Это не могила, это фундамент

Сточки зрения обезличенной судебной статистики и закономерностей поведения  российских судей процесс над Pussy  Riot вполне типичен. Марина  Сырова пришла в судьи из прокуратуры, как и 17% ее коллег в сегодняшнем  судебном корпусе(еще 16% пришли из следственных органов и милиции). Мотив такой карьеры  прост — высокая пенсия, установленная судьям после 2003 г., и тот факт, что стаж в прокуратуре и  следствии засчитывался в судейский стаж. Но хотя из прокурорских в судейские шли  уже в зрелом возрасте, до хорошей пенсии надо еще дослужиться без эксцессов, а  обвинительный приговор — наиболее рациональная стратегия для достижения  этой цели. Риск отмены вышестоящим судом минимален, усилий по написанию такого  приговора в несколько раз меньше(по сути, это редактирование обвинительного заключения, написанного следователем), нет конфликта с прокурором района и его  заместителями, к тому же бывшими сослуживцами или однокурсниками.

Обвинительный  приговор в российском суде гарантирован институциональным устройством судебной  системы и кадровым отбором. Пока эти вещи не будут реформированы, конституционные положения о независимости судей(глава 7 Конституции РФ) и положение УПК о  состязательности сторон(ст. 15) останутся бумажными фикциями.

Моральный  консенсус

 

Но процесс над Pussy Riot, конечно, особый, а не среднестатистический. Это вполне себе  показательный исторический процесс, в котором судья Сырова выступила как  политик. Оставим в стороне шитые белыми нитками юридические трюки, на которых  держится доказательство наличия у подсудимых мотива религиозной ненависти и  вражды и благодаря которым их действия квалифицированы как оскорбление и  унижение христиан и православной веры, а не как политический протест, на чем  настаивали подсудимые.

Текст приговора  изобилует оценочной моральной лексикой(десятки  раз употребленные прилагательные«непристойный»,«кощунственный»,«вызывающий» и т. п.) и  постоянными отсылками к воображаемому сообществу, которому нанесен ущерб и на  защите интересов которого явно и недвусмысленно стоит судья Сырова.«Совершенное хулиганками оскорбление  религиозных чувств и унижение человеческого достоинства такой значительной  социальной общности — это реальная угроза гражданскому согласию», — пишет Сырова в приговоре, и этот ход мысли повторяется практически на каждой  странице. Она то вкладывает его в уста потерпевших(свечницы, охранника, алтарника), то сама  обвиняет подсудимых в том, что они«посягнули на равноправие, самобытность и высокую значимость  христианства для большого количества наций и народов».

Вчитываясь в  приговор, понимаешь, что действительная функция судебного процесса и лично  Сыровой — социальная, а не правовая. Это усиление солидарности определенной  социальной группы, ее мобилизация на защиту интегрирующих ценностей, выраженных  прежде всего в религиозных запретах и сакральных пространствах.

В отличие от  современных обществ, где закон защищает права личности, в традиционных обществах  закон был призван обеспечивать механическую солидарность общества, превращая  моральные проступки в уголовные преступления и жестоко карая тех, кто нарушал  моральные запреты. Социологи уже было забыли классика Эмиля Дюркгейма, исследовавшего переход Европы от традиционного общества к современному  индустриальному. Согласно его теории закон служит инструментом принудительного  обеспечения морального консенсуса. Дюркгейм был немного мистиком, у него  общество было материальной силой, вещающей через отдельных людей и диктующей им, как поступать.

Мобилизация  социальной базы

 

В России сейчас  на реакцию консервативного социума накладывается политическая технология. Читая  приговор, отчетливо понимаешь, что публичность и широкий резонанс, которого  можно было избежать, отделавшись порицанием или скорым штрафом, являются не  глупостью власти, а средством объединения и мобилизации ее социальной базы. В  данном конкретном случае обвинительный приговор, вынесенный Сыровой, это не  обычный судейский кивок прокуратуре, а политическое  действие.

Каков результат? Данных опросов об отношении россиян к приговору еще нет, но опросы«Левада-центра» во время судебного процесса  показывают, что большинство считали, что суд над Pussy Riot был справедливым, объективным и беспристрастным(определенно да — 11%; скорее да — 33%; скорее  нет — 13% и определенно нет — 4%). Доля раздраженных и  неприязненно относящихся к участницам панк-группы значительно выше доли  нейтральных и сочувствующих. Что важно — среди раздраженных процент тех, кто считает этот суд объективным и справедливым, в три раза выше(63%), чем среди тех, кто относится к Pussy Riot сочувственно(21%). То есть  девушек судили по справедливости, понимаемой через призму социальных сентиментов  большинства. Сам публичный процесс помог артикулировать эти сентименты и  превратить их в источник социальной солидарности — именно так в  традиционных обществах работают уголовные репрессии. А политическое  использование этого механизма — дело техники.

Говорить о том, что процессом на Pussy Riot власть роет себе могилу, явно преждевременно. Она  пытается укрепить фундамент. Что делать гражданскому обществу, среднему классу, более молодым и образованным городским слоям, против которых власти мобилизуют  фундаменталистские настроения?

Протесты и  лозунг«Россия без Путина» вряд ли дадут скорый желаемый эффект. Но этот лозунг может быть реализован  практически, т. е. посредством работы с первичными сообществами так, чтобы  повысить их возможности обходиться без центральной власти и иждивенчества. Это  активность на уровне муниципалитетов, районов, приходов, профессиональных и  общественных организаций. Участие и победа на выборах, работа по изменению среды  обитания, доступа к информации, общественного контроля. Это гораздо более  трудоемкая, но надежная и гарантированная стратегия изменения, порождающая более  современные формы практической солидарности, не требующей показательных  процессов для своего поддержания.

Читайте далее: http://www.vedomosti.ru/opinion/news/3218491/eto_ne_mogila_eto_fundament#ixzz24RJNg313