Воспоминания бывшей жены военного переводчика в Анголе и Эфиопии

Многа букоф, но интересна...

ПЕРЕЛЕТ-ПЕРЕЕЗД

Июнь 1987-го. Я в Москве, бегаю по коридорам «Десятки». Чиновники-ротозеи выписали пропуск только на меня, хотя я предупреждала по телефону, что буду с ребенком. Мне повезло, что мама приехала меня провожать. Сейчас она с дочкой сидит в скверике на Гоголевском бульваре, а я занимаюсь документами.

Наконец, паспорт выдан, проездное требование выписано. Теперь нужно получить билеты на самолет, сообщить о дате вылета направленцу, сдать комсомольский билет на хранение в ЦК ВЛКСМ, сделать необходимые покупки.

Нас поселили в Бирюлево. Это юго-восточная окраина Москвы, но добираться до нее удобно: сначала на метро, потом – на автобусе. Вокруг живет много слушателей военных академий из Азии и Африки – они такие смешные в своей офицерской форме. Ассортимент в местном универсаме очень широкий, чтобы наши иностранные коллеги ни в чем не нуждались…

Рейс «Аэрофлота» Москва-Аддис-Абеба летает по пятницам, вернее, в ночь с четверга на пятницу. Перелет без посадки, около 6 часов. Есть и другой вариант – Боинг «Эфиопских авиалиний». Но он по вторникам, летит 11 часов и делает 3 дополнительные посадки: Афины, Каир, Хартум. Мы выбрали более дешевый и короткий рейс. 

Выехали из Бирюлево около 10-ти вечера, забрали чемоданы и ящики из камеры хранения на Курском вокзале и около 12-ти ночи были в «Шереметьево-2». Мне и раньше приходилось бывать в этом аэропорту, но я не переставала восхищаться его интерьером и комфортом. Заполнила выездной талон, потом таможня, багажка, санитарный и паспортный контроль. Та как нас было двое, то и багажа можно было взять на два места. На самом деле багажа было меньше, поэтому кто-то из присутствовавших в аэропорту попросил меня забрать свою люстру (ее передавали, как посылку). Одна рука у меня была занята, на ней спала дочка. Другой руки не хватало, чтобы переставлять поклажу. Мне помогали мужчины из нашего Посольства – они возвращались на работу после отпуска. В самолете все расселись, и мы взлетели. Дочка моя крепко заснула еще в зале вылета, и мне осталось только аккуратно уложить ее на кресла. Через некоторое время принесли еду. Кормили хорошо, была даже красная икра. Но поскольку тогда я икру не ела, а сливочное масло не ем и сейчас, сделанный бутерброд я завернула в салфетку и бросила в сумку. Хотелось угостить мужа. Дочка спала, поэтому ей еду не принесли, а попросить принести ее порцию я не решилась.

Ребенок проспал до самой посадки. Проснулась она, видимо, от укачивания, стала плакать. Сели мы быстро и легко, дочка успокоилась.

К моему удивлению, в аэропорту «Боле» в окрестностях Аддис-Абебы было холоднее, чем в Москве,- около 17°С. На паспортном контроле я увидела мужа. Как оказалось потом, он точно не знал, что мы летим именно этим рейсом, а просто попросился в город, зная, что мы скоро должны прилететь. Чтобы ускорить мой переход через границу, муж начал заполнять въездной талон сам. Когда пограничник взял мои документы, на его лице пограничника появилось удивление и непонимание. Как оказалось, муж написал мою девичью фамилию и уменьшил мой возраст на 2 года. Из-за полного несоответствия с паспортом у пограничника возникли вопросы, на которые я ответить не могла, а у мужа и в мыслях не было, что он мог ошибиться. Ох, уж эта мужская самоуверенность!

Багаж получен, таможня, паспортный и санитарный контроль преодолены. Люстру сразу же забрали те, кому она предназначалась. Я обратила внимание на то, что многие из наших соотечественников, владеющие информацией или опытом, презентовали таможенницам и карантинщицам маленькие пробные флакончики наших советских духов (такой флакончик стоил в любом советском универмаге 50 копеек). Это помогало решить любой вопрос легче и быстрее. В моем случае возникли вопросы по обогревателю, который я везла по просьбе мужа. Эфиопия находится на высокогорье, на высоте 2600 –2800 м над уровнем моря. Там очень большой суточный перепад температур. Днем бывает до 30°С, а ночью 5°С. Случаются и заморозки.

Паспорта у нас забрали еще в аэропорту, сразу же после прохождения всех формальностей: специальный человек из отдела кадров ГВС стоял на выходе и складывал их в свой «дипломат». В следующий раз свой служебный заграничный паспорт я увижу только перед вылетом в Союз в том же аэропорту полтора года спустя. Все наши военные советники, специалисты, переводчики и члены их семей находились в Эфиопии, не имея при себе абсолютно никаких документов.

Около 12 дня нам ехать в аппарат ГВС, но моя дочь сообщает, что она хочет хлебушка. И я начинаю понимать, что ребенок с 19-ти часов прошлого дня ничего не ел. Вот тут-то и пригодилась припрятанная в самолете булочка с маслом и икрой. Дочка съела ее с удовольствием. На просьбу дать попить мы купили ей бутылку кока-колы, но пить ее она категорически отказалась, подтвердив известную мудрость – устами младенца глаголет истина!

Шестьдесят километров по серпантину, и мы дома. Хотя пишется и произносится «серпантин» легче, чем переносится. Чудные горные пейзажи. Проехали несколько деревень с лачугами, в которых живет местное население. Еще из иллюминатора было видно, что внизу все зеленое, а распаханные участки – красные. Красное – это земля. Прилетели мы в сезон дождей, т.е. зелени было очень много, а трава – выше моего роста.

На полпути между Аддис-Абебой и нашим гарнизоном располагалось довольно большое водохранилище, из которого поставлялась вода в столицу. Вся его территория вместе с близлежащим лесом была огорожена, там же за оградой находилась насосная станция. На водной глади расположились сотни пеликанов и других водоплавающих птиц. На воротах этого гидрологического сооружения красовался огромный щит, на котором на 3-х языках (амхарском, английском и РУССКОМ) было написано: «Купаться и ловить рыбу запрещено!» Видимо, наши соотечественники настойчиво пытались провести выходные на природе возле воды в таком чудесном месте. Несмотря на этот запрет, перед нашей машиной то и дело оказывались выскакивающие из лесу местные мальчишки, которые предлагали купить только что пойманную рыбу. Это были еще живые, нанизанные через глаз и рот на деревянные прутики зеркальные карпики всех размеров. Рыба продавалась почти за бесценок, т.к. местные ее не едят, и заработать на ней можно было, только продав ее русским.

Вдоль дороги, по которой мы ехали, как, впрочем, и вдоль других дорог, было установлено большое количество плакатов и транспарантов, как рекламного, так и идеологического содержания. Меня просто умиляли портреты основателей марксизма-ленинизма Карла Маркса, Фридриха Энгельса и Владимира Ленина, изображенных вместе плечом к плечу в профиль. По формам их бород можно было узнать, кто есть кто, но черты и цвет лица у них были местные, эфиопские.

Первое впечатление, будто мы попали в пригородный дом отдыха где-то в средней полосе европейской части СССР. Разноцветные деревянные щитовые домики разбросаны в смешанном лесу, состоящем из сосны, лиственницы, эвкалипта и мимозы. Домики строили и жили в них первые 5 лет кубинцы, а последние 5 лет – советские военные специалисты. Мимоза там цветет круглый год. Кончики каждой ветки усеяны пушистыми ярко-желтыми шариками. Потом, оказалось, осыпаются эти шарики тоже круглый год, и нужно ежедневно подметать дорожки. Домики построены на 4 отдельных входа. Квартиры одинаковые, общей площадью около 100 квадратных метров. В каждой квартире две одинаковые комнаты примерно по 30 квадратных метров с выходом на общую лоджию около 12 квадратных метров, кухня – 15 кв. м, прихожая – 20 кв. м, туалет, ванная, кладовка. Горячая вода нагревается электробойлером. Электрочайник, электроплитки для приготовления пищи, посуду мы привезли с собой. Как потом оказалось, место, куда мы приехали, имеет 2 названия — итальянское Холлетта и арабское Генет. Арабское в переводе означает «рай».

Немного позже мне показали стоящие на территории училища виллы, где должны были жить советские специалисты: шикарные двухэтажные особняки в итальянском стиле с плоскими крышами и внутренними двориками, расположенные в хвойном лесу. По слухам, после того, как эти виллы увидел ГВС, советским специалистам запретили в них заселяться, так как по комфортности они давали фору вилле ГВС в Аддис-Абебе и даже виллам сотрудников Советского Посольства. В этих домах жили эфиопские старшие офицеры – руководители училища и военных кафедр.

ЗЕМЛЯ МИФОВ, ПРЕДАНИЙ, ЛЕГЕНД

Сделаю небольшое лирическое отступление – хочу немного рассказать об Эфиопии.

Это страна с необычайно интересной историей, упоминания о ней и ее жителях можно встретить даже в Библии и мифах Древнего Мира.

История страны насчитывает более двух тысячелетий. Письменная, точно зафиксированная  в документах история Эфиопии начинается с прихода из-за Красного моря поселенцев из Южной Аравии, где уже существовали стабильные государства (наиболее известное из них – Саба) и связана она с ростом Аксумского царства. Аксуму посвящено много легенд. Самая известная из них гласит, что царица Савская Мекеда, правившая Аксумом за тысячу лет до нашей эры, наслышавшись о мудрости и богатствах царя Соломона, решила сама посетить Иерусалим. Согласно легенде, царица провела в гостях несколько месяцев, а по возвращении в Аксум родила сына. Он-то, якобы, и стал под именем Менелика I родоначальником «соломоновой династии». К этой династии причислял себя и последний император Эфиопии Хайле Селассие, что и было записано в конституции 1955-го года.

Когда Менелик I вырос, он посетил своего отца, но, в конце концов, изъявил желание возвратиться на свою родину. Соломон щедро одарил сына, приставил к нему своих слуг, рабов и войско. Один из приставленных к Менелику I слуг выкрал из дворца Соломона Ковчег Завета Господня, т.е. ковчег, в котором хранились каменные скрижали с 10-ю заповедями, которые Господь передал Моисею. Эфиопы верят сами и убеждают весь мир, что этот ковчег со скрижалями до сих пор хранится в одной из церквей Аксума. Церковь эта небольшая, огражденная кованой изгородью. За изгородь никого не пускают, можно только прикоснуться к металлу изгороди. Простым смертным смотреть на эту святыню запрещено, пускают только самых избранных. Так их представителей новейшей истории на ковчег довелось посмотреть королеве Великобритании (не знаю, какой точно: правящей монархине или королеве-матери). Увы, тем, кто посвящен в тайну ковчега и скрижалей, какие-то неведомые запреты не позволяют что-либо рассказывать о них.

