Но то, что судебная система в России за двадцать лет существования нового государства сложилась не лучшим образом и дает сбой, к сожалению, имеет место. И корень зла действительно, надо согласиться, в особенностях формирования судейского дивизиона.

Если ознакомиться с анкетами судей, многие из них - бывшие прокуроры, следователи, полицейские или чиновники юстиции.

В прежней деятельности они привыкли рассматривать две стороны в процессе расследования только с точки зрения разоблачения правонарушителя. Чисто психологически отойти от стереотипа обвинительного уклона такому специалисту, попавшему в кресло судьи, проблематично. Ведь и прокурор, и следователь отчитывались в качестве своей работы по показателям раскрытых преступлений, доведенных до обвинительного приговора. И будучи "государевыми слугами", были убеждены, что всегда правы. Даже если улик для полного обвинения у них не хватало, но они считали по своей логике, человек заслужил полированную скамейку, обвинительный приговор всегда приносил удовлетворительную оценку их работы. Поэтому судьи, бывшие правоприменители, всегда с сочувствием будут слушать сторону обвинения, разделяя в душе ее позицию, даже если доказательная база слабовата, а приводимые аргументы не выдерживают никакой критики.

Великолепный пример массового недовольства, вызванного приговором по делу "Pussi Riot". И ведь дело не в богомерзком поступке девиц, достойном при любой мотивации заслуженного, но обязательно справедливого по закону наказания. Возмущение вызвала своего рода "подмена закона", открыто продемонстрированная в судебном процессе.

Как известно, хулиганская статья в свое время была специально изменена, так как места исправления заполнили приговоренные именно по ее диспозиции. Ее перевели в разряд административных нарушений, чтобы разгрузить суды и зоны. В статье по "хулиганке" оставили только состав тяжелых преступлений, связанных с применением оружия во время хулиганских действий. Во второй части статьи есть действительно ссылка на хулиганские действия, наносящие ущерб чувствам верующих, но опять-таки, как это подчеркнуто в начале второй части статьи, при "том же деянии", то есть, надо понимать по смыслу, при применении оружия во время совершаемого преступления. Понятно, что действия девиц в диспозицию подобного рода никак не укладываются.

Кто же виноват в том, что законодатели, работая над новым Уголовным кодексом, просто прошляпили мотив "богохульства"? Это тем более удивительно, что в жизни страны религия стала занимать весьма заметное место. Если бы такая статья по богохульству присутствовала в УК, девицы могли бы получить по ней хоть двадцать лет тюремного заключения, и оппозиции крыть было бы нечем! Но статьи такой в распоряжении правоприменителей не было, и им пришлось натягивать "хулиганку" только потому, что там есть хоть какое-то упоминание о богохульстве...

Как себя должна была вести судья Марина Сырова из Хамовнического суда, столкнувшись с таким казусом? Если следовать юридической логике, наверное, проявить профессиональную принципиальность и не согласиться с квалификацией по делу обвинения. Но, учитывая позицию государства, занявшего сторону обвинения по отношению к "Pussi Riot", судья подчинилась гражданской воле и, как тут ни рассуждай, была вынуждена нарушить судейский принцип. Тогда возникает риторический вопрос: что же верховенствует в России - сила власти или сила закона?

В наше время пока на этот вопрос ответ найти трудно. Хотя сила власти, утверждающая себя выше закона, опасна как предтеча грядущего авторитарного режима. Подобное можно видеть, если обратиться к практике трибунала в Гааге с его предвзятостью и услужением мировым капиталистическим интересам, а далеко не законным требованиям объективного судебного разбирательства.

В России сила власти покоится на силе денег. Законы, существующие в стране, нацелены на защиту олигархического капитала. Любое посягательство на устои власти, а значит, олигархата, сразу будет рассматриваться как замах на конституционный строй. Деньги у нынешнего государственного строя - это святое и главное. Власть и деньги сегодня органически едины. И малейшая угроза самой власти или ее деньгам будет расценена как нарушение государственной безопасности.

