Обретение корней

Все это время, начиная с декабря, белоленточной оппозиции не хватало корешков, фундамента, встроенности в традицию. Она смотрелась безродной и беспородной. Казалось – вот, стоят одиноко, взялись ниоткуда Навальный и Ко, рулят в соответствии с третьим или десятым путями в свою сторону. Не либералы, не националисты, не, упаси Бог, коммунисты, а так, сами по себе возмущенные честные люди. Такая была легенда. Жили-жили, не тужили, и вот – беда, нечестные выборы, обман, покушение на высокие идеалы человечности, права и демократии. Агрессивно-послушное большинство в виде народа смолчало, если не мы, то кто же!
Романтично.
После этого были невнятные беседы Навального с Акуниным, которые так и не проясняли главного – вы чьи будете, кому наследуете? Сохранялась таинственность, у кого-то из публики была надежда – водят за нос, есть свой камень за пазухой, на либералах проедутся и выставят свое, отличное от уже привычного набора прав человека, презрения к «этой стране» и борьбы с рабской психологией русского народа.
Надежды не сбылись. Лето кончается, и образ белоленточной массы становится все более ясным: перед нами оппозиционная молодежь (и те, кто чуть старше), прошедшая либеральное одомашнивание, встроенная за полгода прочно в традицию борцов за демократию гайдаровского и ельцинского разлива с теми самыми атрибутами (русская рабская психология vs западная свобода и индивидуализм).
Спонтанный «Окупай Абай» еще тянул на молодежный бунт, стихийную игру высоких романтических чувств. Все мы были молоды, и не могли тогда, в мае, не сочувствовать буйству жизни в сравнении с кладбищенской, мертвящей атмосферой официальной инаугурации. Теперь, после пусек, видим, перед нами не броуновское молодежное движение, а условная «Молодая гвардия» и «Наши» либерального разлива. Такой же дружный, забойный постинг в соцсетях, такая же имитация «повестки дня», с той лишь разницей, что теперь нам рисуют не иллюзорные толпы тех, кто стал «более лучше одеваться», а декоративные толпы рассерженных, недовольных креативных молодых людей.
Тактика революционной борьбы остается прежней - «почта, телеграф, телефон», с оговоркой, что перед нами не красные, а белоленточные.
Августовские события 1991 года, которые мы всякий раз вспоминаем, еще один повод для обретения корней и встраивания в логику либерального, западнического направления.
Начало этому было положено еще во время процесса в Хамовническом суде, когда адвокат обвиняемых разразился громадным интервью в «Новой газете» (http://www.novayagazeta.ru/society/53842.html), назвав процесс «судом над поколением".
Велика сила либеральной поэтической метафоры, подменяющей реальность вымыслом! Группа неприкаянных московских хипстеров, ничтожный процент московской молодежи в одну секунду стал поколением:

Вот эти десятые, обозначенные как революционные, так я их маркирую, — они дали старт необычному, новому поколению. Я очень многих людей из этого круга знаю, я вижу их с близкого расстояния. Это образованная городская молодежь. Знают языки, побывали за границей.

Подмена знаковая, но ныне вряд ли удивляющая того, кто внимательно следит за идейной эволюцией наших «оппозиционеров». Нетрудно группке столичной молодежи стать целым поколением во времена, когда интеллигенция провозглашается народом, узкая группка ориентированных на Запад творческих деятелей - русскими художниками, безбожники - верующими и т.д.
Впрочем, есть этому объяснение не только субъективное и пристрастное: маленькому все, что чуть больше его кажется громадным, а истинно громадное не замечается по причине малости кругозора.
При этом критерии «поколения» весьма характерны: наличие диплома, знание языка и обязательное зарубежное путешествие. Последний критерий, по всей видимости, самый главный. Как без него, ведь надо выбраться из вонючей России, вдохнуть воздух западной свободы, прикоснуться к святыням западной цивилизации. Без такого прикосновения демократ неполный, права на водительство и учительство толпы не имеет.
Вся Россия остается за пределами такого поколения. Первой на выход идет деревня – какое вы поколение? Ройтесь в хлеву. Затем, условный пролетариат - образования нет, быдло беспородное, скопище гопников. После - провинциальная вузовская молодежь (языков не знают) и людей без достатка, которые, вот жалость, как-то ухитрились обзавестись дипломами.
Отжав практически всю молодую Россию, Марк Фейгин получает искомое содержание нового поколения десятых - это столичная золотая молодежь, плюс потенциальная столичная молодежь из стоящих в очереди за видом на жительство в Москве. Молодежь, готовая присягнуть на верность западным ценностям, взлелеянная на западной традиции и интеллигентском культурном наборе (Ахматова, Мандельштам, Окуджава – из наших, Жижек, Бьорк, Мадонна – из их).