Столица Эфиопии Аддис-Абеба находится в центральной провинции Шоа, в английской транскрипции Шеба, т.е. Саба – земля царицы Савской.

В Эфиопии свой календарь, отстающий от нашего на семь с половиной лет. Новый год наступает в сентябре, вместо елки эфиопы украшают свои жилища месхелем – желтыми цветами, похожими на полевые ромашки с желтыми лепестками. Эфиопский год состоит из 13 месяцев: 12 месяцев по 30 дней и 1 месяц из 5 – 6 дней. Девиз эфиопской национальной туристической компании звучит так: «Тринадцать месяцев солнечного сияния», т.е. солнце круглый год – дней без солнца в Эфиопии просто не бывает.

НАШЕ УЧИЛИЩЕ 

Итак, мы живем в 60-ти километрах от Аддис-Абебы, в городке, который по масштабам напоминает рядовой советский райцентр. Городок разделен на 2 части военным училищем. Училище это — первое из всех военных учебных заведений в Африке. Его открыли в 1935 году. Первый выпуск сразу же ушел на войну - 2-ю Мировую. Эфиопия была оккупирована Италией. Вернулись с войны только пятеро выпускников, которые сразу же были повышены в званиях до генералов. Один из них был еще жив в 80-е годы прошлого века.

Во время нашего пребывания военное училище преобразовали в курсы усовершенствования офицерского состава. Если раньше в училище учились курсанты, после преобразования стали учиться офицеры. На территории училища стоял великолепный памятник: на высокой колонне  возвышалась покрытая желтым металлом изящная фигура бегущего воина с копьем. Изображение этого памятника было напечатано на форменных белоснежных футболках курсантов и офицеров училища. Рядом с памятником была церковь и одна из многочисленных бывших резиденций свергнутого императора Хайле Селассие. Напомню, на момент свержения последнего императора в 1975 году эта монаршая династия была самой древней из всех в новейшей мировой истории.

В гарнизоне проживало около 15 наших военнослужащих, некоторые – с семьями. Офицеры были представителями двух поколений: отцов и детей. Отцы – советники и специалисты (полковники и подполковники), которые преподавали на кафедрах училища, а дети – переводчики (младшие лейтенанты-практиканты, лейтенанты, старшие лейтенанты и просто служащие СА), которые помогали старшим офицерам преподавать и жить в незнакомой стране.

Если не считать 4-х летней оккупации войсками Муссолини, Эфиопия никогда не была ни чьей колонией. Боевой дух местного населения был и остается очень высоким. У такого «неколониального» прошлого есть две стороны: 1-я — эфиопы не воспринимают белое население как бывших колонизаторов, т.е. не ощущают по отношению к нему скрытой генетической ненависти; и 2-я – они требуют к себе такого же уважительного отношения, как и к белым. Эфиопы не считаю себя африканцами, они сильно отличаются от африканцев даже внешне. Кожа у эфиопов имеет цвет молочного шоколада, а черты лица — европейские. Язык эфиопов – амхарский, относится к семитской группе, в городах многие владеют английским, на севере – итальянским. Амхарское письмо — слоговое, т.е. каждый символ означает слог, а не букву, поэтому в письменном виде слова короткие, состоят из 4-5 знаков. Национальная одежда и музыка эфиопов похожи на индийскую. Некоторые ученые утверждают, что полуостров Индостан в древности во время формирования материков отделился от Африканского рога и присоединился к Азии. Эфиопия – страна многонациональная, состоит из нескольких провинций. Национальности отличаются языками, укладом жизни, вероисповеданием.

Никаких невиданных экзотических животных нам в Эфиопии не встречалось, разве что ослы и гиены. На ослах эфиопы возят дрова, воду, другие мелкие грузы. А гиен мы, хоть воочию и не видели, зато слышали почти каждую ночь. Выли они просто жутко.

В нашем гарнизоне жила на привязи зеленая мартышка Гришка – очень коварное существо! Так получилось, что гришкикно место обитания находилось прямо перед нашими окнами. Дочка ела плохо, после нее всегда что-то оставалось в тарелке. Гришка уже по звукам из нашей кухни знал, когда ему что-то перепадет. Но после того как последняя капля еды попадала к нему в миску, можно было получить удар его задней лапой по лицу. А еще он обожал залезать под юбки зазевавшимся женщинам. Иногда он перегрызал веревку – это было уже настоящим стихийным бедствием, о котором немедленно сообщалось по селектору. Гришка через открытые окна и двери забирался в квартиры и делал там все, что хотел, переворачивал кастрюли и устраивал себе пирушки. Приходилось его заманивать бананами и накрывать одеялом, причем умела это делать только одна женщина – жена специалиста бронетанковой кафедры.

ПОХОДЫ НА МАРКАТ

Маркат – местный базар – собирался днем 2 раза в неделю, по одному разу с каждой стороны (напомню, что городок разделен территорией училища). Пока мужчины жили без жен, им разрешалось в рабочее время ездить на базар. Но приехали мы, муж нас свозил меня на маркат один раз и все, далее я должна была ездить сама, вернее с дочкой. Все бы ничего, но нужно учить язык. Я все переписала в блокнотик: как спросить, что сколько стоит, как называются продукты (мясо, овощи, хлеб и т.д.), числительные – ведь необходимо торговаться, а нежелание торговаться воспринимается как неуважение к продавцу. Нас привозила на маркат полевая скорая помощь – «амбуланс». Внутри у нее все было переделано по типу современных маршруток. Не успеваешь выйти из машины, как из рук местная детвора вырывает корзину и ведет по рядам. Таким образом, они пытаются подработать. За ношение корзины им дают мелочь, пустую бутылку из-под растительного масла, прочитанные газеты (местные использовали их в качестве обоев) и прочее. Большинство из нас для них «Раша», а ярко выраженные брюнеты – «Куба». Я пыталась объяснить, что я и не «Раша», и не «Куба», а украинка – к сожалению, меня не поняли. Дочка моя стала «Раша бэби», хотя по ее внешности ей бы больше подошло «Куба бэби». На базаре каждый норовил прикоснуться к ее белому телу, поэтому все внимание на ребенка. Таких маленьких белых детей здесь еще не видели, малышке всего 2 года и 1 месяц. Дочка жалуется, что ее постоянно трогают и щипают, я не успеваю отгонять желающих познакомиться с нами поближе. Наконец-то мы прорываемся к рядам торговцев и торговок. Вытаскиваю блокнотик, задаю вопрос, сколько это стоит. Ответ так молниеносен, что мне приходится сначала запомнить услышанную абракадабру, а потом по памяти искать соответствия в блокнотике. Пройдет совсем немного времени, и на бытовом уровне я смогу общаться с местным населением почти свободно.

Теперь необходимо перешагнуть психологический барьер, чтобы зайти в мясную лавку: это особая статья, зрелище не для слабонервных. В сбитых кое-как их досок лавках, на стенах висят привязанные за ноги половины коровьих туш. Тут же лежит голова, кожа, сердце, легкие, хребет, печень, желудок, другие внутренности, на земле лужи свежей и остатки старой крови. Холодильников нет, поэтому мясо в лавках бывает только парное. Но запах! Эфиопы православные, их православие намного древнее и немного отличается от нашего. Они – монофизиты, более верны Ветхому, чем Новому Завету. Поэтому свинину, утку, кроликов, рыбу, грибы они не едят: это нечистая еда. Из мяса употребляют в пищу говядину, баранину и курицу. Баранов и кур покупают живыми, сами убивают, потрошат и готовят. Очень строго соблюдают эфиопы религиозные посты. Во время постов мясо почти не продается, а если и продается, то по значительно завышенной цене. На рынке очень много овощей: картофель, капуста, морковь, свекла, лук, чеснок, сладкий и горький перец, спаржевая фасоль, помидоры и огурцы…

Встречаются и национальные продукты, которые мы пробовать не решаемся, да и не знаем, что с ними делать. Лежат горы зеленого дикого кофе и гигантского арахиса. Все продается прямо с земли, торговцы и торговки тоже сидят на земле. Из фруктов только лаймы, лимоны, зеленые недоразвитые бананы и манго (сказываются холодные ночи). Стоят  корзины, полные (до нескольких сотен) куриных яиц. Но местные куры по внешнему виду и размеру похожи на декоративных кур в наших зоопарках. Мы почти не покупали яиц на маркате, т.к. половина из того, что находилось в корзинах, было тухлым, а определять свежесть яиц на просвет мы не могли из-за нехватки опыта. Вместо этого мы раз в месяц заказывали яйца на ферме. По размеру это были настоящие богатыри, снесенные курами какой-то голландской породы, но скорлупа у них была очень слабой.

Овощи на маркате всегда были молодыми, только что с грядки – все, включая картофель. Мне это очень нравилось. Мясо парное, абсолютно без костей и жира, просто куски вырезки. Мясо стоило 2,5 доллара за1 кг, овощи – вообще копейки. Эфиопская валюта называется «бырр», в то время 2 бырра равнялись 1 доллару.

Рядом с нашим городком рос хвойный лес. В период дождей там было огромное количество грибов – маслят, сыроежек и мухоморов. На грибную охоту часто приезжали наши люди из Аддис-Абебы. Маленьких грибов, которые обычно собирают в наших родных лесах, не было, они за ночь вырастали до10 см в диаметре шляпки.

Молоко мы брали на местной ферме 1 раз в неделю по воскресеньям. Оно было больше похоже на сливки. Абсолютно цельное, вкусное и дешевое – 0,60 бырра за литр. Молока брали много, делали из него сметану, простоквашу, творог и т.д.

ИСТОРИЯ ВОЙНЫ С СЕПАРАТИЗМОМ 

В Эфиопии шла война с сепаратистами. Две провинции Эритрея и Тигре боролись за свою независимость от Эфиопии. Эритрея – самая развитая провинция Эфиопии, к ней относится все побережье Красного моря. Эритрея долго находилась под влиянием Италии, местное население лучше знает итальянский язык, чем английский, там работает много европейцев. В архитектуре преобладает средиземноморский стиль, да и климат там очень похож на средиземноморский.

