Война в центре России, или «Вы что, американскую армию сюда хотите?»

Жители села Поповка Саратовского района собирают подписи за прекращение утилизации боеприпасов на военном полигоне. По словам сельчан, из-за взрывов, происходящих на расстоянии нескольких километров от жилья, пострадали около 60 домов, здания школы и больницы. Куда направить жалобу, жители не решили: всех высоких адресатов уже перебрали за полгода.

Зимой, когда начались разрушения, в Поповке организовалась собственная Болотная: на сходы в клубе собирались все слои местного общества — от авторитетных отдыхающих из коттеджей до врачей из участковой больницы. Говорили не только о старых снарядах и треснувших стенах, но и об уважении к живущим здесь людям, которых авторы программы утилизации не принимают в расчет. Результат оказался примерно таким же, как в столице. С наступлением теплого сезона протестующие разошлись по огородам. Полигон продолжает работу.

«Ходили-ходили, а толку нет»

Останавливаемся в центре Поповки, между клубом и магазином. Завидев блокнот, жители подъезжают на велосипедах: «Опять комиссия по поводу взрывов?» Как уверяют сельчане, здесь нет ни одного дома, который не пострадал бы от работы полигона.

Полигон «Широкий Карамыш» принадлежал саратовскому артиллерийскому училищу. С 1960-х годов курсанты практиковались здесь с автоматами, пулеметами и даже танками. Жалоб соседство не вызывало. «Танковая болванка и взрыв настоящего снаряда — разные вещи», — объясняют собеседники. Утилизация устаревших боеприпасов началась здесь в 2009 году. Прошлым летом взрывы стали такими сильными, что затрещали дома в деревне. Зимой лопнуло терпение.

Я была на одном из февральских сходов. В зале деревенского клуба люди теснились вдоль стен — пришла Поповка, приехали Сбродовка, Ивановский, Сосновка, Сергиевский, Юрловка. Важные господа в пиджаках и мундирах сосредоточились в президиуме. «Вы не уважаете народ, — говорил гостям местный житель авторитетного вида, представившийся Константином Ивановичем. — Если не прекратите безобразие, будем действовать, как в Москве. Народ не просит, а требует». «Вы бы встали и извинились за то, сколько беды наделали», — врач участковой больницы Владимир Коваль рассказывал, как снимал приступ истерии у маленькой девочки, когда взрывы грохотали до часу ночи. «Мой дед воевал, отец воевал, брат погиб в Афганистане. Мы воюем всю жизнь, почему войну устроили в наших собственных домах?!» — спрашивал житель поселка Ивановский.

Государственные мужи в президиуме не слышали. Гости в пиджаках рассказывали, какой молодец губернатор, сделал всё, что мог. Гости в форме переспрашивали: «Вы что, американскую армию сюда хотите?»

Кирпичный забор сельской больницы рухнул в феврале, когда за один вечер на полигоне произвели 16 взрывов. Новый пока не поставили. «У нас тут, видите, розы. Коровы заходят и кушают на клумбе», — рассказывает доктор Коваль. Зданию — 100 лет. Внутри — крашенные в синий больничный цвет стены, рассохшиеся рамы, фикус на подоконнике. Врачи показывают трещины на потолке, в стеклах, отвалившуюся плитку в лаборатории. Медики уверены: это последствия взрывов. С полигона возражают: больница разваливается от старости и нищеты. В мае военные обещали сделать «жест доброй воли» — купить колеса для санитарного УАЗа, до сих пор не привезли. «Таблетка» пока не на ходу, больничный водитель возит врачей и пациентов на личной машине.

Владимир Николаевич спохватывается, не слишком ли разоткровенничался: вдруг прочитают наверху и совсем оптимизируют, если медики смеют выражать недовольство? В соседнем районе для «повышения доступности амбулаторной медицинской помощи» в августе планируют закрыть сразу три участковые больницы в селах. «К чему это ведет? К вымиранию населения», — очень спокойно отвечает доктор.

Больница в Поповке обслуживает шесть сел, больше 8 тысяч человек. Чтобы попасть в областную клинику в Саратове, нужно дождаться очереди на госпитализацию. Деревенским бабушкам со стариковскими болячками там не очень рады.

По наблюдениям медиков, из-за многолетних взрывов у пациентов участились гипертонические кризы. «Работаешь всю жизнь, сделаешь дома ремонт, а новый стеклопакет трескается. Это отчаяние», — говорит врач Вера Петрова (ставка терапевта с 20-летним стажем составляет 5 тысяч рублей, стеклопакет стоит 14 тысяч). По словам сельчан, иногда на полигоне что-то горит, черный дым растягивается на сотни метров. «Какие вещества там сжигают, нам неизвестно, но все это ветром несет на село. В прошлом году огороды пропали, в этом — картошка. Может, причина не в полигоне, но ведь вопрос об экологическом воздействии никто не исследовал», — говорит Коваль.

