Предчувствие орды

На модерации Отложенный
при том что я по отцу кавказец а по матери русский и мож не совсем согласен... Оч интересная статья...
 

 

 

Россия - Европа или Азия, или "Евразия"? Русские - европейский народ, или азиатский, или, быть может, "евразийский"? Социально-политическая причина постановки со всей остротой вопроса нашего макроцивилизационного самоопределения сегодня вполне понятна и очевидна. По крайней мере для человека проживающего в Москве.

Столица России превратилась сегодня в нерусский город. Без пяти минут это "новый Сарай". Здесь невозможно пройти по улице хотя бы триста метров, чтобы не встретить группу приезжих из центральной Азии. Здесь невозможно спуститься в метро, чтобы не обнаружить с удивлением, что уже около четверти его пассажиропотока составляют те, кого мы деликатно называем «гастарбайтерами».

То, что творится в Москве на мусульманские праздники давно уже известно всем – многосоттысячные толпы людей, которые, как правило, не являются гражданами РФ которые собираются в одном месте в центре города, чтобы подчеркнуть свою силу и свою численность.

Лишь с 2011 года полиция получила указание пресекать приношение на улицах кровавых жертв, мимо которых в ужасе проходят ошарашенные москвичи. Причем всё это не признаки ислама как религии – существуют сотни и тысячи мест на земле, в том числе и на Русской Земле, где ислам спокойно исповедуют цивилизованные люди – исповедуют без неуправляемых толп, крови и грязи. Это нашествие - свидетельство новой волны азиатизации, накрывающей пространство Евразии, а стало быть русское исторической и культурное пространство.


Распря о скамейках

Начнем, и пусть это не покажется странным, не с причин, а с очевидных для нас последствий.
 
Ошибочно думать, что неприятие мигрантов связано только с совершаемыми ими преступлениями. Большинство людей пока что не становилось их жертвами и знает о них лишь из СМИ, но отсюда не следует, что у них отсутствует неприятие миграции или что это неприятие необоснованно. Острейшая проблема связанная с миграцией выходцев преимущественно из Средней Азии на территорию России, состоит в том, что она вызывает давление на социальную инфрастркутуру даже тогда, когда она не сопровождается никакой криминальной активностью. Проблема миграции – это не только проблема нападений в подворотне, - это проблема скамеек в парке, очередей в магазинах и контингента в школах.
 
 
При завозе мигрантов предприниматели и сотрудничающие с ними коррумпированные элементы в госструктурах исходят из принципа любого нецивилизованного капитализма: «все прибыли предпринимателям, все издержки - обществу». Это значит, что предприниматели стараются максимально возложить на общество любые издержки, связанные с пребыванием иностранной рабочей силы, и минимизировать свои собственные расходы. Результатом является то, что бесплатная или дешевая общедоступная инфраструктура в местностях, где присутствует большое количество мигрантов, испытывает избыточное давление и попросту не справляется.
 
Представим себе теплый летний вечер в детском парке в центре Москвы. Парк является единственным ближним рекреационным участком для окрестных домов. Однако большая часть скамеек в нем занята кампаниями мигрантов. Мало того, ими же заняты многие газоны. Они не имеют возможностей отдохнуть иначе и пользуются бесплатной общественной инфраструктурой. Как следствие – для жителей окрестных домов просто нет места посидеть на скамейке, молодые одинокие мамы боятся выгуливать детей рядом с компаниями молодых мужчин-иностранцев, родители с грудными детьми боятся инфекции, - результат – парк из зоны отдыха становится точкой социальной нервозности и глухого напряжения, не имеющего до времени внешних выходов. Ту же нагрузку испытывают транспортные сети, особенно метро, магазины местного значения. Всюду местные жители сталкиваются с большим количеством людей, которые сразу же опознаются по внешности как чужие и выступают как источник неудобств и более-менее обоснованных страхов.
 
Подобное переполнение неизбежно. Возрастающая интенсивность контактов между сторонами подспудно зреющего конфликта будет приводить к тому, что и сам конфликт будет приобретать все более и более острые формы. Столкновения граждан России с мигрантами пока сравнительно редки и малоинтенсивны. Но с каждым уже даже не годом, а месяцем, количество таких конфликтов будет возрастать, а вместе с нею и степень жестокости и общественной опасности таких конфликтов. На практике это будет значить, что русских горожан начнут убивать за резко сказанное слово, взгляд исподлобья, за нежелание уступать мигрантам в чем-то, что русские будут считать своим. И тут уже речь пойдет не о скамейках, а о жизнях. "По подозрению в убийстве был задержан 18-летний гражданин Узбекистана. Как сообщил официальный представитель СК РФ, по данным следствия, в минувшую среду в лесном массиве между молодым человеком и женщиной, которая прогуливалась с ребенком, произошла ссора. В результате он задушил женщину поясом от ее куртки, а ребенку нанес удар головой о дерево", - вот, увы, становящиеся все более типичными строки из криминальной хроники Москвы и Подмосковья.
 