Поскольку конфессиональные институты включены в государственную концепцию России, покушение на облик церкви власть рассматривает как одну из собственных угроз. А раз судебная система выстроена властью "под себя", в основном как "орудие самозащиты", то, естественно, ее "заказ" суду всегда читается в строках обвинительного заключения, с которым в процессе выступает прокурор. То есть обвинительное выступление прокурора - это сигнал суду о государственной позиции.

Скажем, 26 июля МВД отчиталось, что удельный вес уголовных дел, направленных в суд следователями ведомства, превысил 95%. Понятно, что приговоры по этим делам будут ориентированы на обвинительные заключения.

Рассмотрение такого "кучерявого" дела, как "Pussi Riot", кому угодно доверить было нельзя. Сырова - бывший прокурор, она уже участвовала в качестве обвинителя в процессе Ходорковского, вызвавшем такой же международный резонанс, как и дело оборзевших девиц. Процесс, видимо, по этой причине доверили ей.

От того, как формируется судебный корпус, зависит его гибкость в отношениях с законом и властью. Формируется он в первую очередь исходя из интересов власти и ее представлений о полезности суда. Интересы населения тут за кадром.

Бывших адвокатов среди судей меньше - 1%. Может быть, по этой причине особо "удачливым бизнесменам" лучше в суд не попадать.

В процентном отношении, по данным Верховного суда РФ, состав областного судейского корпуса сформирован на 93,4% из пришедших в областные суды бывших работников городских и районных инстанций. Это скорее всего люди, так или иначе знакомые с судейской системой, куда они попали еще в молодости в качестве секретарей судебных заседаний. Затем в областных судах насчитывают 2,65% прокурорских работников, за ними идут преподаватели юридических дисциплин вузов, юристы госорганов, консультанты судов, сотрудники МВД и следователи. Бывших адвокатов всего двое (0,2%).

В районных судах картина такая же. Судейские работники вместе с мировыми судьями - 57,8%, работники прокуратуры -10%. Аналогично областным судам в районных остальные категории судей. Адвокатов там всего 0,8%.

Адвокатов в России сегодня 65 тысяч. В прошлом году от них поступило 61 заявление с согласием облачиться в судейскую мантию. Приняты были 11 человек.

По мнению представителя правительства в Конституционном, Верховном и Высшем арбитражном судах Михаила Барщевского, формировать суды за счет бывших прокуроров, следователей и помощников судей катастрофически неправильно. В Европе, по словам Барщевского, формально нельзя стать судьей, не проработав предварительно несколько лет адвокатом. "Судьи - это вершина карьеры. И человек, оказавшись в судейском кресле, обязан до этого поработать по обе стороны баррикад", - утверждает он.

Бывший депутат Госдумы Олег Шеин, проигравший в Астрахани процесс за кресло мэра, приводит интересную статистику. "Результатом сращивания судейского корпуса с правоохранительными органами стал обвинительный характер приговоров. За последние два года в России был вынесен миллион приговоров. Из них оправдательных только 713, то есть менее 0,1%. Для сравнения при Сталине оправдательных приговоров выносили около 15%, при Брежневе около 30%".

Верховный суд категорически не согласен с таким утверждением. В высшей судебной инстанции говорят, что больше половины обвинительных приговоров выносятся судьями по делам, рассматриваемым в особом порядке, а именно, когда обвиняемые признают свою вину.

Но дело ведь не только в мягкости приговоров. Важней избирательность правосудия.

Далеко не все адвокаты готовы поменять костюм на судейскую мантию. Если их послушать, у них свои рассуждения, к которым они пришли в залах судебных заседаний. Скажем, заслуженный юрист России адвокат Генрих Падва обвиняет правосудие в предвзятости обвинительного уклона: "Ленин в свое время определил суд, как слепое, тонкое орудие в руках господствующего класса. Во многом эта формулировка действует и сейчас".

Карина Москаленко, адвокат Международного центра защиты прав человека, убеждена, что беды отечественного судопроизводства исходят из "своеобразного бэкграунда" многих судей, которые пришли в зал судебных заседаний из полиции, прокуратуры или из следственного комитета.

"Судья Басманного суда Андрей Росновский, бывший прокурор, - вспоминает она о своем участии в процессе над Ходорковским, - в свое время вынес решение о незаконном содержании моего подзащитного под стражей. Оно было необоснованно и подвергнуто критике Европейским судом по правам человека. ЕСПЧ признал, что Россия нарушила права Ходорковского на свободу и личную неприкосновенность".

