Почему люди не заводят детей

Хотелось бы рассказать две истории из моей практики. Одна трагическая, другая светлая. Обе — о чуде деторождения.

История первая

Однажды на работе меня деликатно попросили съездить к гинекологу с одной алжирской женщиной. Я подробно изучила в своем иллюстрированном словаре, как будет по-французски матка, яичники, трубы, влагалище и прочие интересные штуки, и поехала к мадам Брахами.

Мадам Брахами была женщиной 39 лет, безусловно, в мусульманском платке (хиджаб). От нее шло невероятное тепло, она улыбалась уютно и обаятельно, лицо ее было добрым и приветливым, к ней хотелось прижаться, как к маме. Все, что я перечислила, определяется одним словом «женственность». Женственность развивается с возрастом и опытом, параллельно со способностями любить, прощать и претерпевать.

Мадам Брахами молчала всю дорогу. Она была умной. Это ощущалась по ее тихой деликатности, европейской, сдержанной ненавязчивости. Во всем, что она делала, даже если просто смотрела в окно, ощущалось ласковое, приветливое внимание, спокойствие. В общем, мы ехали к гинекологу, а зачем, я еще не знала…

«Доктор, мы с месье Брахами женаты 20 лет. Сейчас мне 39. У нас никогда не было детей, мы ходили ко многим врачам, делали ЭКО (экстракорпоральное оплодотворение), прибегали к альтернативным методам. Я воспитываю приемного ребенка. Я всю жизнь не могла смириться с фактом, что у всех, с кем я общаюсь в Алжире, полноценные семьи, минимум с четырьмя детьми. Но это не главное. Мы живем в России второй год. Я не знаю, что повлияло на мой организм: кардинальная смена климата, воды или пищи, но я забеременела».

Высокая гинекологиня прослушала историю, сухо поздравила мадам и уложила на кушетку, чтобы сделать УЗИ. Все действительно было так: совсем маленькая беременность, четкая сердечная активность, размер эмбриона соответствует своему сроку. Мадам, конечно, дико обрадовалась, увидев на черно-белом экране маленькую живую точку, но, как полагалось, сдержала все эмоции.

В какой-то момент у мадам стал обнаруживаться небольшой животик, и она все время держала на нем руки. Она ждала.

Я очень хорошо помню один из наших последних визитов к врачу. Мадам была, как всегда, со своим животиком. Перед тем как лечь на кушетку для УЗИ, она вынула из сумки красивый подарочный пакет с духами и шоколадом и вручила его гинекологине. В этот раз врач слишком долго водила по животу мадам, всматривалась в экран, хмурила брови. Обычно она комментировала процесс, и я с радостью переводила для мадам новые истории про желтое тело, сердечную активность, амниотическую жидкость и прочее. Сейчас молчание напрягало уже даже меня. Наконец гинекологиня развернулась на своем винтовом стуле лицом к лицу ко мне и сказала: «Сейчас тебе надо будет перевести, что у мадам Брахами замершая беременность. Это значит, что эмбрион НЕ развивается».

Мадам лежала на кушетке с задранной юбкой и беззащитно раздвинутыми ногами. Она смотрела на меня вопросительно и улыбалась. Она ничего не понимала и не догадывалась о происходящем. Я медленно слово в слово перевела все, что сказал врач. Я повторила еще раз, до нее стало доходить, она перестала улыбаться. Ноги ее по-прежнему были раздвинуты, она забыла о своих ногах. Мне пришлось перейти на более простой язык: «Мадам, ваш эмбрион мертв, чтобы вас обезопасить, его нужно будет извлечь в кратчайшие сроки».

Наверное, это было самое тяжелое, что мне пришлось сказать за всю свою жизнь. Потому что это была настоящая правда, которая шла вразрез со всеми мыслями о чуде, счастье и новой жизни, которые в это время переполняли мозг мадам Брахами. Она оказалась умницей. Не орала и не плакала. Она просто несколько раз, очень тихо, повторила одну фразу:

Mais il y avait le cœur qui batte!

Но у него же было сердце, которое билось…

Когда мы вышли в коридор, она повторяла эту фразу снова и снова. И потом грустно вручила приготовленный для меня подарок. Все равно он уже был куплен.