Во времена правления последнего императора Эфиопии Эритрея боролась за свою независимость от эфиопского самодержавия. Ее, как все национально-освободительные движения, поддерживал СССР. В Эритрее работали наши военные советники и гражданские специалисты, туда поставлялось наше оружие, оказывалась другая помощь. В 1975 году императора свергли, но конфликт урегулирован не был. Несмотря на то, что императора уже не было, и Эфиопией управлял прогрессивный, с точки зрения СССР, лидер Менгисту Хайле Мариам, Эритрея все равно хотела быть независимой, уже от Народно-Демократической Республики Эфиопия. Менгисту сверг императора тоже с помощью СССР, ему тоже стали помогать деньгами, оружием, техникой и специалистами. Парадоксально, но факт: в течение нескольких лет наши советники участвовали в конфликте с двух сторон.

Теперь же Менгисту превратился в настоящего диктатора. В стране процветала коррупция, безработица, постоянно шла гражданская война, несколько лет тянулся территориальный конфликт с Сомали. В конце 70-х годов на приграничных с Сомали территориях происходили ожесточенные бои за эфиопскую провинцию Огаден – там тоже на первых порах обеим противоборствующим сторонам помогали советские специалисты.

Даже те продукты питания, которые поставлялись в Эфиопию со всего мира во время засухи и голода, те банки и коробки, на которых было написано «Это дар народа… голодающему народу Эфиопии, обмену и продаже не подлежит», свободно продавались в супермаркетах разных городов страны, включая столицу. И стоило все это очень дорого, даже для нас. Реально голодающие люди даже не заходили в такие магазины по причине отсутствия денег. Самым бедным основные продукты выдавались по карточкам в специальных магазинах, но очереди в такие магазины занимались с ночи.

Страна была очень военизирована. Военные и полицейские открыто носили оружие. Все держалось на страхе и подавлении любого несогласия. Между населенными пунктами существовали таможенные посты. Грузы, которые перевозились внутри страны, облагались налогами.

Последствия войны и засухи сказывались и на мирном населении. Периодически пропадали на месяц-другой некоторые продукты. Иногда приходилось жить иногда без сахара, соли, муки, яиц или чего-то еще. Поэтому наши женщины учились все делать сами: пекли хлеб, очищали соль, готовили из молока сметану и творог, взбивали майонез, стригли друг друга, вязали на спицах и крючках и т.д.

Мне было непонятно, откуда в этой стране голод. Почва лучше чернозема, в сезон дождей – идеальные условия для земледелия и выращивания скота. За это время можно собрать 2 урожая. Недалеко от нашего училища, в той же Холлетте, располагался научно-исследовательский сельскохозяйственный институт. Там работали специалисты со всего мира, изучали уникальное высокогорное земледелие. Руководил этим учебным заведением эфиоп-выпускник Краснодарского сельхозинститута, закончивший впоследствии там же и аспирантуру. Он свободно говорил на русском, часто бывал у нас. Мы тоже однажды ездили в его институт на экскурсию. Это был просто город-сад. Там на опытных грядках была устроена примитивная система каскадно-арычного орошения: по неглубоким канавам самотеком с гор спускалась вода. Так вот там собирали 3 урожая в год. Я думаю, при грамотном подходе к земледелию Эфиопия могла бы прокормить всю северную Африку. Отсутствие холодной зимы делает ненужными запасы топлива и продовольствия. Но такие идеальные условия на генетическом уровне расслабили население. Если в сезон дождей по каким-либо причинам 1-2 дня нет дождя, никому даже в голову не придет принести ведро воды и полить грядки. Местные не понимали наших женщин, которые поливали свои клумбы. Зачем? Будет дождь – польет. Поэтому из-за 1 – 2 дней без дождя, но при африканском солнце, все, что было посажено, засыхало. И в стране через несколько месяцев наступала самая настоящая засуха и голод. Весь мир бросался спасать голодающее население.

Хотя, это взгляд только с одной стороны. Мне неизвестно, кто владел землей в Эфиопии, могли ли простые жители, скажем, той же Холлетты обрабатывать землю с чисто правовой точки зрения? 

ВЫСОКОГОРЬЕ 

Поначалу, ничто не напоминало нам о том, что мы находимся почти, что на экваторе. (Экватор мы не пересекали, шампанское по этому поводу не пили, находились на 9° северной широты). В первый месяц пребывания я занималась устройством быта. Были пошиты нарядные занавески из тюля, шторы на 8 окон, сетки на входные и балконные двери из привезенных из Союза материалов. Все было отмыто от грязи, паутины, пыли и мха. Напоминаю, что городок располагался в лесу. В сезон дождей погода чудная: до обеда солнце, а с 14 часов дня все небо затягивают тучи, и начинается дождь. Растения растут, без преувеличения, на глазах. Возле многих домиков произрастали наши любимые щавель, петрушка и укроп. Моя мама мне тоже насовала семян в багаж – вскоре грядки появились и у меня. На клумбах цвели розы – такого изобилия и разнообразия роз я не видела больше нигде.

Увы, примерно через 2-3 месяца у каждого вновь прибывшего начинался криз. Особенно тяжело переносили его женщины. Напоминало о себе высокогорье, пониженное атмосферное давление и недостаток кислорода в воздухе. Все-таки 2600 метров над уровнем моря – не шутки! Вода там кипела при 82°С, сварить мясо можно было только в скороварке. Долго заживали любые раны, долго квасилась капуста и закисало молоко, т.к. все реакции окисления были замедленными. Так вот высокогорье во время криза не позволяло встать с постели. Принимая вертикальное положение, человек испытывал страшнейшее головокружение, тошноту, рвоту, т.е. все признаки горной болезни. Оставалась надежда, что так будет не всегда, нужно пережить следующий месяц. Потом приступы будут повторяться, но уже гораздо реже и с меньшей силой.

Во времена приступов горной болезни, которые длились 1-2  дня и наваливались один раз в 2-3 месяца, невозможно было выйти за забор. Сразу же сбивал с ног резкий местный запах – смесь человеческого и лошадиного пота, лошадиного навоза (у местных лошадь – основной и самый доступный вид транспорта; там даже было лошадиное такси), дыма (пищу готовили на эвкалиптовых дровах), восточных специй и эфирных масел (сандал, корица, тмин и др.).

В сезон дождей случались очень страшные грозы. Учитывая высоту над уровнем моря, молния и гром били так, что звенели стекла в окнах. Часто выходило из строя электрооборудование. А это уже было настоящим стихийным бедствием, ведь отсутствие электричества превращалось в отсутствие освещения, горячей, а потом и холодной воды, и, наконец, горячей пищи, т.к. плитки в основном были электрическими. Для таких случаев в каждом доме в одной из квартир имелась газовая плита с баллоном газа, которой пользовались все семьи, живущие в доме. Воду, когда она заканчивалась в водонапорной башне, привозили в бочке водовозом. Освещались часто свечами, благо, они свободно и недорого продавались в местных лавках.

БЕЗОПАСНОСТЬ 

Мы жили на территории училища отдельно, были отгорожены от всех забором из колючей проволоки. На въезде стояла небольшая сторожка, в которой дежурили эфиопские охранники. Они не пропускали посторонние машины и людей. Кроме того, наши мужчины дежурили по очереди. В наряд ходили все (естественно, кроме командира и замполита), как военнослужащие, так и служащие СА, как полковники, так и лейтенанты. Вообще между ними никакой разницы там не было. Все ходили в корейской «форме наемника» без знаков различия. Мужчинам на ночь выдавали табельное оружие: ПМ, АКМ и сумку с запасными рожками. Днем оружие хранилось в дежурке, в 8.00 вечера его нужно было получить, а в 8.00 утра сдать. Всю ночь горел свет на крыльце и в лоджии. Дежурный, не выходя из своей «дежурки», мог просматривать всю территорию. Там же в дежурке был телефон, по которому можно было связаться с любой точкой мира, была селекторная связь. Помогали охранять территорию собаки. Сначала их было три, потом осталось две, а в конце нашего пребывания только одна, но самая умная – восточно-европейская овчарка Джина, выученная кинологами, работавшими при нашем посольстве. Она терпеть не могла эфиопов, моментально знакомилась с вновь прибывшими, различала красную повязку на руке у дежурного и сопровождала его в обходах.

Собак кормили женщины, по очереди, каждая в течение недели. Для этого выделялись денежные средства, имелась специальная посуда для варки каши. На рынке покупали несколько коровьих хребтов, целую коровью печень, крупу и овощи. Дежурная по кормежке собак все это закупала, варила по инструкции кашу, кормила животных 2 раза в день, следила за тем, чтобы у них всегда была чистая вода и чистые миски. Большой популярностью у местных пользовались серые и черные щенки нашей Джины, ведь местные собаки рождались только рыжими.

Несмотря на все меры безопасности, у нас из лоджии украли детские вещи – колготки и трусы, которые висели на веревке после стирки: мы вернулись домой из клуба после кино и обнаружили, что половины вещей нет. Лоджия выходила на пустырь, который отделял нашу территорию от остальной территории училища. Спасибо, что хоть что-то оставили.

Кроме того, все мужчины по очереди, опять-таки за исключением командира и замполита, по вечерам работали киномеханиками. Один из домов был внутри оформлен, как офицерский клуб. Там имелась кинорубка с двумя кинопроекторами. Фильмы привозили из офиса ГВС и нашего Посольства.

ДЕТИ, ЛОШАДИ, СОБАКИ 

Я не случайно соединила детей, лошадей и собак в одном рассказе. Отношение к ним в этой стране было одинаково жестоким. Лошадей, которых использовали как гужевой и пассажирский транспорт, нещадно хлестали нагайками и лупили палками. Собак забрасывали камнями, пинали ногами, били палками и плетками. Естественно, что ни лошадей, ни собак, ни кошек никто специально не кормил. Все они были худые и облезлые, изможденные и полудикие, со следами от ран и побоев, питались тем, что добудут сами. Кошки даже мяукали как-то по-особенному – с диким рокотом. Их невозможно было приучить к рукам, даже если воспитывать с самого раннего кошачьего возраста.