Адвокат с 33-летним стажем Раиса Ганопольская делится своими соображениями: "Адвокаты для прокуроров и следователей априори непорядочные люди. Отсюда такой же настрой у судей, бывших правоохранителей. Знаю нескольких судей, которые теперь работают адвокатами. Сейчас, находясь по другую сторону баррикад, они возмущаются и неправедными решениями своих бывших коллег, и тем, что дела искусственно затягиваются. У нашей Фемиды своя таблица умножения. Вы приходите в суд с документами и уверены, что дважды два - четыре. Но нет, у судьи, оказывается, другой результат - четыре с половиной..."

Личные качества судьи зависимы от системы. Чисто человечески это объяснимо, правоохранительная профессия оставляет неизгладимый след в сознании. Оно, как говорят психологи, деформируется. Недаром среди оперативных работников бытует поговорка "бывших не бывает". Если человек долгое время занимался обвинением, вряд ли ему будет легко усвоить азы гуманизма.

Но ведь и адвокат, согласившись принять судейский статус, также вряд ли способен сразу перестроиться на объективный лад при оценке правонарушения во время судебного разбирательства.

Для адвоката это будет просто невыносимо. Наверное, адвокату будет трудней, чем правоохранителю, пройти "ломку натуры" при смене амплуа. Может, поэтому адвокаты говорят, что не желают превращаться в обвинителей. Ведь судья в силу объективных причин поневоле занимает позицию обвинения.

Правоохранительные структуры, осуществляя предварительные мероприятия по уголовным делам, по закону вступают во взаимоотношения с судьями, которые утверждают их действия, и, следовательно, судьи сами участвуют в процессе обвинительных процедур. Отношения эти такие, что суд последовательно должен одобрительно расценивать все, что делает обвинитель на предыдущих стадиях расследования. Так повелось издавна и вошло в традицию. Поэтому часто можно услышать от оперативного сотрудника ремарку: "Что, судья не даст мне санкцию, если она потребуется?"

Если судья не будет оказывать помощь государственным органам правоохранения, он может стать субъектом дисциплинарного производства, заработать штраф или даже, что еще хуже, лишиться должности.

Подлинная независимость судьи напрямую связана с совокупностью многих факторов, которые у нас трактуют по-своему.

И все-таки поможет ли, как утверждает Михаил Барщевский, приток адвокатов в судейский корпус изменить психологию судебных решений? Увы. Пока судья, получая от правоохранительных органов уголовные дела в виде "сырья для дальнейшей судебной переработки", не защищен от негативной оценки своей работы, он не будет заинтересован в объективности зависимых от него решений. Перед адвокатом, пришедшим в зал судебных заседаний, чтобы вершить там справедливость, поневоле встает вопрос - или принять новый для себя облик, или проявить благородную принципиальность и отказаться от престола с его правом распоряжаться человеческими судьбами. Вообще не все адвокаты пренебрегают возможностями судейской должности ради высоких идеалов. Были случаи, когда защитники обвиняемых с досадой говорили о судьях из бывших коллег: лучше бы он оставался в прежней профессии!

Ко всему прочему высокая степень занятости (обычно судьи завалены кучами дел) в сочетании с относительно небольшой по значению роли судьи зарплатой лишает его должность привлекательности.

Но даже если говорить о выходцах из судебной системы, ставших в конце карьеры судьями, коих большинство, можно скептически оценивать надежды на их объективность. Всю профессиональную жизнь они провели в стенах судов и впитали в подкорковое сознание, что происходило у них на глазах. А это вряд ли способствует нейтральной позиции объективного арбитра, способного одинаково оценивать обе стороны в уголовном процессе.

В аналогичную ситуацию попадают и те, кто пришел в судейскую практику из науки или из вуза. Они сразу понимают, что такое "шаблон судейского сообщества", и оказываются перед тем же выбором: уйти или принять правила игры?

В России, которая все время пытается идти неким суверенным путем, все-таки принято заглядывать за кордон: мол, а как там у них? Так вот, во Франции и в Германии прокуроров и судей относят к одному юридическому сословию, имеющему допуск к судейской должности. Но, если человек занимался одним видом деятельности, развивающим у него, скажем, одностороннюю обвинительную позицию, его непременно подвергают так называемому профессиональному карантину перед заступлением на пост судьи.

