«ЧЕРНЫЙ ВОРОН» ВСЕГДА ПРИЕЗЖАЛ НОЧЬЮ..

О репрессиях 1937–1938 годов в СССР написано уже немало, но многие тайны не раскрыты. Однако еще живы свидетели событий тех страшных лет, которые хорошо помнят, как жестокая система перемалывала миллионы людей. Один из них — ветеран-педагог, участник Великой Отечественной войны из пос.Мироновский Анастас Георгиевич Кичик.

Шахтер — «враг народа»

Это было напряженное и страшное время. «Черные вороны», угрожающе фыркая моторами, лихо проносились по улицам. Их появление всегда рождало страх и тревогу. А несколько позже они перекрасились, спрятавшись за надписями на кузовах: «Пейте шампанское», «Храните деньги в сберегательной кассе», «Продукты», «Колбасы» и др. 

Забирали обычно тихо, ночью (чтобы не тревожить сладкий сон спящих советских граждан). Бесшумно был арестован и наш сосед Питкевич, работавший на шахте N8 «Ветка». Вечером был, а утром не стало. Ни причин, ни повода, ни ордера на арест. Просто забрали — и всё. Семья Питкевичей была прекрасной: приветливая хозяйка, тетя Шура, сам глава семьи, спокойный и добродушный, интеллигентный, хотя и работал шахтером. И сын Виктор, прилежный мальчик, всегда чисто и аккуратно одетый. И вдруг такой обвал. Ни у кого не укладывалось в голове, как это так: Питкевич — шахтер и вдруг враг народа? Где же он вражил, наносил вред? 

Лишь в 1956 году я случайно встретил Витю Питкевича, с которым к тому же учился в школе N65, и спросил участливо: 

 — За что пострадал твой папа? 
 — Отца давно нет в живых. Он реабилитирован, — с болью и грустью в душе произнес Виктор. 

Мне стало как-то неловко, что нашу семью миновала трагическая судьба и топор палачей не опустился на голову отца. Хотя его тоже арестовали, но... отпустили. 

Отец не любил посвящать нас в свое прошлое. А ведь он был участником первой мировой войны 1914-1918 годов в составе экспедиционного корпуса царской России, переброшенного во Францию. Отличился и в установлении советской власти в Венгрии, где солдаты избрали его командиром батальона.

Митрофан Спиридонович АНГЕЛЬЕВ (первый справа в среднем ряду) с боевыми товарищами. Действующая армия, Галиция. 1915 г.

Но отец, как потом оказалось, делился кое-чем с нашим двоюродным братом Александром Ангельевым, который после ареста его отца Митрофана Спиридоновича (брата моей мамы), переехал в Сталино и жил в нашей семье с 1937 года.

Отца «спас» Бела Кун

Жили мы в то время на Ветке по улицей Октябрьской, занимали две небольшие угловые комнаты в длинном одноэтажном бараке, построенном еще австрийскими военнопленными. 

Однажды с наступлением темноты к нам постучали. Родители открыли. В комнату вошли люди в темном. От них повеяло холодом. Мы остолбенели от ночных визитеров. Опомнились, когда они исчезли, забрав отца. Мы, четверо мальчишек (еще двое братьев умерли в голодомор), расплакались. Мама, как могла, успокаивала нас, едва успевая вытирать слезы со своего лица. Долго не могли уснуть, понимая, что семья осталась без единственного кормильца. Неужели и он враг народа, как сосед Питкевич? Но это же не так! — клокотало в наших детских душах. Наплакавшись и измучившись от навалившейся беды, мы долго не могли уснуть. А утром разбудил радостный крик мамы: 

 — Йёгор?! 

Вскочив, мы увидели обнявшихся родителей. 

О том, что произошло в ту роковую ночь, узнали лишь в 1961 году, когда не стало отца. А рассказал нам об этом Александр Ангельев, хранивший эту тайну долгие годы. Отец в момент ареста, трезво оценив ситуацию и понимая, откуда пришли незваные гости, успел взять с собой весьма важный документ, в котором на венгерском языке значилось, что он принимал участие в установлении советской власти в Венгрии. Бумага была подписана лидером венгерских коммунистов Бела Куном. И случилось чудо — отца спас один из самых жестоких большевистских палачей, «отличившийся» в годы гражданской войны и вскоре сам арестованный и расстрелянный как враг народа. 

В течение ночи метались чекисты по городу в поисках человека, знающего венгерский язык. И когда он был найден, отца отпустили!

Греческая операция

Когда в 1937-1938 годах проводилась так называемая «греческая операция», палачи доказали, что они могут действовать (и действовали) наверняка, показав «высший класс» физического истребления репрессированных.

