СТРАДАНИЯ ФОМИЧЕВА

v

СТРАДАНИЯ ФОМИЧЕВА. Рассказ.

Фомичев влюбился. Любовь его была особенная – чистая. Каждое утро, приходя в свою контору, он жмурился от удовольствия, предвкушая встречу. Леночка, из отдела сбыта, приходила минута в минуту к 9-00. Фомичев оставлял дверь своего кабинета приоткрытой, садился за свой стол, и ждал. Вот стрелка часов встала на цифре девять и дверь в конце коридора отворяется, а в ней появляется ОНА. Беленькая, чистенькая, топ-топ своими ножками-бутылочками по коридору. Сумочка на боку подпрыгивает в такт. Она видит Фомичева за его столом, улыбается.

- Здравствуйте, Иван Петрович! – голос у нее звонкий, утренний. Фомичев прямо тает, и начинает светиться, как солнышко по утрам.

- Здравствуйте, Леночка. Как здоровье? –

- Хорошо, Иван Петрович. – Леночка поворачивается к нему спиной и открывает дверь своего кабинета. И спинка у Леночки ладненькая, чистенькая. Она исчезает за своей дверью, рабочий день начинается.

С тех пор, как Фомичев влюбился, ему и работается хорошо. Бумаги так и летают из стопки в стопку. Печать смачно ложится, припечатывая белизну листа. Иван Петрович и не замечает, как летит день. Жизнь бьет ключом. Радостно дышится от одного воспоминания «здравствуйте, Иван Петрович». Как хорошо. На обеденный перерыв он бежит, обгоняя сослуживцев, занимать очередь в столовой. Вот Леночка заходит, вздыхает на длинную очередь, а он ей машет рукой. «Идите сюда! Я занял для вас». Леночка улыбается, становится перед ним. С благодарностью оглядывается. Ее круглое личико сияет ямочками. Фомичев чуть не в обморок падает от этого взгляда. А после, сидя рядом, он не может есть, волнуется каждый раз – вдруг прольет суп или крошку обронит. А Леночка аккуратненько ложечкой раз, и подхватит бульона, вилочкой раз, и отрежет котлетку. И в ротик. Фомичев прямо с ума сходит от этой картины. Леночка поест, ротик платочком еще не оботрет, а Фомичев тарелки хвать, и на поднос. Бежит сдавать. И вторая половина дня проходит, как во сне. Пишет, а сам все вспоминает, как Леночка кушала. Хорошо! Вот она какая, любовь у Фомичева.

Но подходит конец рабочего дня. Часы неумолимо клонят свое, и скоро подходит время. Фомичев собирается домой. Темнеет за окнами, темнеет в душе у него. Леночка уходит, стуча каблучками. Пустеют кабинеты. Хлопает, возвещая об этом, входная дверь. Люди спешат в свои дома. Спешат все, но только не Фомичев. Он с трудом отрывает себя от стула. Вынимает из-под стола свой потертый портфель, и выбрасывает в урну, не съеденный бутерброд, который утром сунула ему жена. Завтра в портфеле появится новый, но Фомичев выбросит и его. Ничего не надо ему от этой женщины. Его жена…. Только влюбившись в Леночку, он понял, как ошибся пятнадцать лет назад. Он удивлялся сам себе, как мог он, столько лет, не замечать с кем живет! От этой мысли глаза его округлялись, и он начинал потеть. Машинально вытерев платком лоб, он вдруг резко очнулся от раздумий. Платок пах одеколоном «Гвоздика»! Он брезгливо выбросил и платок.

«Надо же «Гвоздика», хоть бы уж «Сирень»». Тяжело вздохнув, он покинул, наконец, контору, неся понурую голову. « Нет, нет. Я не могу, я не выдержу. Эта женщина меня убьет своей прозой. Какая она вся мещанская, приземленная». Фомичев вспоминает утреннюю Леночку. « Ах!» Какая жизнь несправедливая.

Все ближе дом Ивана Петровича, все мрачнее у него на душе. Который день подряд он решает все сказать жене, и гордо уйти. Сегодня уж он не поддастся жалости, сколько можно терпеть! Раз, и навсегда! Да, квартиру он оставит жене и детям, дети не виноваты. Да. Жаль детей. Чему их может научить такая мать. Забрать бы…. Но куда? Самому придется искать угол. Да, угол. Да лучше спать на скамейке под чистым небом, чем терпеть эту женщину. Фомичев встрепенулся, почувствовал себя сильным и умным. Мужем такой женщины он быть не обязан. Все! Фомичев решительно свернул к своему подъезду. Лифт, конечно, занят, не беда. Полезно иногда пройтись по лестнице пешком. Дверь. Звонок. За дверью шаги. Запах « Гвоздики». Иван Петрович заранее брезгливо сморщился. Жена неторопливо открывает дверь. « А, это ты». И уходит на кухню. Фомичев смотрит ей вслед. Тьфу! Вот скажи ей что-нибудь. Леночка! Легкая, лучезарная. А эта – сплошной халат до пят. Неет, это не женщина.

- Иван! Ужинать иди. Все давно разогрето. –

Фомичев молчит, переодеваясь в привычный теплый халат, и ждет злорадно.

- Твои любимые пельмени! –

Он кивнул своим мыслям, зло передразнил. « Твои любимые пельмени». Были любимые, много лет назад, а теперь осточертели.

Жена удивленно заглянула в дверь спальни.

- Ты что тут бормочешь? Есть идешь? – Фомичев, злясь на свое безволие, молча идет на кухню. На столе, в большой глубокой тарелке, дымятся пельмени, обильно политые сметаной. Иван Петрович сглатывает слюну. Обреченно садится за стол и берет ложку. Напротив примостилась жена. Стали молча есть. Фомичев глядел, как жена деловито жует, облизывая с губ сметану. Ах, то ли дело Леночка, губки бантиком. Он отложил ложку.

- Все, больше не буду. - Жена подняла голову, удивленно оглядела его тарелку.

- Все? Может под рюмочку пойдет?

…..Ну, нет сил! Фомичев раздосадовано вышел из-за стола. Взял газету и сел перед телевизором. Буквы прыгали перед глазами, не читалось. « Я сейчас скажу ей все, что о ней думаю». Он пытался настроиться на решимость, но попытка не удалась. Жена поставила рядом на журнальный столик тарелку с хрустящими домашними вафлями и чашку с ароматным чаем. Села в другое кресло, но тут же вскочила. Убежала, прихлопывая тапочками, на кухню. Вернулась с молочником.

- Тебе погуще? – не дожидаясь ответа, наливая молоко в чай.

Фомичев вжался в кресло, изнемогая от собственной слабости, злясь на себя за то, что снова не смог ничего сказать. Рот привычно наполнился слюной. Он, не глядя, схватил вафлю и, чуть не плача, стал ее грызть.

Ах! Где ты, МЕЧТА?!