В виду рабского, по своей сути, характера мигрантской рабочей силы к нашей современности становятся, увы, все более и более применимы аналогии из древней истории. Диодор Сицилийский (XXXIV. 2. 38) рассказывает историю о рабовладельце Дамофиле, который ответил своим полуголодным пастухам-рабам, пришедшим попросить у него одежду: "Что же, разве путешественники ездят голыми по стране и не дают готового снабжения тем, кто нуждается в одежде?". Тех, кто не понял тонкого намека, что хочешь одежды - грабь, еще и выпороли. "Скоро всю Сицилию наводнили отряды разбойников, и дороги стали небезопасны.Римские наместники предпочитали смотреть сквозь пальцы на бесчинства разбойничающих пастухов во вверенной им провинции, лишь бы не ссориться с влиятельными лицами, на землях которых совершались нападения" (В.А. Горончаровский. Спартаковская война. Восставшие рабы против римских легионов. Спб., 2011, с. 58). Вполне закономерно, что сицилийское восстание рабов 136-132 гг. до н.э. во главе с Евном, начали именно рабы Дамофила, затопившие Сицилию кровью отнюдь не только рабовладельцев, но и простых греков и римлян, ни щадя ни женщин, ни детей.
 
Но дело не только в психологическом напряжении, вызываемом приезжими и не в угрозе криминализации миграции. Дело и в объективной экономической нагрузке, которая взывает у людей дополнительные расходы, препятствуя накоплению – люди вынуждены ехать в парк подальше, закупаться в магазинах подороже, искать платную или полуплатную школу с меньшим количеством детей мигрантов, вынуждены пересаживаться из ставшего неудобным или небезопасным метро на такси. Как следствие – бедный и средний класс, которые, в отличие от богатых, не могут позволить себе купить «перонсальную инфраструктуру» беднеют, темпы их накоплений и всего, что к ним привязано (в частности – демографический рост) снижаются. Люди начинают ощущать свой город неудобным и неприспособленным для жизни. Большая часть москвичей уже готова обсуждать эмиграцию как более менее реальный жизненный план, причем это связано не с политическими мотивами, а с «невозможностью дальше жить в этом Москвабаде», особенно с учетом проекции на будущее детей, которое грозит стать совершенно нетерпимым.
 
Еще один аспект, создающий эффект «Москвабада» - это резкое снижение жизненного уровня, связанное с низкими бытовыми запросами мигрантского населения. По мере того, как мигранты играют все более весомую роль в сфере обслуживания и как персонал и как потребители – падает качество обслуживания. Потребности и притязательность мигрантов гораздо ниже – и магазины готовы снабжать их некачественными товарами, кафе – плохо сделанной едой, квартирные хозяева сдают помещения в запущенном состоянии. Это снижение жизненного комфорта также является очень серьезным источником дискомфорта, вплоть до чемоданных настроений. Люди, которые привыкли за 20 лет жить за кодовым замком с домофоном, не могут адаптироваться к тому, что с тех пор как в подъезде есть колония выходцев из Таджикистана, которым кто-то сдал квартиру, подъезд все время открыт, а магнитную дверь постоянно кто-то нарочно ломает.
 
Любой город, в котором достигнуто миграционное переполнение (а в Москве этот предел переполнения давно уже пройден) начинает рассматриваться местными жителями как непригодный для жизни. Представители среднего класса начинают переходить к чемоданным настроениям. Представители малообеспеченных слоев, особенно молодежь, испытывают все более высокий уровень агрессии как по отношению к самим мигрантам, так и по отношению к властям.
 
Итак, по факту, как легальная, так и нелегальная трудовая миграция из стран с более низким по сравнению с Россией культурным уровнем, иным менталитетом и иной моделью социальных отношений, ведет, наряду с повышенной криминальной опасностью к: а. Демодернизации экономических отношений и производства; б. Сверхнагрузке на общественную инфраструктуру; в. Примитивизации общественнных отношений, снижению качества товаров и услуг; г. Выталкиванию коренного российского населения в страны, где возможно обеспечить более приемлемое качество жизни; д. Чем дальше тем больше миграция, особенно из Средней Азии напрямую опасна для жизни граждан России, причем для самой слабой и незащищенной части граждан - женщин и детей. Тем более опасно, что зачастую мигранты по своему идиотизму (в греческом значении этого слова - глубоко провинциальной, кишлачной культурной и нравственной отсталости) и "простоте ума" не останавливаются перед такими чудовищными и безнравственными преступления, которые для европейского горожанина характерны только в случае тягчайшего нравственного извращения. Причем подобные преступления могут совершать в том числе и лица, которые в своей традиционной среде обитания никаких криминальных наклонностей не проявляли.
 

Рабовладельцы против Мальтуса

Происхождение этих человеческих волн представляет собой отдельную загадку и проблему. Экономического объяснения этот поток неквалифицированной, по сути рабской, рабочей силы, не имеет. Точнее то, что выдается за таковое объяснение им не является. Нам говорят, что демографический потенциал нашей страны снижается, что у нас все меньше и меньше людей, причем русские, якобы, «не хотят работать». А значит, чтобы экономика страны не встала, необходимо завозить новых и новых мигрантов, чтобы делать работу, которую русские делать не хотят. Не так давно нам было обещано уже дополнительно 10 млн. новых мигрантов, лошадиная доза, которая, в плюс к уже имеющимся, очевидно сотрет цивилизационное лицо России и невозвратно изменит ее этноконфессиональный баланс. Мы реально станем в своей стране чужими, а новоприбывшие потребуют своего места и своих прав, причем уже без всякой привязки к труду. Просто по факту того, то они уже здесь.
 