На детей вообще нельзя было смотреть без слез. Самые маленькие абсолютно голые, чуть постарше – полуголые, грязные, рахитичные, сопливые, с язвами и живыми мухами на язвах, теле и лицах, естественно, голодные и босые. Часто на детях и взрослых было надето по двое-трое брюк и футболок. Все они были порваны в разных местах, и дырки перекрывали одна другую. Никто никогда не чинил и не стирал одежду, она истлевала при носке прямо на теле. Не знаю, как они выносили холодные ночи. Документы, удостоверяющие личность ребенка, выдавались только тогда, когда ребенку исполнялось 5 лет – из-за высокой смертности среди детей до 5-ти лет государство даже не тратилось на свидетельства о рождении.

МУРАВЬИ И ТЕРМИТЫ

Нам очень досаждали эти насекомые.

Муравьи-путешественники идут организованной колонной в течение 2-4 дней. И дорожку эту невозможно засыпать грунтом, полить водой или выжечь огнем. Муравьи обойдут стороной очаг поражения и будут идти дальше. Иногда такая дорожка могла появиться внутри квартиры. Нужно просто переждать. Но на расстоянии метра от основной дорожки располагаются муравьи-воины, которые охраняют тех, кто идет в основной колонне. Муравьи-воины крупнее размером – до1,5 см с очень сильными челюстями и ядом. Муравьи попадают на обувь и ползут вверх в поисках тела, могут укусить за ногу выше носка или за живот. Укус такого муравья даже взрослому мужчине невозможно вытерпеть, не закричав. Но потом еще нужно найти муравья на своем теле и оторвать его. А он впивается в кожу так, что легче теряет собственную голову, чем добычу в виде человека. Но и оторванную муравьиную голову отодрать от кожи сложно – челюсти муравья вцепляются намертво, и яд продолжает поступать в рану.

Помню случай, когда такие муравьи атаковали собачью будку, в которой находились уже подросшие щенки нашей собаки Джины. Мы возвратились домой вечером после кино. За закрытыми дверями услышали лай и скрежет собачьих когтей. Открыли дверь, собака залаяла и бросилась прочь от двери в темноту. Так повторилось несколько раз, пока мы не поняли, что Джина куда-то нас зовет. Пошли за ней, она нас привела к будке с щенками. Щенки истошно пищали. Вытащив их из будки, мы увидели, что вся их шерсть и тело усеяны муравьями: муравьиная дорожка на этот раз пролегла через их конуру. Муравьи впились в молодые щенячьи тельца и нещадно жалили. Два щенка еще пытались пищать, а третий, самый красивый, уже был парализован: глаза его остекленели, и он уже не издавал ни звука и не шевелился. Мы позвали друзей и стали сообща обрабатывать щенков – мы  выдирали из них муравьев вместе с шерстью. Потом перенесли их в другую будку. Щенка, не подающего признаков жизни, старший по городку приказал закопать, когда тот перестанет дышать. Но его забрала в дом женщина, ответственная за кормежку собак, и поила его всю ночь теплым молоком из пипетки. К счастью, все щенки выжили.

Термиты не кусались, но съедали все деревянное. Местами перегородки в наших домах держались только на нескольких слоях краски – дерева уже не было. По ночам из полости стен доносилось тихое дружное чавканье – это тысячи термитов делали свое черное дело. Самка термитов откладывает огромное количество яиц в землю. В какой-то момент, как правило, к вечеру, из земли начинает бить фонтан из термитов: они еще с крыльями, вылетают из своего гнезда и стараются улететь как можно дальше. Как только термит коснется земли после своего первого и последнего полета, его крылья отпадут, и дальше он будет только ползать. Летят и ползут термиты на свет. Поэтому при обнаружении вблизи дома такого фонтана дежурное освещение лучше не включать. Иначе утром в ближайшей от улицы комнате весь пол будет усеян отпавшими термитными крыльями. И можно только догадываться, сколько сотен термитов присоединится к дружному ночному чавканью, доносящемуся из стен.

ЛЕТИМ В ПУСТЫНЮ 

Я уже писала о том, что мы жили в 40 километрах от Аддис-Абебы, если по прямой, и в 60 – если по трассе. В одном из трех «блатных» мест с самым благоприятным для советского человека климатом и условиями жизни. Но попали мы туда не по блату, а лишь благодаря тому, что с нами была наша маленькая дочка. Кроме нее, в нашем городке было еще 2 девочки, трех и четырех лет, и мальчик-первоклассник. Мальчик учился дома, с мамой, проходил всю программу самостоятельно, а раз в месяц его возили в Аддис-Абебу, в школу при нашем Посольстве, сдавать экстерном все, что он выучил.

Через 3 месяца моего пребывания в Эфиопии, когда меня наконец-то отпустила горная болезнь, поступило сообщение, что двух переводчиков с семьями переводят на восток, в саванну в зону повышенной опасности, как в природном, так и в военном смысле. Речь шла о той самой провинции Огаден, которую никак не могли поделить Эфиопия и Сомали. Переезд коснулся нашей семьи непосредственно. Затяжной военный конфликт с Сомали не был урегулирован, в тех местах когда-то проходили ожесточенные бои, а граница на карте была обозначена пунктиром. Нам стало известно, что белых детей там не видели никогда, и надеялись, что вышло недоразумение, и командование просто не знает о существовании наших дочек. Но оказалось, никакого недоразумения не было. Жены наших полковников отговаривали нас туда лететь, советовали написать рапорт и уезжать в Союз. Женщины говорили, что согласиться лететь туда означает своими руками угробить и себя, и детей. Мы все же приняли решение лететь, а если не сможем там жить, то напишем рапорт уже из Урсо.

Команда на вылет пришла вечером около 18-00. В 6-00 утра нужно было выехать в Аддис-Абебу. Всю ночь мы паковали вещи, раздавали друзьям оставшиеся продукты. Поспали пару часов, простились с сослуживцами и в путь. Из Аддис-Абебы в Дире-Дауа мы добирались около часа – летели транспортным самолетом геологов, АН-26. Пыталась рассмотреть в иллюминаторе ту безжизненную пустыню, о которой мне рассказывали, но я видела только большое количество зелени. В Дире-Дауа прилетели в 2 часа дня. Бетонная раскаленная ВПП, солнце в зените, температура воздуха просто нереальная. Вдыхаемым горячим воздухом сразу же обожгло гортань, дети попросили пить. Нас встречал наш новый замполит. Он сводил нас аэропорт, там мы напились горячей колы, посетили туалет, а потом поехали на новое место. Замполит нам сказал, что в Урсо градусов на 6-8 жарче, чем в Дире-Дауа. Боже мой, неужели где-то бывает еще жарче?

Урсо — пехотное училище, расположенное в40 км на запад от Дире-Дауа. Саванна (или африканский буш) перемежается с пустыней, высота 1400 метров над уровнем моря. Высокогорья не ощущается, но зато имеются свои прелести. Гражданского населения нет, только военные. Аккуратные каменные домики на 4 семьи, которые когда-то строили итальянцы. Между этими домиками – домики поменьше, как оказалось, для прислуги. В большом доме, в каждой комнате звоночек для вызова прислуги. Правда, у наших людей прислуги не было, домики для прислуги использовались как хозяйственные помещения (библиотека, кинорубка, сауна и т.д.).

Меня поразило устройство дома. По площади он оказался меньше предыдущего, но зато был весь каменный с крышей из ослепительной оцинковки и полом из мраморной крошки. Вся «столярка» – металлическая, двери и окна открываются и закрываются с характерным железным лязгом. Стекол в окнах нет, вместо них натянуты металлические сетки.

Там же впервые в жизни я увидела подвесные потолки. Но особенно меня поразила электрическая проводка. В спальне было два выключателя: один на входе, у дверей, а другой – над кроватью. При этом работали оба выключателя, как один. То есть изменение положения любого из них изменяло состояние люстры. Можно было зайти в комнату, включить свет у двери, лечь в постель, натянуть москитную сетку, а потом выключить свет через сетку, не вставая с кровати другим выключателем. В гостиной было такая же система, но из трех выключателей: один на входе, у двери, ведущей из коридора, другой – над диваном,  а третий – на парадном входе с улицы. Вода подавалась по часам с 6-00 утра до 8-00 вечера. Причем только горячая: пока она поступала по трубам из водохранилища, успевала естественным образом нагреться до 40 градусов. Употреблять ее некипяченой  было нельзя.

Дом был обсажен папайей, гуавой и кустами азалии, каркадэ и мочалок. Я, как и на предыдущем месте, посеяла петрушку, укроп и щавель.

Из-за высокой температуры воздуха и отсутствия ночных заморозков в этих местах было множество тропических болезней: лишаи, амеба, брюшной тиф, дизентерия, малярия и т.д. Все это усугублялось удаленностью медицины и, в частности, полным отсутствием детских врачей. Было очень много агрессивной живности: змеи, ядовитые пауки и скорпионы. По ночам в окне можно было увидеть диких животных: длинноухих лисичек фенеков, гиен, диких верблюдов и обезьян, мангустов и дикобразов. По пустыне ползали огромные пустынные черепахи. А обилие птиц!

Днем по пустыне ходили верблюжьи караваны с товаром. Пастухи пасли стада коз и баранов. Прогуливались большие группы огромных обезьян-бабуинов.

Люди здесь тоже жили другие. По национальности сомали, по вероисповеданию – мусульмане. Мужчины ходили в юбках. Чем старше мужчина, тем длиннее юбка. У мальчишек-подростков юбки едва прикрывали «пятую точку», а у стариков были почти до щиколоток. Мужчины прогуливались по пустыне, пасли скот. Руки у них всегда находились на лежащем подобно коромыслу на плечах АКМе – это у взрослых, мальчишкам автомат заменяла палка. Не знаю, от кого они готовились обороняться, от бандитов или хищников.

В нескольких километрах от Урсо, вдоль дороги из Дире-Дауа тянется горная гряда. Вдоль нее по глубокому каньону течет удивительная горная река. Глубина этой реки не больше 10-50 см, но у нее очень сильное течение и кристально чистая, холодная вода. По склону горного хребта и далее и по саванне через Урсо проходит железная дорога. Это единственная железная дорога в Эфиопии, причем международная, которая связывает Аддис-Абебу с Джибути, столицей одноименного соседнего государства. По этой железной дороге ходил поезд, очень похожий на паровозик из мультфильма «Голубой вагон». В составе было несколько вагонов разного класса, в некоторых вагонах пассажиры занимали даже крыши.

Направляясь из Дире-Дауа в Урсо, мы переезжали несколько бетонных мостов через реки. Но русла этих рек были настолько сухими, что мы с трудом верили, что в них вообще когда-то текла вода. Два моста были разрушены, причем непонятно в результате чего: воздействия водной стихии или военных действий.