...У них сильнее выражены индивидуальности. Это как раз результат образования. Каждая из них знает языки, училась, кто на философском, как Толоконникова, кто на журналистском, как Алехина, школу фотографии окончила Самуцевич. Надя, кстати, лишена всякого имущества. Вообще ничего у нее нет. Все эти годы она жила без денег и гордится этим. Они сидели в «Старбаксе» и ели лапшу, которую размешивали кипятком, который наливают в баки. Не говоря о том, что ее не интересует секс, например. Она асексуальна абсолютно. Идейные люди такого плана, они такие… Это люди, у которых есть идеи. Иногда совсем особенные. Они феминистки, они спорят ужасно, их интересуют, особенно Надю, трансгендерные вопросы, Алехина, наоборот, склонна более к метафизическим рассуждениям. Она любит Мандельштама, она увлекается поэзией, ее интересует серьезная литература, она читает Жижека. Не каждый день, понимаете, встретишь молодых людей, которые засыпают с томиком Фихте. То есть мы говорим об образованных горожанах, о девушках, которые вместо того, чтобы увлекаться уж не знаю чем, читают философские книги. То есть это от ума всё идет, а не от желания эпатажа. Их поступки, они сознательные. И поэтому твердость их духа объясняется убежденностью в правильности и последовательности их поступков.

Опустим байки про безденежный диогеновский кинический образ жизни, бунтующая молодежь вовсе не нищенствует и не просит подаяния. Об этом не знает, видимо, только Фейгин. Здесь главное другое – то, чем родственны адвокату на пятом десятке эти представительницы "нового поколения". А родственны они тем, что, он видит в них исполнение, его, либерала гайдаровского призыва, несбывшихся надежд:

...В тот момент я был подобием нынешнего поколения десятых. Я состоял в радикально-демократических организациях, я прошел весь путь конца 80-х годов, борясь с прежней системой, достигая и не достигая успеха. Но, действительно, к своим 20 годам я пришел к тому, что стал депутатом во фракции «Выбор России» Егора Гайдара. Люди, подобные мне, полагали, что многое будет происходить само собой. Зачем убеждать в ценности рынка, частных свобод, приоритета общества перед государством… У нас не было методичности в достижении этой цели. В какой-то момент показалось, что больше ничего не надо делать. Я очень хорошо это помню.

Исчезла сверхзадача, сверхцель. Гайдар был идеей, и вот в какой-то момент он перестал ею быть. Мы персонифицируем, вы понимаете. Потому что так оказалось комфортнее, так оказалось привычнее. Всё выхолостилось. Исчезли организационные формы...Иллюзорность достигнутой цели помешала трезво оценить, что Россия во многих смыслах несовременное и отсталое общество.

Однако, все же, кое-что удалось в этом отсталом, с невыветрившимся русским началом, обществе, удалось вот это столично-тусовочное оранжерейное «поколение»:

Я вам скажу, что удалось. Удалось, наверное, — об этом можно будет судить чуть позже — вот это поколение десятых. В целом удалось изменить внутреннее сознание молодых людей. Они абсолютно не готовы к тому, что некая модель авторитарной системы по корпоративному типу будет диктовать, как им жить.

Да, удалось поколение как продолжатель, вот того, антигосударственного перестроечного мировоззрения "бей, круши, ломай", "берите суверенитета сколько хотите", "индивид превыше всего", "валяй кто во что горазд" И вот общественный идеал, вот предел всех мечтаний для него:

Россия должна быть такой, какой она была три дня, 19—21 августа 1991 года. Это модель существования. С некоторой хаотичностью, с некоторой разношерстностью, с палитрой политических мнений, партий, невероятных маргинальных и полумаргинальных инициатив. Это антисистема и система, уживающиеся вместе, переплетаясь, борясь, противоборствуя. Это все было три дня в августе. И я это видел. Я был в Белом доме, был перед ним, я был на мосту, я это все видел в Москве, поэтому я об этом могу судить как очевидец. Я был на Лубянке, когда памятник снимали, просто накинули петлю и сняли, и ни у кого не спрашивали разрешения. Общество должно быть таким. Оно не спрашивает разрешения у государства. Нет. Оно поступает так, как считает нужным. Само наводит порядок или, наоборот, анархию, само устанавливает правила или их отменяет. Вот общество, которое взяло в свои руки власть, это прообраз будущего, которое, возможно, смогут воплотить грядущие поколения.