 
Апологетика этого рабовладельческого импорта абсурдна. Прежде всего, в её рамках, русский народ предстает неким «наемным работником» у государства, и у олигархического бизнеса, которого можно уволить, если он разленился и требует за свою работу слишком высокую плату. Между тем, русский народ – это национальная основа, хозяин Российского государства, и это скорее он должен решать вопрос об увольнении нерадивых управителей, а не наоборот. Пока же создается впечатление, что правительство, превратившись из «первого европейца» в России, как некогда именовал его Пушкин, в «последнего азиата» хочет упразднить народ и ищет новый себе под стать.
 
Но есть и более глубокая и более серьезная проблема. Именно завоз гастарбайтеров, именно демографическая азиатизация России являются формой срыва демографического самовосстановления русского народа. Ради краткосрочных сверхприбылей бизнеса и надстроенной над ним коррупционной вертикали приносятся в жертву долгосрочные экономические и демографические циклы. Прерывается их нормальное течение. О чем я веду речь? Одной из самых заметных страниц русской гуманитарной и исторической мысли являются работы уральского историка С.А. Нефедова – прежде всего «Война и общество» (Нефедов С.А. Война и общество: Факторный анализ исторического процесса. М.: Территория будущего, 2008). В них предложена интересная циклическая модель исторического развития человеческих обществ, опирающаяся на экологические и демографические факторы. Её можно было бы назвать неомальтузианской, если бы не привычка наших социальных исследователей, усвоенная с советских времен, при упоминании имени Мальтуса биться в истерике.
 
В чем суть этой модели? Я её конечно передам предельно упрощенно, чтобы вникнуть во все тонкости лучше почитать первоисточник. Общество, прежде всего аграрное общество, развивается в зависимости от емкости своей экологической ниши при текущем уровне развития хозяйства. Оно проходит несколько фаз. Демографический рост - когда земли много, еды много, цены на продовольствие низкие, зарплаты высокие, поскольку везде в фазе расширения требуются рабочие руки, сменяется кризисом, когда возможности ресурсной ниши исчерпываются и общество начинает "съедать" само себя. Наступает кризис. На этом этапе земли не хватает и она дорожает, еды не хватает и люди голодают, цены на продовольствие растут, зарплаты падают. Всё это выходит на точку демографического коллапса, когда происходит крупная потеря населения, а затем возвращаются, иногда еще и с инновационным расширением экологической ниши за счет внедрения новых технологий, первоначальные условия - земли достаточно, зарплаты высокие (поскольку рабочих рук не хватает). В общем, казалось бы, жить бы и жить. "Золотой век" для народа - это фазы восстановления после демографических коллапсов.
 
И малочисленность народа на фазе восстановления является его главным аргументом в споре с элитой о "сдельных условиях" социального контракта. Так, например, было в Западной Европе после Черной смерти, которая унесла больше трети западноевропейского населения. Рабочие руки стали чрезвычайно дороги и высшим классам пришлось за них платить, в то же время изыскивая новые технологические и социальные формы хозяйствования. «Простонародье ныне требует для себя самых дорогих и изысканных блюд, их женщины и дети щеголяют пышными платьями, принадлежавшими ранее тем, кто навсегда покинул этот мир… В нынешнее время женская прислуга, неопытная и необученная, и вместе с ней мальчишки-конюшие требуют для себя, по меньшей мере, 12 флоринов в год, а самые наглые и 18, и даже 24, то же касается нянек и мелких ремесленников, зарабатывающих на хлеб своими руками, которым подавай ныне втрое больше обычного, и так же работники на полях, коих следует теперь снабжать упряжкой быков и зерном для посева и работать они желают исключительно на лучшей земле, забросив прочую» – писал флорентиец Маттео Виллани. Результат хорошо известен – в Западной Европе после чумы сформировалась новая экономическая реальность капитализма, новая политическая реальность – современное «абсолютистское» (хотя на деле оно конечно не было деспотично абсолютистским) государство, новая культурная реальность – Ренессанс, и новая религиозно-идеологическая реальность – Реформация.
 
А теперь посмотрим, что происходит в России. Страна пережила типичный демографический коллапс. Столкнувшаяся с исчерпанием ресурсной базы, которой можно было воспользоваться на советских социалистических принципах хозяйствования, Россия пришла к быстрому коллапсу, закончившемуся уполовиниванием населения. Поскольку социальные технологии конца ХХ века по своему гуманны, физического уполовинивания – смерти - конечно не произошло, хотя умерло тоже немало. Произошло символическое уполовинивание в виде распада СССР.
 
 
Не все люди умерли – но все изменились оказались гражданами новых независимых государств. За этим коллапсом должна была последовать фаза восстановления, для которой, в частности, характерна дороговизна рабочих рук, которых не хватало среди граждан Российской Федерации для обслуживания ее немаленькой даже после гайдаро-чубайсовского погрома промышленности. Дефолт 1998 был так сказать первым звоночком начала нового отсчета. И, в принципе, русские должны были погрузиться в короткий, но вполне комфортный золотой век, когда людей сравнительно мало, живут они не тесно, а стоят довольно дорого. И когда элиты вынуждены искать выхода из этой дороговизне в инновационном поиске и технологическом скачке. Первое должно было пробудить новый демографический подъем, поскольку когда живется хорошо нормальная человеческая реакция, не отформатированная феминизмом и обществом потребления, - дать жизнь новым и новым детям. Второе должно было расширить хозяйственную, экологическую нишу, и сделать следующее демографическое расширение более мощным.
 