Машины переезжали такие места прямо по днищам рек. Реки тоже были в глубоких каньонах, на их стенках явно виднелись следы настоящей водной стихии.

На территории пехотного училища в Урсо находился уникальный амфитеатр под открытым небом, такой себе кусочек Колизея. Прямо в горе по секторам окружностей в скальной породе были вырублены скамьи (не понятно, вручную или с помощью какого-то механизма), высота этого сооружения была не меньше 50-ти метров. Внизу располагалась сцена. Там проводились концерты. За три месяца пребывания в Урсо мы побывали на 2-х концертах: один – эфиопского национального певческого и танцевального коллектива, другой – интернациональной бригады артистов из стран социалистического лагеря. Во втором концерте принимала участие известная исполнительница русских народных песен Людмила Рюмина, танцор-осетин, метавший ножи всеми частями тела (эфиопы были просто в ступоре) и известный болгарский певец Бисер Киров. Вечером после концерта мы все встретились с ними в нашем офицерском баре и очень душевно пообщались. Артисты приехали к нам в Урсо на абсолютно убитом автобусе «Мерседес», водитель который долго не мог найти в округе место для парковки. Дело в том, что аккумулятор в автобусе отсутствовал, и ему нужно было стать на горке, чтобы потом завестись «с ходу». Но найти горку в пустыне не так-то просто.

ОСОБЕННОСТИ ПРИФРОНТОВОЙ ЖИЗНИ 

В отличие от Холлетты, здесь наши дома не были отделены от общей территории училища, и никто нас не охранял. Но начальник училища генерал Берету прилюдно предупредил, что если с головы хотя бы одного русского упадет хотя бы один волосок, то он перестреляет пол-училища. Оружие мужчинам выдали сразу и уже не забирали. Ходить без ПМ было нельзя, АКМ хранился в доме. Если ехали куда-нибудь машиной, то в салон обязательно брали несколько АКМов. Здесь же мне пришлось впервые в жизни побывать на стрельбище и попробовать себя в стрельбе. И знаете, отлично получилось! Из ПМ из 30-ти возможных сразу взять 25! Мой муж, по его собственному признанию, за всю свою жизнь ни разу и в молоко не попал.

В этом училище эфиопские офицеры были намного моложе тех, что служили в Холлетте. Многие из них учились в СССР, неплохо знали русский язык, относились к нам с симпатией, помогали во всем, вечерами приходили к нам смотреть кино. Кино крутили прямо на улице, экраном служила стена одного из домов. Киноаппарат был один, поэтому перед каждой частью (а их в фильме от 4 до 6) фильм прерывался, зажигался свет, менялась лента, а потом все запускалось.

Нас сразу же подкосила жара. За все время пребывания в Урсо самая низкая температура в доме, зафиксированная мною в 4-00 утра, составила 34 градуса. Днем в тени доходило до 45-50. Нельзя было носить часы в металлическом корпусе: ожог на запястье был бы неминуем. Службу мужчины несли в 2 этапа: с 7-00 до 11-00 и с 15-00 до 19-00. Дочка первую ночь не смогла заснуть, все время хныкала. Первую неделю мы, в основном, питались мандаринами и пили воду. Никакого аппетита не было. Пришлось срочно шить москитную сетку, в дальнейшем мы все втроем спали на одной огромной кровати под этой сеткой.

Здесь уже не было никаких «маркатов». Дежурный офицер занимался только хозяйственными делами: ездил с местным водителем в город за продуктами (остальные писали ему списки, что нужно купить), привозил плюшки из пекарни, молоко с фермы. Но это молоко не шло ни в какое сравнение с тем, что мы пили в Холлетте, ведь трава здесь высыхала на корню. То же самое можно сказать и о мясе. Оно было такое обезвоженное, что даже в сыром виде царапало руки. Зелень, которую я видела из иллюминатора, оказалась колючками. Ими была покрыта вся скудная местная растительность.

На «маркат» мы ездили в Дире-Дауа, он там раскинулся прямо в русле большой высохшей реки, которая когда-то текла через город. Вообще-то, все продукты в Дире-Дауа были хуже и дороже, чем в Холлетте. Но зато дешевле и разнообразнее были все возможные вещи: одежда, обувь, белье, техника, косметика и т.д. Дело в том, что по этим саваннам и пустыням караванами на верблюдах переправлялась контрабанда из Сомали.

Переводчики не дежурили, а по очереди крутили фильмы по вечерам.

На полпути из Урсо в Дире-Дауа находилась кубинская бригада. Кубинцы помогали эфиопам воевать с Сомали, но отказывались ввязываться во внутригосударственные разборки. Кубинцы были неплохо обеспечены материально. У них всегда в избытке имелась наша тушенка и другие советские продукты, а также бензин и кинофильмы. Бензин и кинофильмы они нам давали даром, а продукты мы у них покупали. Кинофильмы были советские, переведенные на испанский язык с английскими субтитрами. Смотреть их поначалу было сплошным мучением. Но человек, особенно выросший в СССР, привыкает ко всему. Кубинцев можно было сразу отличить по внешнему виду. Они были почти все небольшого роста, коренастые, креольской внешности, с ослепительными улыбками и безграничной жизнерадостностью и счастьем в глазах. Добавлю, что в соседней эфиопской деревне половина детей тоже были обладателями такой же замечательной улыбки и имели более светлый цвет кожи. Среди кубинцев встречались офицеры, которые учились в СССР и хорошо знали русский язык. Один из них, с которым приходилось часто общаться, был совершенно не похож на кубинца: высокий худощавый блондин с голубыми глазами – настоящий швед или финн!

Холлетты через день, а то и чаще, ходила машина в Аддис-Абебу: почту (письма и прессу) там получали еженедельно, сразу же узнавали все новости, можно было без особого труда попасть к любому врачу, встретить знакомых. С Урсо и другими отдаленными гарнизонами сообщение было раз в месяц самолетом. Выглядело это так: из Аддис-Абебы вылетал самолет, который в течение 2-3 дней облетал все дальние уголки и собирал на борт людей, как правило, командиров. Командиры прилетали в Аддис-Абебу, получали на всех своих подчиненных зарплату, почту, продукты из нашего магазина, другие материальные ценности. А потом таким же образом, следующим рейсом  командиров развозили по родным гарнизонам. Поэтому письма, прессу и новости нам привозили только раз в месяц.

ПОЕЗДКА В ГОСПИТАЛЬ 

Перед перелетом в Урсо мой муж попал в автомобильную аварию. Отделался легко (ушиб грудной клетки), но несколько дней ему все же пришлось полежать в военном госпитале в Аддис-Абебе. Иногда мне кажется, что именно это и послужило причиной нашего перевода в саванну, т.к. от расследования происшествия старались отвести как можно больше участников и свидетелей. Но наши доктора настоятельно советовали ему через месяц сделать повторное рентгеновское обследование грудной клетки. А у нашего ребенка на животе появилась какая-то плохо распознаваемая сыпь, как следствие того, что мы одели на нее нестиранную, только что купленную на вещевом рынке, футболку.

Ближайший военный госпиталь находился в городе Харар. Нужно было доехать до Дире-Дауа и свернуть на юг, переехать перевал и спуститься в долину. Дорога до Дире-Дауа была, как всегда, ровная и пыльная. Но как только мы свернули на юг, сразу начался серпантин, мы стали резко подниматься вверх, заложило уши. Сразу вспомнилась Холлетта и мучавшая меня горная болезнь. Узкая дорога постоянно висела над пропастью, ехали очень медленно. На склонах гор видели прилепленные, как гнезда ласточек, круглые глинобитные, с конусными крышами лачужки местных кочевников. В них даже встать в полный рост невозможно. Также можно было видеть останки свалившихся в пропасть гражданских и боевых машин. Достать их было невозможно, иначе бы местные жители все приспособили бы в своем нехитром хозяйстве.

Переехали перевал, стало полегче.

Госпиталь в Хараре занимал довольно приличную территорию, располагался в нескольких корпусах. А в открытых беседках обосновались надолго  женщины с детьми. Даже не знаю, были ли они больными или же приехали поддержать своих родственников-мужчин, находящихся на лечении. В Эфиопии такая традиция: если кто из родственников попадает в госпиталь, к нему приезжает вся родня. И порой в палате трудно понять, кто больной, а кто приехал его проведать. Дорожки на территории госпиталя были посыпаны мелким гравием. В какой-то момент моя дочь, весело прыгая по одной из таких дорожек, падает и довольно сильно расшибает колено. Я подумала, что нам повезло, т.к. это случилось именно здесь. Сейчас найдем наших докторов, обработаем и закроем рану. Но к моему удивлению, обрабатывать и закрывать рану было нечем. Как сказали мне наши доктора, материалов у них не было никаких, даже операции они делали без наркоза. Я промыла рану водой, перевязала носовым платком. Дальнейшая обработка – своей перекисью, зеленкой и бинтами – ожидала нас только дома вечером. Я привезла из Союза скромный набор лекарств, медикаментов и перевязочных материалов. У меня было достаточно бинтов, ваты, перекиси водорода, зеленки, йода, несколько флакончиков медицинского спирта, несколько пластинок жаропонижающего, крепительного и валидола. Но весь валидол я выпила еще в Холлетте, он мне помогал при острых приступах горной болезни.

Мой ребенок в штыки воспринял врачей-мужчин, отказался показывать им свой живот, не попускал на расстояние менее3 метров. Те врачи были хирургами, но внешне скорее походили на мясников с рынка. Сказали, что у нас что-то лишайное или грибковое, посоветовали мазать всем, что найдем.

Обстановка в госпиталях меня сильно поразила. Видишь мальчишек 15-17 лет, без рук, без ног, с рваными лицевыми ранами, на костылях и в каталках. Понимаешь, что война где-то рядом, а этих мальчишек она коснулась непосредственно и очень жестко, круто изменив всю их последующую жизнь. Не говоря  уже о том, сколько их погибло на полях сражений и от болезней.

На обратном пути мы свернули в эвкалиптовую рощу наломать веников для сауны. Баня у нас была отменная, а вот с вениками в пустыне проблема. Представляете, выходишь из бани и ощущаешь давно забытый холодок на улице при температуре воздуха +40°С! Так вот, наломали веников, местный водитель повез нас дальше, на берег высокогорного озера. Вся его гладь оказалась покрыта чем-то бело-розовым и шевелящимся. Сначала мне показалось, что голубая вода усеяна цветущими лотосами, качающимися на ветру. Но, подъехав поближе, я увидела, что на озере обосновались тысячи розовых фламинго, которые чинно вышагивали по мелководью в поисках еды. Дух захватывает! Впечатление словами передать нельзя, это нужно хотя бы раз в жизни увидеть наяву.

