Как это было

Я родилась в 1922 году, недавно мне исполнилось девяносто лет. До 1940 года я росла в Румынии при капитализме.

Сейчас много рассказывают, будто Молотов подписал с Риббентроппом пакт, чтобы Советы захватили пол-Европы. У нас тогда было совершенно другое восприятие событий. Когда в 1940-м году, в Бессарабию пришла советская власть, вы даже не можете себе представить, как все были рады. Я помню, как одного советского летчика местные жители взяли на руки и несли по улице! Это были сумасшедшие несколько дней! А потом мне разрешили учиться: и я сразу, без всяких проблем, поступила в Черновицкий университет на физико-математический факультет.

«Срочно уезжайте, иначе погибнете»

За две недели до начала Великой Отечественной войны из Германии к нам приехали молодые парни: такие красивые, они даже за нашими девушками немного ухаживали. Мы обратили внимание на то, что они увозят местных немцев, которых в Черновицах (после 1944 года город переименовали в Черновцы - ВКурсе) было немало, так как эта земля долгое время была в составе Австро-Венгрии. И как только они уехали — ночью начали бомбить. Я тогда сидела в общежитии, готовилась к экзамену. Утром иду сдавать экзамен, а университет уже занят военными. Только в двенадцать часов Молотов выступил по радио — и все стало понятно, хотя мы, конечно, догадывались, что это война.

От нашей институтской группы осталось восемь человек. У одного сокурсника было хорошее румынское пальто, и он его продал — вырученных денег хватило всего на семь билетов, но мы решили попытаться. Сели в поезд, едем еле-еле, стоим постоянно.

И вдруг — проверка! Заходит военный. Семеро из нас сидели чуть поодаль, их проверили и не стали трогать. А я стояла отдельно от всех, смотрела в окно с интересом. Он подошел ко мне, узнал, что у меня нет билета. Все в вагоне говорят: «Не трогайте девушку!». Но он не стал никого слушать и просто вытолкнул меня из поезда.

Состав уехал. Утро. Начало сентября. Наступают холода. Я в легкой одежде, языка не знаю, без вещей. Сижу и думаю: «Броситься под поезд я всегда успею, надо что-то делать!». Тут подходит какая-то женщина – она видела, как меня выкинули – и говорит: «Не расстраивайтесь, девушка, все у вас впереди! Вот замуж выйдете, будет муж пьяница – тогда и поймете, что значит плохая жизнь!». У нее были помидоры с собой – она ими угостила.

Оказалось, что я нахожусь в Батайске — городе под Ростовом.Пришлось вернуться в Ростов, куда меня зачислили.

Когда немцы подошли совсем близко к Ростову, пришел приказ, немедленно отправить институт в эвакуацию в Тбилиси. Нас посадили в поезд. Нужно было заплатить тридцать рублей за паек. А у меня не было ни копейки денег — мне было уже все равно. Думала, поделится кто. И тут к вагону подходит женщина и говорит: «Мне про вас рассказывали. Вот вам тридцать рублей». Я даже не успела узнать, кто она и откуда — поезд тронулся и поехал.

Приехали в Тбилиси. Вот сейчас часто говорят: мол, понаехали! А как мы тогда понаехали?! Но как к нам тогда относились! Бывало, подойдет грузин на улице, скажет «Как мне вас жалко!». На рынках бесплатно еду порой давали. А им ведь в их институте стало труднее — мы же их потеснили.

Пока стипендии не было, я решила подрабатывать на заводе, где сушили сухари для фронта. Я там работала несколько дней в неделю, чтобы ходить в институт. Я голодала, но честно думала, что каждый сухарь попадет на фронт и что если я его съем, то он кому-то из бойцов не достанется. Женщины-грузинки, видя, что я чуть не падаю с голоду, стали говорить: «Ну что ты боишься! Ну покушай!». И тогда наш начальник по фамилии Хфтисиашвили распорядился, чтобы на выходе с работы мне всегда давали несколько сухариков.

У меня не было никакой обуви — и на пары я ходила так: доставала из мусорного ящика подошву и привязывала к ноге. Походишь так немного, тряпка развяжется, завязываешь снова. Однажды я так шла по улице. А за мной шел кто-то из руководства института. Он потом рассказывал, что всю дорогу думал, насколько же хватит этой девушке сил идти в такой «обуви».

Мы ведь все тогда жили бедно. Но иногда студентам давали талончики, по которым можно было приобрести себе вещи в сто раз дешевле, чем в магазине. Таких ордеров, естественно, на всех не хватало. И вот студенты-железнодорожники на собрании стали возмущаться, мол, никто ничего не получает. И тот человек из руководства, что шел за мной, сказал: Что вы кричите, вон там одна девушка вообще с подметкой вместо обуви ходит! А ребята ему в ответ: «Так это тоже наша студентка!». В итоге весь институт проголосовал, чтобы мне дали ордер на покупку.

Девятое мая 1945 года я встретила уже в Ростове. Там невероятное что-то творилось. Одна беда — те, у кого все погибли, страшно плакали в тот день. А мы шли пешком по городу с ребятами из института и пели песни. Это было очень сильное чувство.

Р. Пибстуг.