Этого, как мы знаем, не произошло. А что произошло вместо этого? Вместо этого олигархическая элита начала дополнительную эмиссию населения в виде завоза мигрантов. Это было средством для олигархии сохранить свои богатства, посылать куда подальше всех, у кого нет миллиарда долларов как это делал небезызвестный Полонский. Элита могла не доплачивать русскому "демосу", не пересматривать условий контракта, чем исправно занимался, в частности, экс-министр финансов Кудрин – который все благосостояние миллионов людей принес в жертву «борьбе с инфляцией», препятствовал росту зарплат, вложениям в социальную и экономическую инфраструктуру, и тем самым создавал условия для того, чтобы дешевый труд рабов был для бизнеса единственно выгодным.
 
Другими словами, массовая "трудовая миграция" - это не просто "завоз тех занимающих наши трудовые места" – как говорят представители профсоюзов, борцы с нелегальной миграцией и т.д.. Это именно успешная технология, применяемая олигархической элитой, для того, чтобы не дать русскому простонародью воспользоваться выгодами "восстановительной" фазы демографического цикла и, прежде всего, дороговизной рабочей силы. Сам С.А. Нефедов в недавнем интервью журналу "Эксперт" говорит о том, что "инновации победили Мальтуса" и к современности его теория якобы неприменима, поскольку Россию ожидает в будущем продолжение модернизации по стопам Запада (http://expert.ru/expert/2011/43/nnovatsii-pobedili-maltusa/). Увы, здесь с мнением авторитетного ученого невозможно согласиться. В Российском случае Мальтус был побежден не инновациями, а рабовладельческой архаизацией, жутковатой реализацией черного юмора Пелевина о прыжке миллиона зеков вместо атомной бомбы. Циклические кризисы, на мой взгляд, это не кризисы непременно аграрного общества, но кризисы социально-экологические, и именно при срыве нормальной восстановительной фазы нашего российского кризиса, при внешнем нашествии варваров (которым Нефедов уделяет в своих работах значительное место) мы сегодня и присутствуем.
 
Так или иначе, с точки зрения простого русского гражданина России, нас лишают своего, наше пространство отдают чужим. Культурный и поведенческий облик этих чужих таков, что наполняет наши сердца не только рациональным неприятием, но и подсознательным, можно сказать историософским ужасом.
 

Явный Узбек

И вот здесь мы сталкиваемся с более глубинным пластом той же проблемы. Если сам факт замещения русской рабочей силы иностранной объясняется из корысти олигархических элит, продлевающих и усугубляющих фазу нашего демографического коллапса, то вот наполнение этого смывающего нормальный русский труд антропотока отнюдь не случайно. Вспомним 90-е годы. Тогда были все в страхе перед китайцами, которые приедут сюда к нам рабочими, а затем захватят всё. Где-то рядом фигурировали вьетнамцы, Борис Гребенщиков шутил про то, что «турки строят муляжи Святой Руси за полчаса». Однако теперь даже Гребенщикову, похоже не до шуток. Вот одна из центральных, и наиболее страшных песен его нового альбома «Архангельск»:
 
Так раструбите на всю бесконечную степь
Сквозь горящий туман и мутно-зеленую взвесь
Добывающим уголь и нежно сажающим хлеб
Шепните им, что Тайный Узбек уже здесь…
 
Даже если нам всем запереться в глухую тюрьму
Сжечь самолеты, расформировать поезда
Это вовсе не помешает ему
Перебраться из там, где он есть, к нам сюда.
 
 
"Матка народов" в Центральной Азии, порождавшая тысячелетиями все новые и новые оседлые и кочевые племена, разверзлась вновь, и её сыны вмиг заставили забыть практически обо всех остальных претендентах на трудовое замещение русских. Они берут не трудолюбием, не искусством, не послушностью, а именно многочисленностью и сбитостью в кучки, перерастающие в толпы. Это люди выброшенные из своего традиционного быта, из своей культуры – и оседлой, и когда-то бывшей кочевой, из сдерживающих норм старого общества, не привитые ни к какой иной морали, кроме кишлачной, не воспитанные в традиционном исламе, глядящие на города и села России – а не надо себя обманывать, речь уже не только о Москве и крупных городах – сегодня эти проторды уже повсюду даже в небольших селеньях – как на сбоорище красивых картинок и ярких дорогих предметов. Это толпы без лица, имени и цели, кажется только ждущие человека длинной воли, который скует их этой волей и направит на штурм наших городов.
 
Похоже история жестоко над нами посмеялась. Столетия истекая кровью Русь потратила на то, чтобы устранить угрозу из глубин Азии, угрозу приходившую вместе со степными ордами. Сперва она, предводительствуемая Мономахом, сокрушала половцев на дону, затем превратила стон под игом монголов в победный клич Куликова поля, после в великой и незаслуженно забытой битве при Молодях, где совместное опрично-земское войско Ивана Грозного отомстило крымским татарам за сожжение Москвы в 1571 году. И вот уже Ермак отправляется по Чусовой за Урал, на покорение Сибири, а спривычные степнякам шляхи запирают засечные черты. В 1638-39 году русский народ завершает строительный подвиг, который по своим историческим последствиям превзошел значимость Великой Китайской Стены – строительство Белгородской Засечной черты и ресонструкцию Большой засечной черты. Отныне русское государство надежно ограждено от степняков и начинается грандиозный реванш: вся Сибирь лежит у ног русского царя, в Крым входят войска русской императрицы, часть калмыцкой орды бежит в Китай – это последнее великое движение степняков.
И вот уже Самарканд, Хива, Бухара, Коканд, Фергана видят подвиги молодого «белого генерала».
 