В России этого нет. Переход из правоохранителей в судейский корпус происходит без всякого "карантина". В результате человек в мантии может оказаться вчерашним полицейским с подозрительным взглядом на обвиняемого. Что и вызывает в обществе реакцию недовольства многими приговорами.

Есть ли выход из создавшегося положения? Есть. Но для этого надо многое поменять в мире судей. Прежде всего покончить с "процентоманией", оценивающей работу судов. Ведь отмена каждого судебного акта рассматривается как отрицательный показатель работы судьи. И самое главное - нельзя допускать, чтобы судью подвергали порицанию, если его решение не пришлось по вкусу вышестоящему начальству.

Особый вопрос - это председатели судов. Они сегодня работодатели для судей. В то же время председатели судов напрямую связаны с политическими кругами. Понятно, что власти будут обращаться не к самим судьям, а к руководству судов. И решение председателя в таком случае будет для судьи основополагающим.

Если в России действительно хотят получить нормальное судопроизводство, начинать надо с ключевой задачи - пересмотра полномочий председателей судов. Они не должны участвовать в процессах назначения судей и их удалении из системы. За председателями судов должна быть закреплена, главным образом, функция обжалования решений органов судейского сообщества.

Кроме того, не обязательно вести видеосъемку судебных заседаний. Это опять же удобно только для председателей судов. Они, не выходя из своего кабинета, имеют возможность видеть, как проходят процессы. Для чего? Чтобы вмешаться, если процесс разыгрывается не по нотам?

А вот аудиозаписи всех судебных заседаний действительно необходимы. Ведь сегодня аудиозаписи, которые ведут стороны во время суда, отвергаются в вышестоящих судебных инстанциях. Поэтому они должны вестись под надзором судьи - хозяина судебного заседания. Это важно в первую очередь для самого судьи, чтобы потом можно было точно определить, как протекал процесс в первой инстанции.

От человека в мантии и удара молотка в его руке, решающего судьбу подсудимого, зависит очень многое, и по этой причине реформация сложившейся в стране судебной системы неизбежна. А пока мы будем с удивлением наблюдать такие необъяснимые вещи в залах судебных заседаний, как, например, процесс "войны подушек" над напроказившими студентами в Санкт-Петербурге.

Там три месяца рассматривали в суде "дело о бое подушками". Студенты, учинившие на Марсовом поле шуточный бой подушками, попали под новый закон о митингах, опубликованный 9 июня. Ребятам вменяют "организацию массового одновременного пребывания или передвижения граждан в общественных местах, повлекших нарушение общественного порядка".

За это подсудимым угрожает штраф до 20 тысяч рублей. Судья со всей строгостью расспрашивает их - вываливался ли из подушек пух во время боя между "белыми" и "черными" и что там ребята скандировали, занимаясь подушечной баталией. Происходящее в суде достойно юмористической постановки...

Несколько заседаний судья Яна Никитина посвятила установлению истины: кто конкретно размахивал подушками, возникало ли при этом "запыление" на Марсовом поле и кто из студентов красовался в одежде определенного цвета. Вопросы судьи вызывают ответную реакцию у подсудимых.

Один из "рыцарей подушки", по словам его товарищей, " забил на это дело болт" и на судебные заседания вообще не ходит. Дескать, присудят штраф - заплачу! Из всех привлеченных к судебной ответственности только двое студентов - Наталья Шевелева и Артем Демешкевич - обзавелись адвокатами. Может быть, теперь, когда их интересы представляют профессиональные юристы, больше не будут звучать в зале суда такие диалоги: "Отводы суда есть?", " А что это такое?", " Суду доверяете?", "Да, наверное...", "Ходатайства у вас будут?", "А что это?"

Артем старательно посещает все заседания, но твердо заявляет судье, что из его подушки пух не летел, он предусмотрительно засунул подушку в три наволочки!