КУРЬЕЗ ПО МОТИВАМ СОВЕТСКОГО КИНО 

Не могу не вспомнить произошедший со мной курьезный случай, который очень похож на эпизод из фильма «Джентельмены удачи». Напомню, что в первые минуты пребывания в Дире-Дауа замполит нас (2-х женщин и 2-х девочек) отвел в аэропорт. Там мы попили воды и посетили туалет. Замполит подвел нас к двери, стал на страже, а мы смогли сделать все необходимое, немного умыться от пыли. Туалет небольшой, но чистый: маленький предбанник, 2 кабинки и умывальник с зеркалом. Все-таки международный аэропорт!

Через некоторое время я снова попадаю в Дире-Дауа, вместе с несколькими женщинами и дежурным офицером меня вывезли на маркат и за продуктами. И вот у женщин возникла необходимость посетить туалет. Но где его найти на маркате или в незнакомом африканском городе? И тут я вспомнила об очень приличном туалете в аэропорту. Городок небольшой, аэропорт прямо в городе. Таким образом я всех привела в известное мне заведение. И вот в разгаре наших водных процедур под наш же восхищенный хохот открывается дверь и в дверном проеме показывается черная мужская голова. Большего ужаса в глазах мужчины я никогда не видела! Он моментально выскочил, мы захохотали еще больше. Но через несколько минут при выходе из туалета мы увидели, что с другой стороны в коридоре стоит очередь их обалдевших чернокожих мужчин. Оказалось, что наш замполит привел нас в свое время в тот туалет, куда ходил сам, т.е. в мужской. А я этого не учла и даже не подумала, что может такое случиться. Надписи на дверях были на французском, рядышком Джибути – бывшее французское Сомали. Женский туалет мы нашли, но позже. Из-за того, что в этих краях живут мусульмане, он был спрятан так, что ни один мужчина не мог не то, что случайно в него попасть, но даже увидеть его дверь.

ГОДОВЩИНА ОКТЯБРЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Так получилось, что во время нашего пребывания в Урсо отмечали 70-летний юбилей Октябрьской Революции. Как для нас, так и для эфиопов, это был не только обычный выходной день, но и праздник. По этому случаю в большом зале собралось много народу – на торжественное собрание. Всех советских специалистов, их жен и детей усадили в первом ряду. Выступал начальник училища, еще какие-то эфиопские офицеры, а с нашей стороны – замполит и председатель женсовета. Выступления сопровождались переводом, было одновременно интересно, торжественно и забавно.

Через несколько дней молодые эфиопские офицеры принесли нам газету «Татек» – аналог нашей «Красной звезды». На первой странице помещалась большая статья о нашем празднике, статью сопровождала фотография. На фоне переполненного эфиопскими курсантами зала, на первом плане красовалась наша семья: дочка в центре на отдельном стуле и мы с мужем по обе стороны от нее. Я даже не видела, когда нас снимали, но вся наша семья получилась просто замечательно.

Очень сожалею, что у меня не сохранилось ни одного экземпляра этой газеты.

ВОЗВРАЩЕНИЕ В РАЙ 

Жизнь в африканском буше с ее особенностями действительно была связана с разными угрозами для жизни нашей дочери. В траве водилось множество ядовитых насекомых и пресмыкающихся. Не стоит забывать про тропические болезни и отсутствие врачей. Видимо, наш командир, не желая отвечать за возможные серьезные неприятности, в очередной раз, слетав в Аддис-Абебу, все-таки добился того, чтобы нас перевели из этого гарнизона куда-нибудь. И вот, прожив в саванне опять-таки три месяца, только-только привыкнув к местной жаре, нас опять переводят, причем, обратно в Холлетту.

Опять ночные сборы, машина, самолет АН-12, Аддис-Абеба. Но принять нас в Холлетте сразу не смогли, мы еще неделю жили в Аддис-Абебе, в так называемой бочке на территории офиса ГВС. Офис ГВС располагался на территории Аддис-Абебы, в административных зданиях аэропорта Лидетта. Здесь же располагался наш авиаотряд с АН-12 и вертолетами. Обслуживали этот аэропорт наши авиаторы, техники и солдаты. Как раз в это время я оказалась свидетелем замены срочников. Во время нашей дневной прогулки с дочкой на территорию офиса въехало два автобуса, из которых выгрузили около сотни одинаково подстриженных молодых ребят в одинаковых гражданских костюмах и галстуках и с одинаковыми дорожными сумками. На их лицах был полный ужас! Они летели чартером несколько часов, потом около часа ехали по улицам города, заполненным чернокожими людьми, и не знали, куда их привезли. Увидев меня – белую женщину, один из них спросил, где мы находимся? Я ответила, что этот город называется Аддис-Абеба, столица Эфиопии, страны в северо-восточной Африке. Здесь война, но обстановка в стране спокойнее, чем в Афгане.

Через некоторое время начался процесс урегулирования конфликта с Сомали. Открытых военных действий не было уже несколько лет, теперь же начался обмен военнопленными. В связи с этим в Урсо был организован лагерь для перемещенных лиц: на территории училища было выделено место, куда вывозили эфиопов, в свое время плененных сомалийцами. Было их около 10 тысяч человек, жили они, в лучшем, случае в палатках. Так что улетели мы оттуда очень даже вовремя.

Опять дорога в Холлетту. Узнаю почти все, но у меня такое впечатление, что я уехала отсюда лет 10 назад. Понимаю, что уезжали мы в сезон дождей, а вернулись в сухой сезон. Пейзажи те же, только другого цвета. Некогда ярко-зеленые горные склоны теперь были пшенично-желтыми. А вот и ставшая когда-то родной Холлетта! Правда, наша квартира оказалась занятой, мои клумбы и грядки нельзя было найти. Все давно заросло травой, а теперь еще и высохло. Очень жаль, ведь наша квартира с прилегающей территорией, не без моего участия, когда-то была признана самой благоустроенной. Свободных квартир не было вообще. Еще перед нашим отъездом в Урсо сюда перевели так называемые ГУЦы, государственные учебные центры, которые занимались подготовкой допризывной эфиопской молодежи. Приехало много офицеров с женами и детьми. Все офицеры были младшими, как по возрасту, так и по званиям. Половина из них постоянно находилась в командировках по всей Эфиопии. Поэтому их селили по 2 семьи в квартиру.

Нас тоже подселили к старшему переводчику, который в тот момент лежал в Аддис-Абебе в госпитале с гепатитом (болезнью Боткина). У меня уже не было сил разбирать вещи, но пришлось сразу же вымыть всю квартиру стиральным порошком, чтобы хоть как-то обезопасить свою семью и, особенно, дочку от возможной инфекции. Через две недели наш сосед выписался, но проявил огромное благородство и переехал к другим переводчикам-холостякам.

Здесь тоже были заброшенные клумбы, грядка с клубникой, кусты роз. Я снова, уже в третий раз, посеяла петрушку, укроп и щавель. Семян больше не было.

И опять горная болезнь! Правда, во второй раз я перенесла ее легче.

Женщинам расслабляться особо не позволяли. Мне кажется, что у меня нагрузка была самая большая: политинформации, политзанятия и политсеминары, комсомольские и открытые партийные собрания, мероприятия женсовета, коллектива переводчиков и гарнизона, подготовка к детским утренникам, походы на официальные праздники, поездки на маркат и в Аддис-Абебу, приемы в Посольстве и офисе ГВС. Причем, в отличие от других мам, оставить ребенка дома или на улице я не могла, да и не хотела. У нас в Холлетте были дети из семей ГУЦев, которых однажды привезли из аэропорта Боле, а потом через 1-2 года увезли обратно в тот же аэропорт, и, кроме нашего забора из колючей проволоки, они ничего не видели. А я везде брала свою дочь с собой. Она довольно быстро научилась себя достойно вести. На занятиях я давала ей тетрадь и ручку, она делала вид, что конспектирует вместе с нами, поднимала руку при голосовании и поднималась сама при первых звуках гимна, как нашего, так и эфиопского. Всех старших офицеров и их жен она называла только на Вы и по имени-отчеству, чем сильно удивляла окружающих, особенно после возвращения в Союз. Со временем малышка даже стала немного говорить на амхарском, хотя никто ее не учил – просто слушала взрослых и запоминала.

КРАСАВИЦА АДДИС-АБЕБА

Не могу не посвятить несколько строк этому замечательному и красивому городу. В переводе с амхарского название столицы Эфиопии переводится как «новый цветок». Город действительно новый, столица находится здесь около века. Аддис-Абеба расположена в небольшой долине между горами, на территории с очень изрезанным рельефом. Центр – почти европейский. Высотные дома, офисы, банки, представительства иностранных компаний, посольства зарубежных стран. Есть европейские магазины, где торгуют «белые люди». Особенно меня поразил магазин итальянской фурнитуры. Там предлагали такой выбор всяческих приспособлений для шитья, вязания, плетения, вышивки и другого рукоделия, что просто захватывало дух. Было много ювелирных магазинов с довольно приличными украшениями из золота, серебра, горного хрусталя, кораллов, жемчуга, слоновой кости, бирюзы и лазурита. Имелся и свой маркат, который считался крупнейшим в Африке. По сути – отдельный город с улицами и переулками, на которых располагались магазины и кафешки. Наш советский человеку, выросший в условиях тотального дефицита и уродства продукции советского легпрома, мог просто потерять голову.

В Аддис-Абебе можно было купить приличные европейские продукты: колбасу и сыр, курятину и печень, всевозможные цитрусовые, бананы и ананасы, огурцы и помидоры, папайу и манго, виноград и клубнику, баклажаны и сладкий перец, сухое и сгущенное молоко, всевозможные мясные и молочные консервы, топленное и растительное масло различных стран мира. Причем вареная и сыро-копченая колбаса практически не различались по цене. Качество продуктов было отменное. В Аддис-Абебе было множество церквей, как православных, так и католических. Кроме того встречались всяческие современные протестантские церкви и молельные дома, мусульманские мечети. Очень неудобно было попадать на маркат в пятницу. Мусульмане несколько раз в день бросают любой дело, стелют коврик, становятся на колени лицом к Мекке и начинают свой намаз. Ничто и никто им помешать не может, они никого не слышат и не видят, даже если сидят на проезжей части.