Зимой на сходах жители заявляли, что не пойдут на президентские выборы. Это был единственный аргумент, впечатлявший чиновников, — ведь регион, где начинал карьеру куратор всей российской внутренней политики, не может оплошать в ходе выборной кампании. За месяц до голосования взрывы прекратились.

Так произошло не только в Поповке. В начале февраля Минобороны сообщило, что Анатолий Сердюков учел жалобы жителей Саратовской, Новосибирской, Кемеровской, Челябинской областей и Петербурга и поручил «с целью минимизации звукового воздействия проработать вопрос уменьшения объема закладок боеприпасов и обеспечить оперативное реагирование на обращения населения».

«Проголосовали все», — вспоминает Владимир Коваль. В Саратовском районе Владимир Путин набрал 94 процента голосов, это наибольший результат по области. 10 марта взрывы продолжились.

Спрашиваю, почему гражданское движение в Поповке сдулось? «Это не страх. Просто поняли, что бесполезно биться лбом о стену. Собраний 15 было, то губернатор приедет, то военные, то депутаты, люди ходили-ходили, а толку нет, — объясняет доктор, и добавляет: — Да и огороды сейчас».

Татьяна Жеребятьева

Народ против и за

Двигателями общественной жизни в Поповке называют двух Татьян — Никитину и Жеребятьеву. «Мы пенсионерки, за рабочее место не дрожим», — объясняют они причины своей гражданской активности. Женщины затеяли очередной сбор подписей против полигона, только не решили, кому их адресовать, — обращения в инстанции и ответные отписки занимают уже не папку, а целую сумку.

У дома Жеребятьевой зеленеет штабель длинных ящиков из-под снарядов — привезла, чтобы починить крышу, «на полигоне их все равно сжигают». Наружные трещины в фундаменте и над окнами Татьяна Ивановна замазала. На ремонт внутри дома денег пока нет: пенсия у Жеребятьевой 5,2 тысячи рублей. В прихожей за зеркалом лопнувшая стена заклеена клетчатой бумажкой с печатями — это маячок, по которому можно отслеживать динамику разрушений. Никаких компенсаций жителям не обещают.

Внук Ярослав достает из погреба «сокровище» — мешок осколков от снарядов. Несколько дней назад «сувениры» собрали на сенокосе, в семи километрах от места утилизации.

«У меня не раз была возможность уехать. Одна сестра — в Америке, другая — в Германии, племянник — в Израиле. Зовут, говорят: «У нас хорошо». Я хочу, чтобы у нас тоже было хорошо», — говорит Татьяна Жеребятьева.

Зимой на сходе в Поповке невооруженным глазом можно было наблюдать, как население превращается в общество. Спрашиваю, проявлялось ли это еще в чем-нибудь, в рутинной мирной жизни деревни? Татьяна Ивановна, кажется, слегка обижена за односельчан. Оглядывается и сразу находит ответ: «Вот родник, сюда половина села с тачками ходит, потому что в скважинах только соленая вода. Мы вместе соберемся и его почистим, новый сруб сделаем», — указывает на зеленую будку, прикрывающую источник. В окошко видно, как на дне поблескивают сплющенные жестяные банки.

Спрашиваю, кто поднимет граждан на благое дело? «Да мы с Никитиной», — удивляется в ответ Жеребятьева. Тут же решает, как обойдут дом за домом, — «Пользуешься родником — вставай с дивана». Смотрю на Татьяну Ивановну и понимаю: ей не откажут.

Удивляюсь, почему Татьяны не попробовали себя в местном самоуправлении? Авторы административной реформы на совещаниях жалуются, что идея провалилась из-за дефицита в селе таких вот буйных, готовых заниматься организаторской работой забесплатно. «Бодливой корове бог рог не дает», — смеется Татьяна Ивановна. Начальственное кресло в Поповке — величина микроскопическая, но и оно должно быть встроено в систему. Собеседница рассказывает, что прошлый сельский глава «просидел четыре срока», в нынешнем году без всякого учета мнения жителей прислали нового, который в Поповке не жил и не работал. С «революционерками» новый глава познакомился только сегодня, «услышал, что корреспонденты едут». Татьяны спросили, не хочет ли он «собрать сход и представиться народу». «Не сейчас», — ответил чиновник.

