Платьице из парашютного шелка (невыдуманная история)

Криммичау,,, Нашла не сразу, хотя знала, что недалеко от города Цвиккау. Небольшой городок у подножия Рудных гор на границе с Чехией. Наверное, и сейчас педантичные  фрау , надев фартучки, каждый день подметают тротуары и моют окна своих кукольных домиков. Орднунг( порядок) превыше всего.Все аккуратно, продуманно,экономно. К этому немцы стремились всегда...

  Стояла невыносимая, ни с чем не сравнимая духота. Густой запах немытых женских тел смешивался с тошнотворным запахом разлагающихся трупов в дальнем углу товарного вагона.  Стучали, надеясь избавиться от ужасного соседства, но поезд с неумолимой жестокостью мчался дальше, на запад. Ночью на какой-то станции он на какое-то время остановился, трупы выволокли на перрон, но легче не стало: вагон набили новой партией пленниц.Мать и дочь старались держаться вместе , надеясь попасть в один и тот же город. Женщин везли на принудительные работы в Германию. 

  Тех. кто помоложе, вывели первыми. Мать осталась в вагоне, а их строем погнали по чистым мощенным улицам к длинному серому зданию,которому предстояло быть их тюрьмой. Город назывался Криммичау, а здание было ткацкой фабрикой, когда-то производившей ткань для легких плащей, а теперь выполнявших заказы для фронта. Работа требовала высокой точности и аккуратности, ее удавалось выполнять не каждой девушке. Тех, у кого работа не получалась, группами отправляли в ближайший концлагерь.Ей удалось остаться, потому что пальцы ее с детства были привычны к спицам и крючку: мама считала приучить дочь к этому благородному занятию. Их дом всех удивлял чистотой и обилием вышитых и вязанных салфеток, скатертей и покрывал, считавшихся тогда символами уюта и благополучия.  

  Заставив снять домашнюю одежду ,их отправили в специально оборудованную комнату, где была проведена полная санитарная обработка. Пожилая немка в белом халате и закрывавшей лицо маске деловито подвергла узниц унизительному осмотру,а другая показала на кипу застиранной рабочей одежды. 

Так начиналась жизнь на чужбине.

  В бараке держались отдельными группами: кто откуда прибыл. Большинство были из Курской и Воронежской области.Особняком держалась неизвестно как попавшая в эту группу темноволосая, чернобровая девушка из Прикарпатья.Вела себя она не так, как все, все время молилась. левой рукой прижимая к груди маленький крестик. На вопросы отвечала неохотно и односложно:" Так"."Ни".Нэ знаю"."Ось"(показывая на предмет).Скоро на нее перестали обращать внимание. Было не до нее.

   Есть хотелось всегда и везде:на работе и в бараке,после еды и особенно вечером.. Голод неотступно преследовал, не давая думать ни о чем другом. Иногда несколько кусков хлеба приносили те, кто дежурили по кухне,иногда какая-нибудь из сердобольных поварих тайком совала пару-тройку вареных картофелин.Молодые организмы протестовали, требовали своего. Голод притуплял чувство опасности, и они совершали тайные набеги на кухню.Добычу делили поровну, съедая все до малейшей крошки,искоса поглядывая друг на друга, как будто опасаясь внезапного нападения на причитавшуюся долю.

   Шли месяцы. Они постепенно превращались в бессловесные тени , но природа регулярно напоминала им о их женской сути. Стирать приходилось ночами. белье сушилось тут же, в бараке, но бельем ЭТО назвать уже было нельзя. Надо было где-то достать материю. На следующее утро на складе обнаружили пропажу нескольких метров парашютной ткани.Все работницы были построены во дворе.В этот день был какой-то праздник, и охрана, состоявшая в основном из пожилых фольксштурмовцев, была навеселе. Особенно веселился толстый рыжий немец,тыкал пальцем в одну. другую.третью, выкрикивая:"Ось,ось,ОСЬ!"

   Девушку нашли в выгребной яме с кляпом во рту. измазанной фекалиями до неузнаваемости. Рядом с ямой валялся тускло мерцавший крестик. 

   Домой ехала в товарном вагоне. груженном углем. Тогда не продавали билетов в чистеньких вокзалах.каждый добирался, как мог. Она думала о том, дома ли мама, выжила ли в фашистском рабстве.Мама всегда была такой беспомощной,  ее всегда приходилось опекать и ей,и брату. Она поймала себя на мысли, что думает о брате как о живом. хотя они получили извещение о его смерти в первые дни войны. О будущем думать не хотелось. хуже не будет.

   Было все: и хорошее, и плохое. Своей маленькой дочери она дала самое красивое имя, какое знала, у нее был мужчина, за спиной которого она благодарно пряталась, когда "доброжелатели"( а таких было немало) пытались поставить ей позорное клеймо.Она снова расцвела той необычайной красотой, которой известны русские женщины,ее замечали многие мужчины, но она до самой смерти была верна своему спасителю и другу.

Шелестят пожелтевшие страницы старого альбома. На знакомой с детства фотографии молоденький отец. красавица-мать и девочка лет четырех в полупрозрачном белом платьице из парашютного шелка.Пальцы до сих пор помнят струящуюся прохладу легчайшего материала, такого нежного и невесомого.