В Аддис-Абебе находилось несколько высших учебных заведений. Мы попали однажды в город в день выпуска: весь центр был усеян счастливыми молодыми людьми в чудных черных мантиях и квадратных головных уборах с кисточкой, которые прогуливались по городу в окружении своих родственников.

Также в Аддис-Абебе был довольно большой стадион, на котором проводились международные футбольные матчи.

Наши специалисты жили в Аддис-Абебе в 4-х домах: белом (однокомнатные квартиры для переводчиков), зеленом (двухкомнатные квартиры), голубом и розовом (трехкомнатные квартиры). Белый дом располагался в одном дворе с зеленым, а розовый и голубой стояли в другом дворе. Генералы и их референты жили на виллах, рядышком с офисом ГВС. Офис ГВС располагался на юго-западе столицы, в районе, где были посольские апартаменты разных стран. На территории офиса стояло несколько щитовых домов, подобных холлеттским, только с восемью однокомнатными квартирами, в которых жили прапорщики, руководившими солдатами-срочниками.

Там же находился наш кооперативный магазин. Кооперативный потому, что все желающие в нем отовариваться советские специалисты вносили вступительный взнос в местной валюте, а перед отъездом в Союз свой взнос забирали. Этот магазин был аналогом «Совиспано» в Луанде. В нем продавались эксклюзивные советские и импортные консервы, крупы и мука, конфеты, водка, чай, предметы гигиены и прочее. Обычно после зарплаты все затоваривались в нем централизовано, а в остальное время можно было докупать товары по мере необходимости.

В Аддис-Абебе стоял памятник В.И.Ленину: 22 апреля, в день рождения Ильича делегация из нашего гарнизона, как впрочем и делегации из других мест, приезжала к этому памятнику и возлагала цветы. Если убрать идеологию, то этот памятник действительно служил какой-то нитью, связывающей нас с далеким домом. Уже дома в Союзе я видела по ТВ как после свержения режима Менгисту этот памятник разрушили, дети пинали ногами обломки скульптуры. Не могу сказать, что было жалко или больно – просто немного неприятно.

Опять-таки уже после свержения режима Менгисту и полного распада Союза в Аддис-Абебе открыли памятник А.С.Пушкину: его предок Ганибал был вывезен в Россию из северных провинций Эфиопии.

Не могу не описать своих впечатлений от прогулок по столице, да и другим городам Эфиопии. Каждый раз я чувствовала себя, как на сцене: молодая 25-тилетняя белая женщина со светлыми волосами и серо-зелеными глазами, была объектом особого внимания. Идешь по улице и понимаешь, что все мужчины и женщины, дети и старики, все, кто находится от тебя на расстоянии500 м и видит тебя, смотрят только на тебя. На тебя показывают пальцами, окрикивают, что-то предлагают купить, просят милостыню, показывая свои ужасные раны и увечья. Само собой, начинаешь больше внимания уделять тому, как ты себя ведешь, как идешь, каково выражение твоего лица, что делает твой ребенок, что ты говоришь, как и что отвечаешь толпе. Если же заходишь в магазин, то, какой бы ни была очередь, она расступается сразу и полностью, толпа дает тебе возможность первой подойти к прилавку. Иными словами, спрятаться от внимания было невозможно, и это ощущение постоянного самоконтроля осталось со мною до сих пор.

МЕСТНЫЙ ОБЩЕПИТ 

Нельзя писать о стране без рассказа о местной кухне. В выходные в Холлетте мы часто ходили в местные бары, хотя формально нам это было запрещено. Просто заходили выпить хорошего пива, сока или кофе и поесть свежего хорошо приготовленного мяса. Качество еды было великолепным. Все блюда готовились прямо на глазах. Мяса в порции было очень много (новички из советских с такой порцией обычно сразу не справлялись, а эфиопы такую порцию брали на целую компанию из 4-5 человек). К мясу подавалось совсем немного овощей: картофель, морковь, свекла и шпинат. Местные брали еще и особую лепешку – инджеру, внешне похожую на видавшую виды кухонную тряпку, а по вкусу немного напоминавшую наш черный хлеб. Это основа национальной кухни, так называемый эфиопский хлеб. Лепешку эту пекли из тэфа, растения из семейства сорго. Мы же чаще брали пшеничные плюшки, которые выпекались специально для иностранцев. Правда, мука в них была не чисто пшеничная, а с добавлением еще каких-то злаков, в частности, кукурузы.

Несколько лет назад в интернете я нашла записки российского путешественника по фамилии Волков, который посещал Эфиопию уже в 21 веке. В своем личном журнале он очень подробно описал приключения, сопутствовавшие его двухнедельной поездке по стране. Так вот ему пришлось на эти 2 недели стать вегетарианцем. Он питался только хлебом и салатом из помидор и лука, так как из-за отсутствия у населения холодильников боялся употреблять в пищу мясные блюда местной кухни. Не знаю, возможно, он путешествовал совсем в других местах, возможно, со временем что-то поменялось, а, может, человек он слишком мнительный. Но во времена моего пребывания все было наоборот: мясо в местном общепите из-за отсутствия холодильников было только парное. Вы могли показать повару, от какой части висящей туши нужно отрезать кусок на заказанное Вами блюдо.

Не могу не вспомнить о кофе. Эфиопия – родина кофе, там есть провинция Каффа, которая считается местом, где впервые стали употреблять этот напиток. Кофе продавался везде, даже на самых бедных базарах. Можно было купить как дикий зеленый кофе, так и сортовой жаренный в зернах, и молотый. В местных барах и кафе женщины брали зеленый кофе, жарили его на древесных углях, потом разбивали молотком в порошок. Заваривали в круглых с узким горлом глиняных кувшинах. Кофе у них получался очень крепким, горячим и сладким. Вкуснее кофе я нигде и никогда не пробовала. У меня создалось такое впечатление, что во время его приготовления совершались какие-то магические действия. Мы пробовали делать так же, даже кувшин купили, но так вкусно у нас не получалось никогда. То же самое могу сказать и о чае. Чай там был кенийского происхождения, очень хорошего качества. Готовили его с добавлением различных пряностей: гвоздики, корицы, кардамона и др. Кстати, все эти и многие другие пряности свободно продавались на любом рынке и стоили сущие копейки. И чай был всегда крепким, горячим и сладким. Чай и кофе подавались в маленьких керамических или стеклянных стаканчиках. В культуре эфиопов нет привычки пить чай или кофе с бутербродами, печеньем, пирожными или конфетами. И вообще, там нет ни булок, ни печенья, ни пирожных, очень этого не хватает. Поэтому приходилось все печь самим, кто как умеет. Очень плохое качество у эфиопских конфет и мороженого. Еще очень не хватало банальных яблок, они снились по ночам.

Меня поразило, как эфиопские мужчины на Пасху после длительного поста едят сырое мясо. Для этого они используют такие маленькие серпообразные обоюдоострые ножички, которыми они очень ловко стрезают с костей и кладут прямо в рот свежую сырую баранину. И глаза у них становятся пьяными от мяса!

Не могу не вспомнить, как в один выходной день мы ездили в соседний с Холлеттой городок Аддис-Алем, который находится еще в 20-ти километрах на запад от нас. Там в центре было несколько удивительных православных церквей, которые мы могли посмотреть только снаружи. Мы же делали вид, что атеисты! Зашли в местный бар, заказали что-то поесть. Каждому из нас принесли по огромному керамическому подносу с высокими бортиками. На этом подносе стояло интересное двухъярусное керамическое изделие, такая посуда на ножках. На нижнем ярусе лежали горящие древесные угли, а на верхнем – мясо и овощи. Хочешь, ешь их сразу полусырыми, хочешь – помешивай и жди, пока пожарится до полной готовности. 

ПТИЦЫ 

Побывав в Эфиопии, невозможно не написать о разнообразии и обилии птиц в этой стране. Их можно увидеть везде. Они очень яркие и разные. В горах по ночам постоянно слышались завывания сычиков,  они порхали с ветки на ветку, как наши голуби. Садились на деревья низко, рассматривали нас, а мы – их. Еще в лесах встречались птицы с двумя длинными, полуметровыми белыми перьями в хвосте, вроде райских птиц.

По всей стране водились ярко-зеленые перламутровые птицы среднего размера, которых мы называли «скворцами». Если бы не их цвет, то они действительно были бы очень похожи на скворцов. Однажды в нашем городке в Холлетте мы нашли большую раненую хищную птицу – грифа или стервятника – с очень страшными и опасными когтями и клювом. Несколько дней он сидел на детской площадке, на скамейках возле домов. Его подкармливали сырым мясом несколько дней, пока он не пропал куда-то. А о пеликанах и фламинго я уже писала раньше.

ПРИРОДНЫЕ АНОМАЛИИ

Вспоминаются несколько природных явлений, которые меня удивили.

Во-первых, снег. Однажды во время возвращения из Аддис-Абебы в Холлетту нас в дороге накрыла туча и пошел снег. Состоял он не из снежинок, а из очень мелкой ледяной крупы. Но земля очень быстро стала белой. Правда, длился «снегопад» минут 15-20, и уже через полчаса все растаяло.

Во-вторых, град. Как-то раз в середине дня в горах резко потемнело и стало удивительно тихо. Не было слышно ни птиц, ни животных, ни ветра. И вдруг резко и очень сильно что-то загремело по крышам. Напомню, что крыши наши были из шифера. И по силе звука тот грохот можно было сравнить с артиллерийским обстрелом. Оказалось, что без дождя, «всухую» пошел град. Градины были огромными по нашим меркам, как мелкое куриное яйцо. Длилось все это минут 5-10, градом покрылась вся земля. Наша дочка даже успела насобирать градины в свое пластиковое ведерко и заморозить в морозильнике. Потом она доставала их по несколько штук и играла с ними. Не знаю, были ли пострадавшие от этого града в деревне, нам повезло. Град пошел как раз тогда, когда наши мужчины приехали из училища на перерыв. Все были в своих домах, обедали.

В-третьих, ураганный ночной ветер в пустыне. Однажды в пустыне мы проснулись от того, что ветер просто сдувал нас с кровати и рвал москитную сетку. Стекол в окнах там не было, только сетка. Пришлось выходить ночью в кладовку, которая была в домике для прислуги, искать подходящий фанерный щиток, а потом приваливать его к сетке тяжелыми вещами. И все равно, несколько раз его срывало, и все приходилось городить заново.

ТАБАК, АЛКОГОЛЬ, ЖЕНЩИНЫ, ЧАТ

Я перечислила человеческие, а, вернее, мужские, слабости, без которых у большинства мужчин жизнь становится пресной.