Большинство подушечных воинов решили самостоятельно защищаться. Из их выступлений ясно, что они испугались встречи с полицейскими, так как раньше им не приходилось иметь с ними дела. И то, что их детская шалость приобрела чуть ли не оппозиционный смысл, явилось для ребят, далеких от общественных проблем, полной неожиданностью.

Вызванные в суд свидетели подтверждают, что, увидев стражей порядка, ребята стали быстро расходиться и вообще не приближались к полицейским. Организатор затеи с подушками Ростислав Ионов набрался мужества и вступил с одним из полицейских в переговоры. По его словам, когда он пообещал полицейскому убрать мусор, тот ему будто бы сказал, что ничего ребята не нарушили и им ничего не грозит. Ионов полицейскому поверил.

Другой студент, 18-летний Иван Иваненко, решивший самостоятельно защищаться на суде, постигает азы новой для себя науки "российского правосудия". Бедный парень так старается, что судья ему даже подсказывает, правда, оговариваясь при этом: "Я не вправе вас консультировать". По его мнению, происходящее похоже на бред. Его родители успокаивают - мировой суд еще не конец, можно будет обжаловать.

Самый взрослый из парней Алексей Шерстюк, ему 22 года. Все ребята приходят в зал суда, привычно одетые, по-пляжному, за окном летняя жара, и только Алексей уважительно соблюдает дресс-код. Он в костюме, при галстуке и всегда в отутюженной сорочке. Алексей освоился с процессуальными особенностями. Он встает, обращаясь к судье: "Ваша честь" и "Уважаемый суд", и просит: "Приобщите к делу фотографии с поля битвы подушками". Но даже научившись соблюдать азы гражданского повиновения в суде, Алексей заметно нервничает и сознается: "Задержание с самого начала вызвало у меня ужас, и он до сих пор меня не отпускает".

Это первый опыт в жизни молодого парня, когда российская действительность ему продемонстрировала, что безобидный флешмоб с точки зрения юношеского озорства, с другой, политической точки зрения, чреват серьезными последствиями. Ребята убеждены - их флешмоб ничего общего с политикой не имел, как и они сами далеки от всех ее заморочек.

Для студентов грозящий им штраф - весьма суровая мера наказания. Многие из них живут за счет родителей, которые без всякого энтузиазма узнали об их выходке на Марсовом поле.

Алексей очень надеется, что платить штраф ему не придется. Серьезного, собранного парня, каким он выглядит в зале суда, трудно представить себе с упоением дерущимся подушкой рядом с Павловским дворцом. Тем не менее судья настойчиво допрашивает свидетелей: кто из них видел Шерстюка с подушкой в руках?

Семнадцатилетняя Оля Иванова робко рассказывает, что она сама дралась подушкой, но только три минуты, "потому что подушка тяжелая, а я маленькая", в самом "бою" она Алексея не видела, только перед началом "военных действий" и по окончании... Судья уточняла, был ли при этом Алексей взъерошен и держал ли в руках подушку? Оля подтвердила, что подушка была, но наволочка выглядела целой.

Удивительно, как, выслушивая весь этот бред про "команды черных и белых" и "запыление" на Марсовом поле, судья, свидетели и обвиняемые разбирают с самым серьезным видом все подробности дурацкой истории в течение нескольких долгих судебных заседаний.

Ну, с обвиняемыми все понятно. Они, неискушенные в судебном производстве, относятся к происходящему с неподдельным испугом, как птенчики, выпавшие из родительского гнезда. А вот какие мотивы побуждают судью затягивать процесс, понять трудно. Даже полицейские, вызванные как свидетели, не всегда снисходят посещать судебные заседания. Видимо, не принимают их всерьез. Тем не менее судья сознательно затягивает процесс.

Объяснить это можно только одним. Власть, напуганная протестными митингами и шествиями с политическими требованиями, даже мальчишеское озорство использует как удобный пример для назидания строптивой молодежи в том, что ей можно и чего нельзя. И зал судебных заседаний превращается в класс общественного урока для всех, кто сегодня доставляет власти столько хлопот.

Срок давности по этому правонарушению истекает в середине сентября. И скорее всего судья закроет это дело. Видимо, судье можно поручить также и воспитательную миссию. К этому времени, надо полагать, с возложенной на судью обязанностью наглядной выволочки нерадивых юнцов она должна справиться...