«Казалось с этим феноменом прошлого покончено навсегда, и ему уже не возродиться. – пишет в своей книге «Степной пояс Евразии: феномен кочевых культур» известный отечественный археолог Е. Н. Черных, - Завершилась долгая пора неукротимой мощи его степных набегов. Да ведь и степные народы уже совсем не те, что были когда-то. Но нет! – вновь стремительный рывок из имперских объятий, и теперь уже в новом социальном и технологическом обличье перед нами на рубеже II и III тысячелетий новой эры вырастает цепочка государств, вновь припавших к своему извечному домену – Степному поясу… Что это? Зарождение ли перед нами уже совершенно нового феномена? Или же повторение старого, но в совершенно иных одеждах и содержании? И чем этот феномен может удивить нас в ближайшие десятилетия?» (Черных Е.Н. Степной пояс Евразии: феномен кочевых культур. М., 2009 с. 507)
 
И вот уже кажутся вновь актуальными жуткие визионерские пророчества Владимира Соловьева, несмотря на всю очевидно темную с духовной точки зрения их природу:
 
Как саранча, неисчислимы
И ненасытны, как она,
Нездешней силою хранимы,
Идут на север племена.
О Русь! забудь былую славу:
Орел двухглавый сокрушен,
И желтым детям на забаву
Даны клочки твоих знамен.
Смирится в трепете и страхе,
Кто мог завет любви забыть...
И Третий Рим лежит во прахе,
А уж четвертому не быть.
 
Пробуждение Центральной Азии, пробуждение «Степи» в широком геокультурном, а не узко географическом, смысле этого ставит перед нами вопрос самоопределения. Самоопределения равного выживанию. Будем ли мы сметены этим потоком? Растворимся ли в нем? Или извлечем из ножен древний меч Мономаха, поднимем копье Пересвета и сможем так или иначе ему противостоять? Сможем не дать развернуться очередному циклу наступления варварства на цивилизацию (а сколько бы не было сделано представителями евразийской исторической и идеологической школы для реабилитации кочевых нашествий, для представителей русской традиции и русской культуры речь как шла о тысячелетнем противостоянии цивилизации и варварства, так и идет о них по прежнему) . Сможем доказать, что в истории нет вечных «маятников»?
 
То, что это самоосознание себя – это роковой вопрос для нашей исторической судьбы – несомненно. Россия и русские занимают значительную часть степного пояса Евразии, вырванного у степняков в честной многовековой борьбе. В борьбе за победу в которой русскому народу пришлось платить своими жизнями, своей кровью, своим хлебом, своей свободой, темпом и направлением своего социального и культурного развития. И понятно, что если геоисторический маятник Степи и в самом деле даст обратный ход, то больнее и разрушительней всего он ударит именно по России. Нас просто не должно существовать в «монгольском» мире. Русь возможна лишь как окраинный улус, запертый далеко в северных лесах – на сей раз возможно намного дальше, чем в прошло цикле.
 

Демонголизация

Ни один даже самый пристрастный наблюдатель не сможет отрицать, что до XIII века Русь была частью, причем весьма привилегированной частью единого европейско-варварско-римского (ромейского) мира. Что невозможно провести вообще никаких значимых отличий между этими мирами, за исключением того, что Русь была с одной стороны богаче, с другой вовлечена в борьбу со степью.
 
 
Постепенно в этом континууме обозначается отчуждение между восточным и западным Христианством. Но до XIII века это соревнование на равных и не на уничтожение. Сотрудничество-соперничество с постоянным чувством общности. Русь своевременно "типологически" переживала те же темы, что и Западная Европа. Например, у нас намечалась своя правовая революция - но не на основе возведенного в абсолют папством римского права, а на основе национального кнжеского законодательства - "Русской Правды", которое совершенствовалось и эволюционировало. В XIII веке Запад уничтожает Константинополь, а нас накрыла Азия страшным потопом, который, то ли по случайности, то ли по чьей-то злой хитрой воли, от остальной Европы отхлынул. И этот поток - это прежде всего страшное разрушение материальных и человеческих ресурсов. Разрушение вещей, гибель и угон людей, постановка огромного и великого народа с динамично развивающейся культурой на грань и за грань выживания.
 
И вот здесь есть несколько возможностей отношения к дальнейшему.
 
1. Западническая. Чаадаевская. Мы исторически ничтожны и отстали от Запада навсегда. Ее мягкий вариант - пушкинская концепция, мы прикрыли собой Европу, отстали на время благодаря недостатку просвещения, но сейчас все устаканится.
 
2. Евразийская. Благословлять монгольский сапог, который избавил нас от страшной крестносной и польской угрозы (стопроцентно выдуманной Гумилевым - до 1237 борьба на западных границах Руси с Орденом, Польшей и Литвой была абсолютно равной и не будь татар, не было бы ни "Литовской Руси", да и орден в Прибалтике бы не удержался). Именно монгольское влияние, жизнь под ханом, и сделало, якобы, Русь Россией. Русский царь - это монгольский хан, русская самобытность в азиатчине. Мы навсегда оторвались от европейского континуума и этим надо гордиться.
 