Так вот все это было абсолютно доступным и дешевым. Сигареты можно было купить в любой лавке, причем от дешевых до самых дорогих типа «Мальборо» или «Данхила».

Спиртные напитки тоже продавались и в лавках, и в барах. Правда, из-за дороговизны стеклянной тары мы очень часто покупали их на разлив. Приходишь в лавку в походной флягой, покупаешь бутылку коньяка, вермута, джина или вина. Тебе тут же ее открывают и переливают содержимое во флягу. Достаточно сказать, что 300-граммовая фирменная бутылочка воды (Пепси, Кока-Колы, Спрайта и др.) вместе с содержимым стоила 2,5 бырр, а само содержимое без бутылки – 0,4 бырр.

Каждый второй дом в нашей деревне был одновременно и отелем (борделем). Я думаю, что наша деревня – не исключение, так было по всей стране. Не знаю, останавливался ли кто-либо из постояльцев в этих домах на длительный срок, чаще так называемые «номера» снимали на короткое время для свиданий с местными женщинами. Причем частенько эти местные женщины (шермутки) оказывались женами или дочерьми хозяев дома. Их услуги стоили 10 бырр или 5 долларов. Да и назывались эти услуги тоже «асыр бырр», т.е. 10 бырр.

«Номера» имели довольно жалкий вид и представляли собой немного облагороженные низенькие сарайчики, как правило, стоявшие по нескольку штук под одной крышей. Рядом с дверью-входом обычно располагалось квадратное окно без стекла. Когда номер был занят, то это окно изнутри закрывалось деревянным щитком. В номере – только кровать с подозрительными постельными принадлежностями. Горничными в таких отелях работали мужчины. Одной из их функций было выносить громадные фаянсовые горшки постояльцев, которые они, постояльцы, выставляли прямо за дверь.

Чат – это местный растительный наркотик. Не знаю, пробовали ли его советские мужчины, я не видела, но местное население жевало его после обеда ежедневно. Лица эфиопских мужчин были обезображены зеленой пенистой слюной, они очень часто предлагали нам его попробовать. И вели себя при этом, как правило, не совсем адекватно. Сегодня, когда нам показывают сомалийских пиратов, захвативших очередное судно в Красном море и его окрестностях, они непременно жуют чат, только журналисты почему-то называют его «кат».

А ВОЙНА ВСЕ БЛИЖЕ

За время нашего отсутствия в Холлетте произошли изменения. Фронт приблизился, на севере наступали сепаратисты. Сначала жен и детей, а потом и наших специалистов стали выводить из Эритреи и постепенно отправлять в Союз. По ночам слышалась канонада, перестрелки и отзвуки артобстрелов. Мимо по дороге пешим ходом и на машинах двигались эфиопские войска. Оружие нам раздали и уже не забирали. Без оружия нельзя было выходить за наш забор. Разрешалось выходить группами не менее 3-х человек, обязательно получив разрешение командира, поставив в известность дежурного и записав время ухода и возвращения в специальный журнал. Начались регулярные выезды на стрельбище.

В стране ввели комендантский час. Если у кого-то случалась острая необходимость быть на выезде во время комендантского часа, тот сначала узнавал расположение постов и пароли. Перед постом надлежало затормозить и громко прокричать пароль. Иначе постовые могли открыть огонь. Нельзя было оставлять без присмотра машины: были случали, когда на наши стоящие машины прикрепляли магнитные пластиковые мины.

Заменили ГВСа. Фамилию вновь прибывшего ГВСа помню, но называть не хочу – ему  и так досталось больше всех. Как всегда, его встречала целая свита в аэропорту. Приехали советники командующих фронтов, весь наш генералитет. В Аддис-Абебе наши офицеры военную форму не носили, одевались в гражданские костюмы. Но, видимо, кто-то из фронтовых переводчиков приехал в военной форме. И вот на дальнем плане ГВС видит возле машины молодых белых парней в форме, ожидающих своих советников. Длинные рукава на их рубашках закатаны выше локтя, на лицах – солнцезащитные очки. ГВС пришел в ярость! Это советские офицеры или боевики НАТО? На кого они похожи? Ближайшим рейсом всех троих в Москву! К чести ГВСа, к вечеру он все понял, на себе ощутил влияние местного климата и высокогорья: стали беспокоить уставшие от близкого агрессивного солнца глаза, да и температура воздуха существенно упала. Тогда-то генерал и сообразил, почему у советских офицеров здесь может быть только такой вид. Глаза нужно постоянно защищать, а рукава утром и вечером должны быть длинные, а днем – короткие. Свой приказ ГВС отменил, и уже наутро приказал референту подобрать ему очки.

Пройдет всего лишь год, и ситуацтя изменится в корне. Менгисту за 2 дня перестреляет всю эфиопскую армейскую элиту, заподозрив ее в измене. На должности расстрелянных придут преданные диктатору личные водители, телохранители и казначеи. Наших советников перестанут посвящать в планы военных операций. И именно этот ГВС свой срок в Эфиопии не дослужит – через полтора года после прибытия ему придется выводить наш советничий аппарат.

Правда, я уже этого не увижу, мы уедем в свой срок, через год после возвращения из Урсо. Пройдет всего 8 месяцев после нашего отъезда, и советские специалисты будут выведены из Эфиопии. Аддис-Абебу повстанцы возьмут совсем не так, как предполагал Менгисту. Он будет ждать нападения с севера, из Эритреи и Тигре, а повстанцы пройдут по территории Судана вдоль границы с севера на юг и за 4 дня войдут в Аддис-Абебу с запада, т.е. пройдут и через Аддис-Алем, и через нашу родную Холлетту. Эритрея обретет независимость, а Эфиопия потеряет выход к Красному морю. Они еще будут долго воевать как соседние независимые страны, вовлеченные в пограничный конфликт.

Наша страна тоже распадется на 15 независимых государств. История на месте не стоит! Эфиопии и Эритрее будут помогать с разных сторон российские и украинские специалисты, сражаясь друг с другом на МИГах и СУ.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ 

За все время пребывания в Эфиопии никто из моих родных ничем серьезно не болел, если, конечно, не считать дорожного происшествия мужа. И в этом я вижу главную свою заслугу. Мне пришлось смотреть и за мужем, и за дочкой, чтобы они мыли руки почаще, нормально питались, поддерживали свое здоровье, не запускали мелкие раны и недомогания.

Обратный рейс «Аэрофлота» Аддис-Абеба-Москва летал по пятницам и делал промежуточную посадку в Адене – столице демократического Йемена. Тот же самолет, что в ночь на пятницу вылетал из Москвы и садился утром в Аддис-Абебе, через пару часов вылетал обратно. Экипаж после ночного перелета нуждался в суточном отдыхе, и отдыхал в Адене. Через Аден пролегало множество авиамаршрутов из стран Азии и Африки. В Адене поменялся экипаж, а мы около часа прогуляли по транзитной зоне. Из Адиис-Абебы в самолете летело от силы 25 человек. В Адене было жарко и влажно, город находится на побережье, а взлетно-посадочная полоса начинается (или заканчивается) на дамбе прямо в море. Стеклянная фасадная стена аэровокзала несла на себе следы военных действий: северный и южный Йемен исповедовали разную идеологию и постоянно конфликтовали – толстом стекле было несколько пробоин от пушечных выстрелов.

В Адене самолет заполнился под завязку, но с попутчиками нам не повезло. В салон подсело несколько десятков человек из сменных экипажей морских судов. Чтобы не гнать рыболовное судно в Союз, меняющиеся экипажи перевозили самолетами. Тех, кто отплавал свои 3 месяца, отправляли в Союз и на их место привозили новых.

Во время плавания у моряков был сухой закон. Но, выйдя на берег, они получали деньги, в том числе и валюту, и старались наверстать упущенное. Так и наши новые попутчики накупили в магазине беспошленной торговли русской водки по нескольку бутылок на брата, лететь ведь долго! Откупоривать бутылки в салоне они стали еще до того, как завелись движки. Пили в течение всего полета, были песни и пляски в проходе салона, дым коромыслом, бесконечные задушевные разговоры о правде жизни. Наша дочь совсем не сомкнула глаз, пересидела на руках абсолютно у всех, все ведь соскучались по своим детям. В конце концов у нее оказался целый пакет со сладостями из обедов, которыми нас кормили на борту. Иногда мне казалось, что мы просто не долетим: эти молодцы просто развалят самолет. Но все обошлось. В аэропорту «Шереметьево-2» нас встречала моя мама, она привезла мне и дочке теплые вещи. Мы ведь с ней улетали в июне, а вернулись в конце ноября. О нашем прилете мы сообщили маме заранее, позвонили по телефону из Аддис-Абебы.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Я иногда просмотриваю снимки Эфиопии, сделанные со спутника, и нахожу оба места, где мне пришлось жить. На некоторых из них даже можно различить наши дома. Обидно, что моя дочь абсолютно ничего не помнит. Мы вернулись, когда ей было 3,5 года. А ведь она самостоятельно на примере взрослых научилась немного говорить на амхарском, чем приводила в восторг местное население. И еще несколько лет после возвращения домой в своих детских играх говорила такие фразы: «Я поехала в Аддис-Абебу…» или «Уже поздно, сейчас гиены выть начнут…».

А однажды еще в дошкольном возрасте она меня попросила: «Мама, а давай снова поедем в Эфиопию…». Значит, что-то от  нашей эфиопской жизни запало ей в душу. Как же трудно мне было объяснить ей, что это совершенно невозможно.

Наша семья распалась сразу же после возвращения из Эфиопии. Но это произошло по моей воле и по моей инициативе. Говорят, война ускоряет жизнь и обнажает человеческие отношения. Я никогда ни на секунду не пожалела, что сделала это. Точно так же я никогда ни на секунду не пожалела, что судьба забросила меня в эту Богом забытую страну. Я стала намного сильнее, опытнее, увереннее в себе. Я многому научилась: печь все, что угодно, включая хлеб, выживать в отсутствие самых необходимых продуктов, усовершенствовала свой английский и немного выучила амхарский, узнала, что отлично стреляю. Все это пригодилось мне гражданской жизни, которая ждала меня дома, на развалинах страны. Правда, к счастью, мне больше не приходилось стрелять. И надеюсь, что не придется.

Я благодарна людям, которые меня там окружали и поддерживали, как могли. Со своей стороны, я всегда старалась отвечать им тем же.