Тогда в бездну ада канули почти три с половиной тысячи моих земляков — приазовских греков, с ними и пятеро наших дядей: их всех расстреляли. Причем двоих в один и тот же день, а может быть, и час. 

В «Книге памяти греков Украины», явившейся результатом колоссального труда ученых ДонНУ и вышедшей в 2005 году, указаны лишь четверо: Харабет Порфирий Георгиевич, 1896 г.р. — расстрелян 5 марта 1936 года; Ангельев Митрофан Спиридонович, 1893 г.р. — расстрелян 10 января 1938 года; Корюк Гавриил Меркулович, 1891 г.р. — расстрелян 10 января 1938 года и Федоров Георгий Титович, 1875 г.р. — расстрелян 31 января 1938 года. 

Пятого дядю, Антона Тохтамыш, в книге не нашел. Он работал на Путиловском военном заводе, был неплохим специалистом. Александр Ангельев рассказывал, как однажды дядя Антон ковал в кузнице какой-то крючок. Кто-то, увидев его за этой работой, спросил: 

 — Для чего этот крючок? 
 — Чтобы поймать за язык доносчика, — неосмотрительно ответил дядя. 

Этого оказалось достаточно, чтобы «стукач» написал на него донос.

По национальному признаку

Готовя эти воспоминания, в президентском архиве России я обнаружил секретнейший документ. Он свидетельствует о том, как организовывались и проводились репрессии.

Выписка из протокола N57 заседания Политбюро ЦК ВКП(б) 49. Вопрос НКВД: 

«Разрешить Наркомвнуделу продолжить до 15 апреля 1938 года операцию по разгрому шпионско-диверсионных контингентов из поляков, латышей, немцев, эстонцев, финн, греков, иранцев, харбинцев, китайцев и румын как иностранных подданных, так и советских граждан, согласно соответствующих приказов НКВД СССР. 

Оставить до 15 апреля 1938 года существующий внесудебный порядок рассмотрения дел арестованных по этим операциям людей вне зависимости от их подданства. 

Предложить НКВД СССР провести до 15 апреля аналогичную операцию и погромить кадры болгар и македонцев как иностранных подданных, так граждан СССР. 

Секретарь ЦК».

Эти страшные распоряжения выполнялись с таким усердием, что диву даешься, откуда только у палачей бралась такая человеконенавистническая ненасытность и агрессивность, алчность и поспешность в уничтожении людей. 

Наибольшее количество расстрелов моих земляков пришлось на первые месяцы 1938 года — сто, двести, триста человек ежедневно, а 5 февраля был поставлен «рекорд» — 592! Остановись на мгновенье, уважаемый читатель, и представь эту массу мужчин почти в шестьсот человек, убитых в один день, которых надо было еще зарыть в землю (и зарыли тайком, конечно, ночью), да так, чтобы и следов не осталось. Ужас!

После «работы» палач пил водку

В 1957 году в Мариуполе я познакомился с молодой женщиной, руководительницей группы отдыхающих школьников. мы часто беседовали с ней о событиях периода репрессий (тогда, после смерти Сталина, эта тема не сходила с уст людей). Однажды она рассказала, как ее отец, работавший в органах, приходил домой сам не свой. «Папа возвращался предельно уставший и угрюмый. Сев за стол, пропускал стакан водки и вскоре засыпал. А однажды я услышала из беседы родителей, что отец на работе стреляет», — с печалью и грустью поведала она. 

Теперь возвращаюсь к своим невинно убиенным дядям. Трое из них, Ангельев, Корюк и Федоров, трудились в сельском хозяйстве. Это были, как тогда говорили, потомственные хлеборобы. В середине 30-х годов, еще до репрессий, приезжая из Тельмановского района в Сталино, посещали и нас. И сейчас вижу их перед собой такими, какими запечатлела детская память: небогато одетые, в чарухах (самодельная обувь из сырой необработанной кожи), видавших виды брюках и латаных-перелатаных пиджаках. Движения неторопливые, иногда неуклюжие. Люди-пахари от земли. Чем и перед кем они провинились? Они же всю жизнь ковырялись в земле и вряд ли разбирались в таких понятиях, как шпионско-диверсионная и контрреволюционная деятельность, националистические организации и тому подобное! 

Только дядя Парфентий (так мы его называли) был железнодорожником. Подтянутый, строгий, всегда выбритый, в выглаженном костюме. Родственники гордились им. 

Кого расстреливала тоталитарная система? Тружеников и кормильцев, вина которых, видимо, состояла в том, что их национальная принадлежность не вписывалась в понятие интернационализм. 

Очень хотелось бы, чтобы грядущим поколениям любой национальности не пришлось испытать подобную трагедию: все люди на земле — братья, у нас на всех одна планета, одно небо и одно солнце.