3. Третий взгляд, назовем его националистическим. Русь после нашествия много сотен лет развивалась в ненормальных, экстремальных условиях. На минимуме ресурсов, с экстремальной военной угрозой, с постоянными внешними ударами. Лишь в 1638 году, вместе с завершением строительства Великой Засечной Черты можно сказать, что борьба с монгольскими ордами была выиграна. Однако сущность этого развития была не в обазиачивании, а совсем напротив. Русь вырабатывала свой самобытный тип культуры, предназначенный к тому, чтобы сохранить свою европейскую, римско-ромейскую, славянскую (то есть северно-варварскую) идентичность в азиатском, враждебном, экстремально агрессивном окружении. Это была защита своей макрокультурной идентичности от врага, который стремился её уничтожить - уничтожить не ради какой-то великой культурной программы, которой у монголов не было, а просто чтобы не мешало.
 
То, что может быть названо обазиачиванием русской культуры в процессе этой борьбы - это более боевая мимикрия, освоение оружия противника (абсолютно нормальная тактика всех европейцев, оказавшихся на фронтире), это умение наших государей быть и европейскими государями и монгольскими ханами в зависимости от того, что потребно. Но то, что для поддавшихся евразийскому соблазну составило суть московского периода, было не более чем внешней оболочкой, защитным панцирем. Сущность, самосознание русского человека, были самосознанием европейца, который вынужден использовать весь свой европейский интеллект, волю, чувство достоинства, чтобы переазиатить азиата. Великолепная книга А.А. Новосельского "Борьба московского государства с татарами в первой половине XVII века" (М.Л. 1948) дает бесчисленные примеры работы этих "московских Лоуренсов", умеющих не уронить ни своего, ни Государева достоинства перед дичайшими, жесточайшими варварами. И от евразийских иллюзий, от идеи, что "Русь и Степь - одно" это описание зверских пыток, которым подвергали русских послов в Крыму, избавляет напрочь.
 
Невозможно отрицать, что в этой борьбе русские одержали победу. Мы простерли свою власть до Охотского моря. Мы сохранили свою идентичность. Мы, несмотря на временные потери и разрыв в ресурсах выправили культурные уровни с Западной Европой 1:1.
 
Правда последнее, культурное выравнивание, сделано было криво - взявшись преобразовывать "византийско-монгольскую" Русь на западный лад, Петр Великий, вместо того, чтобы вынуть чужеродное монгольское начало и привить на его место то, что наработали в западной Европе за время нашей борьбы за выживание, убил практически как раз родное, коренное для нас византийское начало, попытался ампутировать его, а вот монгольских внешних форм как раз не тронул. Получилась жесточайшая евромонголия, вместо снятия отчуждения - двойное отчуждение. И в этом смысле Именно Петр был "первым евразийцем" - именно он обозначил монгольское начало как якобы "самобытное" для Руси.
 
Характерно, кстати, то, что в период этой шизофрении русские добились выдающихся успехов как раз в "европейском", а не в "монгольском" своем аватаре. Русские необычайно преуспели именно в том - технике, военном деле, искусствах и науках, что было хоть и заимствовано, но не чужеродно. Где монгольщина не перекрывала нашего развития, поскольку не имела своих заглушек. И напротив, там, где монгольские заглушки были - в социальном и политическом строе, там два столетия в Петербурге были страшным провалом.
 
В ХХ веке нас, однако, подбили именно образовавшиеся в процессе этой культурной шизофрении колоссальные социально-структурные диспропорции, которые дважды за одно столетие поставили нас на грань уничтожения, но мы все-таки живы.
 
Что же такое европейское и азиатское, или "монгольское" (если разуметь под ним наследие Чингисхана и всей эпохи кочевых орд, а не культуру жителей нынешней Монголии) культурные начала? Возможно ли дать их определение? Думается да.
 
Европейское культурное и историческое начало - это начало личностное, начало, признающее онтологическую ценность отдельного человеческого существа, отдельного человеческого организма над любой человеческой, надчеловеческой и внечеловеческой общностью. Это самодовление человека может проявляться через творчество, через политическую свободу, через подвиг героя, через трагический вызов судьбе (как у героев древнегреческой трагедии), через экономическое обогащение, даже через комфорт. Хотя понятно, что индивидуалистическая ориентированность на комфорт своременной западной цивилизации - лишь одна из форм воплощения европейского культурного начала, не самых сильных, не самых привлекательных, но заслуживающих внимания хотя бы потому, что целый ряд таких вечных проблем человечества, как, к примеру, проблема голода, Запад для себя решил достаточно устойчиво.
 
Высшее бытие в той или иной форме проявляется через человеческую личность, человеческая общность и доминирующая в ней идея проявляются через бытие личности, - таков незыблемый принцип европейского начала в истории.
 
Монгольское начало - это начало безличной общности, начало Орды, рассматривающее отдельный человеческий организм лишь как орган, как клетку, не имеющюю никакого самостоятельного значения вне многоклеточного целого. Если для европейского взгляда абсолютно неприемлем взгляд на общество, как на систему, которая не изменяется при замене отдельных членов, то для азиатского начала другой взгляд и невозможен. Субъектом, носителем мысли, идеи, действия может являться лишь некое человеческое целое - род, клан, орда, деспотическая империя восточного типа и т.д. Любые жертвы допустимы ради сохранения устойчивости и жизнеспособности этого целого. Причем человеческие жертвы - лишь наименее значительные из этих жертв. Любые интересы индивида - и духовные, и материальные могут быть принесены в жертву не раздумывая. Дажа самая выдающаяся и оригинальная историческая личность рассматривается монгольским началом лишь как аватар общности, причем как заменимый и дублируемый аватар, как воплощение надчеловеческого Закона (Ясы).

