Черчилль о сталинском режиме

 Из литературного портрета Бернарда Шоу

Есть люди, которые следуют в жизни принципам, которые проповедуют, но этого никак не скажешь о Бернарде Шоу. Мало кому удается превзойти его в умении разделить принципы и жизнь. Его родина по духу — безусловно, Россия, его родина по рождению — свободная республика Ирландия, а живет он в спокойной Англии. Его губительные представления о жизни и обществе не имеют хождения в его доме и его обиходе. Он ведет респектабельную жизнь, далекую от его взрывоопасного воображения. Он насмехается над брачными клятвами, а иногда даже и над самой любовью, но это не мешает ему состоять в благоразумном и счастливом браке. Он пользуется всеми льготами безответственного болтуна, разглагольствующего от рассвета до заката, но в то же время он выступает за отмену парламентаризма и установление железной диктатуры, первой жертвой которой рискует стать сам. Он мило болтает с ручными английскими социалистами и с видимым удовольствием рисуется на фоне улыбок таких персон, как Муссолини или Сталин. Не замечая собственного недомыслия, если не мошенничества — возможно, невольного, — он решительным тоном провозглашает необходимость равенства доходов, утверждая, что тот, кто получает больше другого, достоин осуждения. Он выступает за то, что всем богатством общества должно владеть государство. Однако когда в бюджете Ллойд Джорджа была впервые сделана скромная попытка ввести специальный налог на богатых, никто не мог перекричать этого протестующего фабианца, тогда уже вполне обеспеченного. Он — и жадный капиталист, и искренний коммунист в одном лице. Его персонажи жизнерадостно обсуждают убийство людей ради идеи, но в жизни он и мухи не обидит.

Похоже, сочетание этих противоречивых привычек, принципов и мнений доставляет ему удовольствие. Он смеясь прошел свой яркий жизненный путь, уничтожая словом или делом собственные аргументы, высказанные им же при рассмотрении той или другой стороны вопроса, что приводило в бешенство любую аудиторию, к которой он обращался. Ему же это казалось забавным: он насмехался над любым делом, которое защищал. Мир долго и терпеливо наблюдал мастерские выходки и ужимки этого удивительного двуглавого хамелеона, а он все это время хотел, чтобы к нему относились серьезно.

* * *

Несколько лет назад мое внимание привлек отчет, который он опубликовал о поездке в Россию. В качестве спутницы или компаньонки он пригласил леди Астор. Выбор был удачным и уместным. Леди Астор, как и сам Бернард Шоу, умеет вести светскую жизнь в этом лучшем из миров. Она царит по обе стороны Атлантики, в Старом и Новом Свете, и в качестве светской львицы, и как лидер прогрессивного женского демократического движения. Она сочетает доброе сердце с острым языком. Ее имя ассоциируется с историческим событием: она стала первой женщиной-парламентарием. Она решительно осуждает порок азарта, но тесно связана с одной из лучших конюшен скаковых лошадей. Она принимает коммунистическое радушие и лесть в свой адрес и остается депутатом-консерватором от Плимута. Она сочетает в себе все эти противоположности так естественно, что публике, уставшей ее критиковать, остается только удивляться.

Должно быть, руководители Союза Советских Социалистических Республик с некоторым трепетом ждали в своих мрачных особняках прибытия этой веселой делегации. Русские любят цирковые представления. Поскольку многие из их лучших комедиантов были расстреляны, уморены голодом или посажены в тюрьму, эти гости могли заполнить образовавшуюся пустоту на какое-то время. И вот на сцене в капиталистической пантомиме появились известнейший во всем мире интеллектуал-клоун Панталоне и очаровательная Коломбина. Они собирали толпы зрителей.

Натасканные демонстранты вышли на улицы с красными шарфами и флагами. Ревели огромные оркестры. Громкие крики пролетариев сотрясали небо. Национализированные железные дороги предоставили им лучшие вагоны. Комиссар Луначарский произнес цветистую речь. Комиссар Литвинов, не замечая очередей за продуктами в магазинах, подготовил роскошный банкет. Первый комиссар Сталин, «стальной человек», распахнул двери в тщательно охраняемые святыни Кремля и, отложив в сторону выполнение дневной нормы по утверждению смертных приговоров и подписанию ордеров на арест, встретил гостей с улыбкой, свидетельствовавшей о переполняющем его чувстве дружбы.

Но! Нельзя забывать, что это была просветительская и познавательная поездка. Ведь нашим общественным деятелям было важно самим узнать правду о России: лично убедиться в том, как работает пятилетний план. Они хотят знать, правда ли, что коммунизм лучше капитализма, и как широкие массы русского народа живут в «свободе и стремлении к счастью» при новом режиме. Кто пожалеет несколько дней для достижения этой нелегкой цели? Неужели этот старый шут с ледяной улыбкой и надежно вложенными капиталами упустит возможность уронить несколько кирпичей потяжелее на мозоли своих заклятых друзей? А леди Астор? Ее муж за неделю до этого, если верить газетам, получил от американского суда три миллиона фунтов в виде возврата налогов. Для нее все эти совместные братания и мероприятия должны быть, наверное, весьма интересным зрелищем. Но именно яркие часы текут быстрее.

Если я и обрисовал этот визит в комичных тонах, надо вывести и серьезную мораль. Точно говорят, что гений комедии и гений трагедии — по сути своей — одно и то же. В России огромные массы бессловесного народа живут по распорядку призывной армии военного времени. Народ в годы мира страдает от трудностей и лишений, вызванных суровыми мерами властей. Народом правят террор, фанатизм и тайная полиция. В этом государстве подданные настолько счастливы, что им надо запрещать выезд за его пределы под страхом наказания, а его дипломаты и агенты, направляемые в чужие страны, оставляют жен и детей в качестве заложников, которые обеспечат их возвращение. Там создана система, социальным достижением которой является набивание пяти-шести человек в одну комнату, где покупательная способность зарплаты не может тягаться с английским пособием по безработице, где жизнь не гарантирована никому, где не знают о свободе, где исчезают добродетель и культура, где вооружения и подготовка к войне — в порядке вещей. В стране, где имя Бога есть богохульство, а человеку, страдающему от невиданных нигде в мире бедствий, отказано в милосердии по обе стороны могилы. Его душа, по меткому разоблачительному выражению Робеспьера, «всего лишь дуновение ветра, исчезающего на краю могилы».