Осенние ПАСЕвы еще дадут свои урожаи

Отказ Нарышкина ехать в Страсбург стоит воспринимать не просто как реакцию на критический доклад ПАСЕ, а как сигнал. Он, вероятно, должен проиллюстрировать Совету Европы модель поведения Москвы в международных делах во время третьего срока Путина.

При этом Россия уверена, что за отмену визита думского спикера на осеннюю сессию ПАСЕ ей ничего серьезного не сделают. Впрочем, возможно, что наши власти даже досадуют по поводу отсутствия настоящего наказания. Тогда у Москвы появился бы повод самой приостановить свое членство в Совете Европы, а то ей уже порядком надоели напоминания о взятых когда-то на себя обязательствах.

Сергей Нарышкин пошел на беспрецедентный шаг — он отменил свое выступление на осенней сессии Парламентской ассамблеи Совета Европы, и иначе как жестким демаршем это назвать нельзя.

Для политиков в ПАСЕ, желавших откровенного разговора с российским руководством, решение Нарышкина стало неприятной неожиданностью, и председатель Ассамблеи Жан-Клод Миньон в своем заявлении дал ясно понять, как сильно он разочарован.

Наиболее реалистично настроенные наблюдатели к такому повороту событий были почти готовы, хотя и не предполагали, что произойдет он буквально накануне начала сессии. Подобного шага от Сергея Нарышкина стоило ожидать, например, сразу после того, как стало известно, что на этой сессии ПАСЕ ему могут задать вопросы по двум темам, вызывающим особое раздражение российской политической верхушки, — о смерти Сергея Магнитского и о приговоре Pussy Riot. Избежать вопросов не удалось бы, протокол выступления любого лидера на Ассамблее их подразумевает.

Какова была бы их тональность, становится очевидно после знакомства с текстом мониторингового доклада ПАСЕ — документа на 60 с лишним страниц, в котором анализируется выполнение Россией обязательств, взятых на себя при вступлении в Совет Европы в 1996 году.

Этот доклад подготовлен впервые за последние семь лет, и там, среди прочего, дана ясная оценка дел Магнитского и Pussy Riot, а также роли представителей российской власти в этих делах.

Вот цитаты из проекта резолюции по докладу:

«Недавно вынесенный приговор в два года тюрьмы участницам панк-группы Pussy Riot, многими признаваемый несоразмерным, вызвал громкое недовольство и призывы к их немедленному освобождению… Осуждение господина Ходорковского еще на шесть лет тюрьмы и приговор участницам группы Pussy Riot многими были восприняты как признак того, что судебная система в России находится под политическим давлением и влиянием со стороны исполнительной власти… Дела Сергея Магнитского и Веры Трифоновой и продолжающаяся безнаказанность тех, кто виновен в их смерти, вызывают у Ассамблеи очень серьезное беспокойство».

Но разве критический доклад и неудобные вопросы — повод, чтобы не ехать на сессию организации, в которой твоя страна является полноправным членом? Россия имеет в ПАСЕ одну из самых больших делегаций, она ежегодно платит в бюджет Совета Европы долю, составляющую больше одной десятой его части, при том что стран в организации — 47. Многие государственные деятели, в том числе из стран бывшего СССР, приезжали в ПАСЕ и выступали перед Ассамблеей, зная, что могут услышать не самые приятные вопросы и заявления. И лишь спикер российской Думы решил не ехать из-за «русофобии».

Следовательно, поступок Нарышкина стоит воспринимать не просто как реакцию на критический доклад, а как сигнал. Он, скорее всего, должен проиллюстрировать Совету Европы модель поведения российской власти в международных делах во время третьего срока Владимира Путина.

«Мы готовы с вами поссориться, и хуже от этого будет только вам» — вот идея, которую можно было бы назвать лозунгом данной модели. Ее исполнение можно видеть в самых разных областях: это и закрытие в Москве офиса USAID, и постоянное противостояние России инициативам западных стран по Сирии, и различные заявления, в которых словосочетание «западные партнеры» произносится с откровенной иронией.

В отношении стран Европы этот стиль используется Москвой с особым удовольствием. Правда, к удовольствию от того, что европейские страны, зависящие от поставок российских углеводородов и переживающие кризис своей финансовой системы, говорят с Россией довольно мягко, примешивается раздражение. Раздражение тем, что, находясь в такой ситуации, Европа пытается от нефтегазовой зависимости избавиться, спорит с «Газпромом», да еще и выговаривает что-то там Кремлю по поводу демократии и прав человека.

Демарш Кремля (вряд ли Сергей Нарышкин единолично принял решение, не получив по этому поводу доброго совета) в отношении Совета Европы — это выброс описанного выше раздражения российской власти с расчетом на то, что к этому выбросу отнесутся серьезно.

Кроме того, это выполнение правила, которое уже давно установилось во внутриполитической жизни: на авторитет и неподсудность наших «силовиков» посягать не может никто. «Силовики» подсудны только своим коллегам-«силовикам» и только тогда, когда это нужно всей властной корпорации в соответствии с принятыми ею законами выживания.

А в докладе ПАСЕ по России, полный текст которого, кстати, стал доступен публике совсем недавно, критики действий российских силовых структур хоть отбавляй. Это и отдельная глава о смерти Сергея Магнитского, и критика непропорционального применения силы в отношении участников уличных протестов, и озабоченность по поводу многих статей закона о ФСБ, и много чего еще. Кроме того, в докладе содержится критика стиля правления самого Владимира Путина, а на это представители российской власти теперь реагируют просто-таки наперегонки.

При этом Москва уверена, что за эту отмену визита думского спикера в Страсбург ей ничего серьезного не сделают. Более того, в резолюции по «российскому докладу» никаких санкций изначально не предусматривалось, и даже угроза внесения в нее поправки о передаче контроля над процессом мониторинга Комитету министров Совета Европы — угроза слабенькая. Такая процедура (когда исполнительный орган Совета Европы начинает отслеживать то, как страна выполняет свои обещания) действительно предусмотрена статутом Совета Европы, и решение о ее начале для любой страны выглядит довольно унизительно. Но представляется полной фантастикой возможность того, что в результате усиления мониторинга РФ, например, попросят «на выход» из Совета Европы.

Впрочем, возможно, что наши власти даже досадуют по поводу того, что Совет Европы никак не вознамерится наказать Россию по-настоящему. Тогда у Москвы появился бы повод самой приостановить свое членство в этой организации, а то ей уже порядком надоели напоминания о взятых когда-то на себя обязательствах — депутаты Госдумы от «Единой России» говорят об этом в открытую.

Кроме того, один орган, чьи решения для России обязательны, у Совета Европы, все же есть — это Европейский суд по правам человека. В недавние времена, при президенте Дмитрии Медведеве, инициатива с избирательным исполнением Москвой решений ЕСПЧ, выдвинутая первым заместителем спикера Совета Федерации Александром Торшиным, заглохла. Но, как еще тогда уверял председатель комитета Госдумы по конституционному законодательству и государственному строительству Владимир Плигин, законопроект Торшина не отвергнут, а отложен.

Если за нынешним демаршем Нарышкина этот законопроект опять вернут в расписание работы Госдумы, это будет надежным основанием для следующего вывода: Россия в принципе готова отказаться от членства в Совете Европы и видит в этой организации лишь надоедливого критика, которому она не прочь отказать в праве делать ей замечания.