Высшее бытие в той или иной форме проявляется через надчеловеческую общность, человеческая личность может оставить след в истории лиь в качестве аватара-маски этой общности, легко приносимой в жертву, - таков незыблемый принцип монгольского или азиатского начала.
Можно представить себе отношения русского, европейского, ромейского и монгольского начал для наглядности так:.
 
Догосударственная Русь: индоевропейское, славянское, североевропейское начало = варварски-европейское начало.
Киевская Русь: европейское начало + римско-ромейское (византийское) начало.
 
Московская Русь - Российское Царство: римско-ромейское (византийское) начало + монгольское начало, существующее как в форме влияния монголов, так и в форме ненависти-отторжения их, протеста европейского сознания против монгольщины.

Петербургская Россия: [западно-]европейское начало + монгольское начало, которое в условиях вытеснения русско-европейского и византийского оказывается в роли абсурдной для него цитадели самобытности, когда "истинно русскими" оказываются, якобы, "прелести кнута" - то, против чего протестовали Пушкин, А.К. Толстой и многие другие.
 
СССР: мощнейший реванш монгольщины в качестве мнимо-самобытного начала, Чингисхан Ленин, Тамерлан-Сталин, сочетаемое с европейским периферийным модерном - социализмом, утопизомом, культурной экспансией "местечек" и т.д., представленным в России как правило не русскими, а представителями европеизировавщихся меньшинств. Абсолютное отрицание ромео-византизма.
 
Современная Россия - это яйца всмятку, где находится место и неосоветизму, и панмонголизму евразийцев, и радикальной петербургщине "питерских", и неким попыткам технологизировать Московскую Русь и спекуляциям на индоевропейском, варваро-европейском наследии - неоязычество.

Проблема российской власти не только как созидательной и государствообразующей силы нации, но как силы деспотической, коррумпированной, антинациональной, одновременно слабой и жестокой, а силы достигающей лишь за счет еще большей жестокости, - именно такой, увы, предстает власть государства Российского во многие периоды нашей истории, включая нынешний, - это проблема непреодоленности монгольского начала в нашей исторической и культурной жизни. Это знак недовершенной демонголизации. Именно следствие этой недовершенности - тенденция государства в России рассматривать себя как высшую общность в монгольской культурной парадигме. И отсюда же враждебность этого типа государства к нации, национальному началу в русской истории и русском народе.

Нация, как "изобретение" европейской культурной традиции - это такая общность, такое сообщество, в котором общее появляется и раскрывается через индивида. В нации общее, родовое, государственное становится основанием для права и достоинства личности. В национальном сообществе родовое "клеточное" единство заменяется нравственной солидарностью личностей. Причем эта солидарность, это следование принципу братства ничуть не менее существенны, чем в обезличенном кровнородственном коллективе.

Задача Российской государственности состоит в последовательном изживании этого монгольского самообожествления, которое, осознанно или нет, подталкивает его по пути архаизации, примитивизации, гражданских и культурных отношений в России, вплоть до стремления "заменить народ". И в самом деле - государство все меньше опирается на основной народ России - русских, - именно в силу высокой степени европеизации и модернизации русского культурного сознания (отнюдь не связанными кстати с политическим западничеством, которое показало себя в России ХХ века как раз как форма местечковой азиатчины). Все более и более явственно опорой государственной бюрократии становятся либо недоевропеизированные горские народы в самой РФ, либо выходцы из Средней Азии. Здесь, наряду с экономической, основная социокультурная причина ускоренного "завоза" в Россию чужеземцев. Это стремление забетонировать "монгольским" по культурной парадигме элементом осыпающийся фундамент власти, не желающей руссифицироваться, национализироваться, модернизироваться и в этом смысле европеизироваться.

Христианский национализм против ордынского оккультизма

Однако этой "защитной" азиатизацией не желающей национализироваться бюрократии дело не ограничивается. Наряду с нею в современном российском идеологическом космосе присутствует и целостный проект, для которой монголизирующая, нео-ордынская политика представляется значимой культурной и политической ценностью. Мало того, является воплощением определенной метафизики. Представители этого "проекта", такие как А. Дугин, Г. Джемаль и другие, играют "за Орду" вполне осознанно и последовательно. Для них Новая Орда - это серьезная оккультно-метафизическая задача, а русский национализм, особенно русский демократический национализм, - непримиримый враг и оппонент против которого допустимы любые приемы.

Когда представители этого направления говорят, к примеру, о том, что "надо кормить Кавказ для того, чтобы сохранить территориальную целостность страны" или о том, что "необходимо принимать мигрантов из Таджикистана, чтобы укрепить интеграцию "Евразийского союза", то надо понять, зачем им нужна эта территориальная целостность. Им нужна Россия на территории которой миллионные миграционные потоки из Центральной Азии схлестнутся, перемешаются и вступят во взаимодействие с "пассионарными горцами" Кавказа и произойдет взрыв, который уничтожит существующую российскую государственность, образовав на ее территории Новую Орду. "Единая Россия" нужна представителям новоордынского проекта только как колба в которой сформируется зачаточный организм Орды, которая дальше уничтожит организм носитель.
 