Как видим, ничего нового, все тоже либерально-романтическое манихейство: герой - толпа, общество - государство, и вместе им не сойтись.
А под конец, наконец-то, символ веры, ради которого устраивается весь этот цирк в Хамовническом суде и вся эта окружающая его шумиха:

...Нужно пройти эволюцию, гораздо более глубокую, чем прошло за 20 лет русское общество. Я могу назвать рецептуру, одну из. Это вестернизация общества. Тотальная вестернизация может принести нечто такое, что есть в душе западного человека, который учится терпимости, учится свободе через приобщение к христианской цивилизации. Христианство имеет одним из постулатов, что человек создан по образу и подобию Божьему, значит, жизнь человека приравнена к Божественной, и, значит, свобода является органичным его выражением, и даже борьба с христианством является продолжением христианского культурного кода.

Кто-то скажет – цинизм, а я скажу - признательные показания, которые можно приобщать к делу. Ведь перед нами целая теория подкопа, подмены русской культурной традиции, разрушения основ культуры и православия. Здесь не глупая хулиганская выходка, здесь идеология, концепция, преемственность поколений и осмысленный в определенном западническом духе вопрос о судьбе подлинно русской особой национальной культуры, которую решено вырезать как апендикс в угоду нескольким десяткам тысяч детей и внуков Гайдара.
И вот после этой раннеавгустовской фейгинской исповедальности продолжение темы с 17-го августа, когда начались вдруг параллели с ГКЧП, и начали искать символизм совпаждения дат стояния «за свободу», тогдашнего – белодомного, и нынешнего – хамовнического.
Можно по-разному относится к событиям августа 1991-го, можно видеть в них освобождение от коммунистического плена или напротив утрату народного государства, но для русского патриота, русского человека любого мировоззрения, несомненно одно – тогда, в августе, рухнуло государство, право, и Россия круче чем когда- либо свернула в сторону от своего пути, от своей самобытности, своего русского начала.
С этой точки зрения удивительно упоение всей этой риторикой детей и внуков Гайдара, со стороны тех, кто либеральные и западнические ценности никогда не разделял. Удивительно ослепление патриотически-настроенных людей, которые за криками о неправом характере Хамовнического суда и политическом характере процесса не хотят заметить того, что он и в самом деле приобрел политический характер, но совершенно иного плана (вместо борьбы с фальсификаторами выборов – борьба с русским началом).
После позорно слитых выборов, когда вся оппозиционность ушла в голосование за картонного Прохорова, одобренного свыше, стало ясно, что конкретики надо прибавлять, что надо прибавить тепленькой.
И тепленькая пошла. Конкретика выразилась в усилении антисоветизма и русофобии. При этом за основу была взята следующая легенда, которая превратилась в почти официальную установку нынешей оппозиции: Путин - Сталин сегодня, ЕР - это КПСС сейчас, рабская психология русского быдла, скрепленная православием - опора самодержавия и президентонаследия.
Из этого вытекла нехитрая формула, которую с легкостью восприняла наша сердобольно-оппозиционная интеллигенция - долой русское быдло, долой РПЦ. Протестуя против них – подрываешь основы «кровавого режима». С этими лозунгами, позиционируя себя, как наследники Гайдара и диссидентов, "безродных космополитов", рванули вперед. "За пусек!", "Пуськи, или смерть!"
И здесь надо обратиться не к тем, кто прочно уже сел на либеральный пароход, а к тем, кто спешит запрыгнуть в него по ошибке, не вдумываясь, а ловясь на дешевую романтику и эмоции.
Помните: "Метили в коммунизм, попали в Россию". Вроде общее место уже. Однако, это общее место так и не доходит до нашей интеллигенции, которая предпочитает многократное наступление на грабли спокойному и безопасному шествию вперед.
Есть нечто символичное в том, что ныне, как и 21 год назад интеллигенция, сбиваясь в единое стадо, вновь выступает против России. Те же глаза навыкате, та же бешенная пена у рта, тот же "праведный" гнев и то же полное отсутствие разума и здравого смысла. И те же ожидаемые, стопроцентные уже результаты. Метят в православие – в Россию точно попадут.
Поэтому логичен апофеоз приобщения к традиции, обретения корней - воскресная умилительная картинка – Навальный, Гудков-младший со старшими товарищами по либеральной борьбе, возлагающие цветочки к стеле погибших в августе 1991-го борцов за демократию.
Круг замкнулся. Поросль нашла свой корешок. Белоленточная оппозиция символически признала себя наследницей ельцинских дерзаний, также как до этого в день похорон Ельцина, открытия ельцинского монумента такой же наследницей признала себя власть. Корни обретены, и мы видим, что корень это един, есть лишь тактические разногласия, разногласия по мелочам. Два побега от одного корня.
Русский ли это корень? Очевидно, что нет.
А это значит, что мы должны не терять разума, не терять связи со своим началом и держаться не этих, но наших, русских корней, корней которых нам и не надо обретать, не надо искать, а надо прочно держаться.