…От Поповки до полигона минут 15 езды на машине. Крошечная деревня Сбродовка — вросшие в землю избушки с черными крышами. Поле подсолнухов, рыжая от жары степь, где жители пасут коз, шалаш пастуха. Грунтовая дорога взбирается на холм к лесу, свежо пахнет сосной и дубом, вот и пограничный знак — ржавый металлический треугольник на столбе. На противоположном склоне видны одноэтажные строения, ползет грузовик, слышны хлопки, похожие на выстрелы. Как говорят жители, это стрельбище, где раньше занимались курсанты артиллерийского училища. «Сначала прямо на этом месте и шла утилизация. Когда мы забунтовали, взрывы немножко перенесли».

Деревья в лесу обожжены — черные подножия стволов, голые прутики, оставшиеся от кустов и молодой поросли. «Ведь это дуб, ему цены нет, а он гектарами горит! — говорит Татьяна Жеребятьева. — В Саратовской области столько безлюдных степей, полупустынь, неужели нельзя взрывать там? Понятно, это расходы на транспортировку, это дорого. А лес, люди, которые здесь живут, ничего не стоят».

В Поповке думают, что лес загорается от искр, летящих с полигона. Кроме того, как подозревают местные, поджоги устраивают охотники за металлом: пышная растительность мешает им искать остатки снарядов. «Это же латунь, 98 рублей за килограмм. В селе пять-шесть семей этим живут. Приподнялись, уже по две машины купили. Глотку перегрызут тем, кто против полигона. Звонили мне, шипели: «Тебе что, больше всех надо?!» — рассказывает Жеребятьева.

Сначала активистов в Поповке было трое — женщинам помогал энергичный молодой человек по имени Вася, придерживающийся патриотических взглядов. После бурных зимних сходов зачинщиков пригласили на полигон и предложили работу. Василий согласился. Татьяны высмеяли «предателя», но вообще-то, конечно, поняли: работать в деревне негде. Сами отказались, как говорят, «из принципа». Никитина ездит на заработки в город. Жеребятьева подрабатывает в лесничестве. На трех сотках семенами посеяла сосну, теперь пропалывает. «Вот такие уже деревья у меня!» — гордо показывает высоту двумя пальцами.

СПРАВКА «НОВОЙ

В прошлом году в стране было уничтожено около 1,7 миллиона тонн боеприпасов. Утилизацией просроченных снарядов заняты 13 тысяч военнослужащих. Ежегодно по полигонам разлетается более 700 тысяч тонн металла. Рекультивация одного гектара земли стоит примерно 2 млн рублей. На переработку промышленным предприятиям в нынешнем году передано чуть больше 180 тысяч тонн боеприпасов. Как уверяют представители Минобороны, заводы не обладают достаточными мощностями.

Эксперты видят другую причину. В прошлом году утилизация обошлась федеральному бюджету в 3,7 миллиарда рублей. Основная часть суммы осталась в Министерстве обороны, которое в большинстве случаев выступает и заказчиком, и исполнителем госконтракта.

Всего в стране старые боеприпасы утилизируют более чем на 50 полигонах. По каким критериям их выбирали и какие гражданские службы контролируют влияние работ на соседние города и села, неизвестно. Еще зимой саратовские журналисты пытались выяснить, существуют ли нормы, определяющие минимальное расстояние от полигона до населенного пункта? Военные называли разные цифры — от 1600 метров до 5 километров, ссылаясь на то, что формула расчета засекречена. Региональное управление Росприроднадзора не ответило местной прессе: проводилась ли экологическая экспертиза при подготовке программы утилизации боеприпасов, идут ли замеры вредных выбросов в атмосферу и масштабов разрушения плодородного слоя почвы?

P.S. Пока репортаж готовился к печати, в Поповке и соседней деревне Махино была обнаружена крупная партия боеприпасов, собранных жителями на полигоне.

Как сообщает региональное управление МВД, во дворе дома на улице Зеленой деревни Махино хранились 9 выстрелов к станковому гранатомету, один выстрел к ручному гранатомету, 142 маршевых двигателя от гранат, 60 стартовых зарядов от гранат, 47 элементов боевых гранат, 32 взрывателя к артиллерийским снарядам и 2 гильзы, заряженные порохом от артиллерийского снаряда.

Владельцем арсенала оказался ранее судимый 40-летний безработный. Мужчина пояснил, что собирался сдать находки в пункт приема цветмета. У его соседа сотрудники полиции нашли 10 выстрелов к станковому гранатомету, 269 элементов боевых гранат, 13 отстрелянных снарядов, 169 маршевых двигателей от гранат и 83 стартовых заряда.

В Поповке были обнаружены 2 гильзы от артиллерийских снарядов, в которых находился порох. Их принес домой старше-классник местной школы.