Именно поэтому для новоордынцев как нож к горлу именно позиция русских националистов, которые с обоих концов не дают замкнуть дугу, которая приведет к образованию Орды - выступают и против "кавказской пассионарности" и против "мигрантского нашествия". Фактически только русский национализм стоит сейчас на пути к "сбыванию" этого проекта. Не дать замкнуться "дуге" между Центральной Азией и Кавказом через свою территорию, сохранение - это наша принципиальная геополитическая задача. Задача равнозначная выживанию русского народа.
Новоордынский проект, носит прежде всего оккульный характер - особенно у Г. Джемаля, где ислам - только обертка оккультизма автора "Ориентации Север". Предлагаемое нам сегодня "имперство" - это совокупность полуоккультных и оккультных проектов. Все эти космические империи, метафизические Евразии и т.д. - это продукт доведенного до метафизического абсолюта "монггольского" взгляда на историю как места саморазвертывания безличного, выступающего под бесчисленными масками абсолюта. Отсюда и фантастичность, фантомность имперских проектов, и манихейское пренебрежение к "крови", над которой должен восторжествовать "дух" ("кровь" в конечном счете всегда приводит к индивидуальному бытию, инивидуальному организму, а духом можно манипулировать как угодно). Это очередная манифестация гностически-манихейской химеры. И то, что иногда этот гностицизм и фантастизм принимают как бы православные формы - от от этого нам не легче.
 
Напротив, русский национализм сегодня - это христианский реализм - и он остается таковым даже тогда, когда его репрезентуют секуляристы, так же, как оккультизм остается оккультизмом, даже тогда, когда его репрезентуют клерикалы. В чем состоит христианский реализм русского национализма? Да в том, что единственная видимая цель земного существования человеческих сообществ с точки зрения Христианской Церкви - это умножение числа спасаемых человеческих существ. Христос - это личный Бог, Бог Живой, который спасает не коллективы, не абстрактные общности, а личности людей - цельного человека, составленного из души и тела. Церковь - это союз личностей, соединенный в единое мистическое тело личностью же Спасителя. Если с точки зрения оккультной история есть история развития "Мирового Духа" и некоего метафизического прогресса в бытии. С точки зрения Христианской - это История Спасения в которой есть лишь Христос и конкретный человек, искупаемый и обоженый Спасителем. И нации и государства необходимы именно в качестве порождающих матриц и организационных гарантий для человеческих личностей.
 
Русский народ - это христианский народ, нравится это кому или нет. И он был распространен Богом максимально широко и наделен государственным могуществом именно для умножения числа спасаемых. И с этой задачей мы справляемся весьма успешно - русская история - это история подвига Стояния в Вере. Противоречит ли цели умножения спасаемых существование России как русского национального государства? Не противоречит, поскольку русские православный народ. Противоречит ли цели умножения спасаемых существование России как русского национального демократического и светского государства, чего хотят многие национал-демократы? Не противоречит, поскольку русское национальное демократическое государство будет охранять исповедание русским народом православной веры как одну из основных свобод - свободу вероисповедания. Противоречит ли цели умножения спасаемых реализация на территории России Новоордынского проекта, к которому ведет кавказско-азиатская смычка? Несомненно противоречит, поскольку это означает а. демографическое уничтожение русских как православного народа, б. заселение территории России последователями ислама, обращение из которого ко Христу дается с большим трудом и является штучным явлением. С реализацией Новоордынского проекта, который уничтожит Русскую государственность, государственая традиция, ориентированная на идеал России как христианского государства, как защитницы православной веры, исчезнет навсегда.
 
Таким образом, именно русский национализм - даже в таком специфичном и экстремальном варианте, как национал-демократия, обеспечивает христиански-реалистический смысл существования русского народа - умножение числа спасаемых. Именно русский национализм ставит во главу угла благоприятные условия для демографического роста русских и для обеспечения свободы в делах веры. Неоордынство - это демографическая и вероисповедная смерть русского народа, который будет принесен в жертву бесовским оккультным целям.

***
Закончить же эти размышления мне хотелось бы словами великого русского государственного деятеля, полководца и мыслителя великого князя Владимира Всеволодовича Мономаха. Его образ, образ человека, который органично соединял в себе славяно-русское, византийское и западноевропейское начала, причем в наиболее совершенных формах их развития, образ того, кто сумел поставить надежный вооруженный барьер степным набегом, смирил мечом агрессию половцев, образ того, кто умел управлять в исключительно сложной и плюралистичной обстановке Руси X-XI веков без насилия и деспотизма, но мудростью, уступчивостью, справедливостью и разумной твердостью, явив собой истинный образ русской национальной власти, этот образ гораздо более, чем образы иных деспотов и тиранов или предателей и бунтовщиков должен служить нам примером сегодня на пути национализации России.

В замечательном "Поучении" Мономаха содержится квинтессенция того персоналистического взгляда на мир, человека и историю, который мы назвали европейским, но лишь для того, чтобы подчеркнуть здесь культурную неразрывность европейского и русского:

«Что такое человек, как подумаешь о нем? Велик ты, Господи, и чудны дела твои; разум человеческий не может постигнуть чудеса твои»... И этому чуду подивимся, как из праха создал человека, как разнообразны человеческие лица; если и всех людей собрать, не у всех один облик, но каждый имеет свой облик лица, по Божьей мудрости".
 

Статья опуликована в журнале "Вопросы национализма" №8 2011 г.