На следующий день нужно было делать выскребание. Мадам была определена в общую палату. Деньги на аборт я отдавала с глазу на глаз какой-то женщине в кабинете с железной дверью. Аборт стоил 6000 рублей. Мадам погрузили на каталку и отвезли в операционную. Ее муж не счел нужным быть рядом. Я была за него. Сидела в общей палате и смотрела в окно. За окном шел снег, вокруг меня лежали тетки в ситцевых халатах, некоторые беременные, некоторые — уже нет. Они «удаляли» своих эмбрионов, а мадам Брахами молилась всю жизнь Аллаху и бесконечно ездила по врачам, чтобы забеременеть. Я уверена, что она была бы лучшей в мире матерью. Самой теплой и заботливой.

Через 30 минут в палату ввезли каталку. На ней лежало тело мадам. Под наркозом. Тело было размякшим, я помогла медсестре перевалить его на постель. Между ног мадам была проложена кровавая тряпка, рубашка задралась. Я поправила рубашку, взяла сумку мадам и отправилась в операционную. Пока мадам отходила от наркоза, я должна была съездить в генетический центр, с «материалом» из матки. В операционной мне вручили стерильную баночку для анализов, завернутую в газету. Через газету я чувствовала, что баночка теплая и в ней плавает субстанция, по ощущениям плотности похожая на яйцо без скорлупы.

Генетический центр находился на другом конце города. Мы ехали через пробки два часа, все это время баночка была у меня в руках. Я боялась ее пролить и боялась представить то, что было там внутри. В христианской традиции душа вселяется в тело в момент зачатия, у иудеев — на 40-й, у мусульман — на 120-й. Следовательно, у меня были шансы, что я везу действительно «материал» из матки и не более…

В генетическом центре я заплатила очередную сумму денег за хромосомный анализ, который определил пол существа и не выявил никаких аномалий. Это означало, что нас ждали очередные приключения. Мадам была непреклонна, она хотела выяснить, что помешало ей выносить этого ребенка. Я не буду подробно описывать наши последующие похождения. Скажу только, что их было очень много. Мадам обследовалась и «проходила лечение» в центре аномалий в развитии, в институте Отто и черти где еще. Она сдавала литры крови, поедала тонны дорогих гормональных таблеток, она худела за месяц на 5, а потом еще на 5 килограмм, если этого требовал врач. Становилось ясно, что врачи сами не знают, что делать с этой женщиной. Они не могли отказать ей в помощи, не могли сказать, что все тщетно и можно надеяться только на чудо, они предлагали все новые, более сложные программы лечения, которые тянулись месяцами, словно откладывая все дальше и дальше тот счастливый момент, когда она смогла бы ощутить себя беременной женщиной.

Ее история длится до сих пор. Сейчас с мадам Брахами работает другая переводчица.

Я очень хотела бы, чтобы у мадам Брахами были дети. Потому что алжирской женщине не найти другого алиби в бытии. Да и какие алиби еще могут существовать? Все суета и томленье духа, как сказал Экклезиаст…

История вторая

Мадам Лаггун была младше мадам Брахами на 12 лет. Мадам Нубила была толстой и глупой. Но зато она была доброй и улыбалась.

Мы познакомились с мадам Лаггун в коридоре перед кабинетом гинеколога. Она была с мужем. И оба они почти не говорили по-французски. Гинеколог внимательно изучила анализы месье и мадам, после чего сделала заключение, что мадам здорова, а вот сперма месье оставляет желать лучшего. Паре посоветовали сделать экстракорпоральное оплодотворение (ЭКО).

В Алжире ЭКО не делают (да какое ЭКО, тут нет даже банкоматов), зато вот у нас в стране выполняются любые капризы за ваши деньги. Могут даже собачку вам в матку имплантировать, главное — платите. Месье и мадам предстояло посетить два центра — государственный и частный. В государственном центре по проблемам «с детьми» было страшно. Весь первый этаж находился в аварийном состоянии, последующие были заброшены и заставлены ненужной старой мебелью. Между шкафами можно было обнаружить нянечек, медсестер и врачей. Несмотря на назначенное время, мы прождали необходимого нам специалиста ровно час. Затем еще минут 40 он разговаривал у себя в приемной с богато одетой женщиной, еще через 15 минут я потревожила их бизнес-идиллию. На враче были хорошие часы и хорошие перстни. Он сообщил, что центр государственный, бездетных пар у них много, поэтому лучше бы нам поехать в частную клинику «N», где и будет произведена необходимая операция.

В клинике «N» все было на высшем уровне. Каждый анализ стоил как минимум в три раза дороже. И сама операция, включая анализы, укладывалась примерно в 150-200 тысяч рублей. Владельцы заведения вели типичную для российской медицины политику: «Если у вас горе, вы отдадите нам любую сумму. А если вас что-то не устраивает, идите на … Больше вам все равно никто не поможет». При неудачном исходе операции деньги не возвращались, но предлагалась скидка на следующую попытку.

