От Вересова-6. Александра Таан

Представляю вам еще одну очень талантливую девушку из моей литстудии, Сашу Таан. Несмотря на молодость, она достаточно известна среди петербургских поэтов.

Витражи

         Я закрываю глаза и вновь вижу древнюю церковь в готическом стиле. Она где-то там, очень далеко, за речкой, холмами и лесом, но я то знаю, что когда откроешь массивную дубовую дверь и войдешь внутрь, тебя оку­тает тот, исчезнувший мир, ты словно окажешься в глубинах прошлого, и с тобой станут говорить призраки.... Бесплодные духи былого будут проникать с солнечными лучами через полуразрушенный, но всё ещё высокий и таинственный купол, через вытянутые и заострённые сверху окна разноцветных витражей, отражаясь непонятными бликами. Я обойду церковь, скользя рукой по крошащимся под влиянием времени кирпичам, и сяду, прижавшись спиной к нагретой солнцем стене. Я закрою глаза и унесусь куда-то. Кажется, еще минута и я вспомню что-то, окажусь причастной к какой-то тайне, кто-то выйдет ко мне из прошлого, протянет руку и заговорит голосом, чей приятный тембр не изменился за истекшие столетия.  Я жажду этого голоса так, что кровь бешено накалилась в венах, и создает вокруг меня какой-то пульсирующий резонанс, магнитом притягивающий вооб­ражаемого человека. Вокруг меня качается полынь, сладко пахнет медовой «кашкой» и чертополохом.... Жужжат шмели. Весь мир радуется и живет цветущей весной. Лес шумит, я слышу, как шелестят листья деревьев.... Нежнейшей лаской чувствую я на своей щеке легкий ветерок и не хочу открывать глаза, чтобы не спугнуть свою сказку, ощущение другого времени и другого места.... Я вонзаюсь ногтями в  землю, находясь во власти какого-то непонятного самообмана, и когда вновь смотрю на солнце, мне больно не от его пронзительных лучей. Я медленно вс­таю и иду прочь, весь мой мир загадочных витражей умирает с каждым шагом, с каждым новым взмахом руки. Я, не замечая этого, уже не иду, я бегу прочь от этого места, которое постоянно погружает меня в непонятное состояние анабиоза, когда чувствуешь, что тебе не хватает, и никогда уже не хватит секунды, чтобы вспомнить. Я убегаю от того, чью дорогую загадку мне так хочется понять, я убегаю от витражей предыдущей жизни, бесплодной и мучающий меня тонкой иглой своей НЕ ПАМЯТИ.... Я кричу от боли.... Мой крик заполняет все пространство, ветер разносит его по всем закоулкам моего выдуманного мира, который я покидаю, вносит ураганом в церковь, и даже вдали я слышу хрустальный звон разбивающихся витражей, и все мое существо наполняется тонкими осколками, разрезая меня изнутри на мелкие частички небытия….

Последнее, что я слышу, это плач ребёнка.

          Вздрогнув, я просыпаюсь посреди ночи в холодном  поту и иду в другую комнату, к детской кроватке. Конечно же, моя малышка проснулась…. Муж держит дочку на руках, укачивает и ласково улыбается мне. Я смотрю на их милые, такие родные лица и, забывая про свой сон, чувствую себя очень счастливой женщиной.

"Водная нимфа"…                                           

Печален лилии бутон,           

Плывущий медленно сквозь время

Рожденья, жизни, похорон,

Но в сердце слайдами мгновенья:

Звучанье ножек золотых,

Исчезло в розовом закате…  

И росчерк локонов - шрифты

В нектаре сумрачных объятий.

Я шёл за женщиной земной,

А в сердце боль мироточила:

«Мираж с единственной, женой»…

Но образ трепетный лишь чилим.   

Соперник – пылкий Петербург, 

И нимфа с улицы Садовой. 

Он бог любви и драматург,             

Её спины, такой медовой,

Её комет, теней, грехов,

Невы разнузданной бесчинства,

Под взглядом сфинксов, мудрых львов

Она познает вкус единства.

И стражи сдались, стёрли злость –

Ласкают платья-струи камни,

Гранита набережных ось,

Тумана белого дыханье…

Отметки нет – быстра рука…

И смех вакханки в диком  пире,

Рассёк бубоновый канкан,

В коньячно- Ноевском трактире.