Месье и мадам Лаггун на … идти не хотели, поэтому охотно согласились на операцию за любые деньги. Дальше опять бесконечные анализы, обследования. Юная мадам, как овечка, соглашалась на все. Говорить, кроме меня, ей было не с кем, муж во всем этом не участвовал, ему был важен результат в виде здорового «мухамеда», продолжателя отцовской фамилии. Мадам любила брать меня за руку и на жуткой смеси арабско-французского языка жестов лепетала о том, что женщины страдают гораздо больше, чем мужчины, что мужчины только «хотят» ребенка, а все остальное приходится делать за них бедным женщинам. В моменты приливов особенного дружелюбия мадам доставала из кожзамовой сумки духи с надписью «Мадам Диор», брызгала на себя, а затем на меня. Духи, которыми пользуются арабские женщины, резко и сильно пахнут индийскими палочками. Такие палочки обычно жгут в йога-центрах во время медитаций, чтобы народ наконец просветлялся. У меня дома сейчас стоит коллекция таких «одеколонов» — это все бесполезные и страшные подарки арабских женщин, матки которых до сих пор снятся мне во сне.

Близился день операции. Мы с мадам приехали в клинику. Здесь у нее была отдельная палата, приветливые медсестры вокруг. Мадам погрузили на каталку и увезли в операционную. Дверь блокировалась автоматически, герметично и с шипением, как в космической ракете.

Через неделю анализ крови мадам дал положительные результаты. Беременность в организме присутствовала. Это было действительно здорово, потому что ЭКО не дает 100-процентную гарантию на успех сделки, и следующей «моей» паре уже не повезло.

Мы встали на учет в очередную клинику. И здесь мадам опять платила за непрекращающиеся приемы у кардиологов, невропатологов, терапевтов. Однажды вечером мне на мобильный позвонила наш врач. «Даша, я получила анализ крови. Надо ехать в институт Отто, делать амниоцентез. Подозрение на болезнь Дауна». Я так и села. Я вспомнила о толстой и веселой мадам, надушенной индийской отравой. Любимой забавой мадам Лаггун было поедание блинов в «Чайной Ложке». Вспомнила обходительного месье Лаггуна и поняла, что мне опять придется иметь серьезный и неприятный разговор с людьми, к которым я успела достаточно сильно привязаться. Мне пришлось перерыть кучу материалов в интернете и сделать небольшое резюме по данной проблеме. После очередного приема у врачей я вдохнула и отдала месье Лаггуну листок, на котором был написан диагноз его будущего ребенка. Пока он читал информацию, листок дрожал в его руках. Информации было немного, но она была вполне убедительной. «Это лечится?» — спросил он. Я ответила: «Нет, но результат не окончательный. Надо делать дополнительные анализы».

Амниоцентез — это несложная операция, которая проводится без наркоза. В живот мамы резким и быстрым движением вводят тонкую иголку и забирают пробу околоплодной жидкости. Сделав ее анализ, можно получить более точный результат по порокам развития. Перед операцией мадам было сказано, что есть большая вероятность выкидыша.

Вместе с нами на операцию собралось примерно семь дам преклонного возраста. Все они были беременны. Чем старше возраст женщины, тем меньше у нее шансов родить здорового малыша. Это статистика. Честно говоря, таких старых «будущих» мам я не видела никогда. «Моя» мадам была сущим ребенком по сравнению с ними. Сидя вместе с другими женщинами в приемной, я думала о том, что природу очень сложно обмануть и очень просто обидеть.

Пока мадам Лаггун ждала очереди на свою вторую, не менее серьезную операцию, я попросила месье Лаггуна напоить меня кофе. «Что вы будете делать, если результаты окажутся положительными? Аборт?» — спросила я, сидя с ним в скромном больничном кафетерии. Месье улыбнулся и сказал, что если Аллах уже дал им этого ребенка, то никто теперь не вправе распоряжаться его жизнью. Все будет так, как будет.

Результат анализов мы ездили забирать с ним вдвоем. Мы вошли в маленький кабинет, где сидела врач-генетик. У нее на столе лежала куча папок с результатами амниоцентезов. Это было хуже русской рулетки. Врач нашла «нашу» папку и объявила, что повода для беспокойства нет, потому что у месье и мадам будет совершенно здоровая девочка. «Инша Аллах», — сказал месье. То, что сказала я, лучше не писать. Через неделю счастливый месье Лаггун принес мне красивый подарочный пакет. В нем были вонючие духи «Мадам Диор». Так закончилась вторая история.