Кладбищенская - отимистическая!

Пылал закат последний в сто пожаров,

 Земля грустила, медленно вертясь...

По кладбищу шагал Андрей Кошмаров,

 Шатаясь, богохульствуя, плюясь!

 В одной руке сжимал он бормотуху,

 Другой – махал хмельным шагам не в такт;

 Горело окровавленное ухо,

 На лбу тупым огнем светил синяк...

 Тем временем предсмертное Светило

 Дошло до ручки, и, не торопясь,

 Представив напоследок злое рыло,

 За черный горизонт упало в грязь.

 Подкрались сумерки. Подул холодный ветер,

 Пошла листвы шуршащая игра;

 Кошмаров запрокинул морду к небу

И капитально ухнул из горлА...

 Вдруг видит: тощая костлявая фигура

 Возникла из аллеи глубины,

 Идет неторопливо, смотрит хмуро

, Коса блестит в лучах косой Луны…

 Брезгливо говорит: «Ну что ты скажешь?

 К тебе пришла я, радостный дебил!» –

 А он в ответ с ленцой: «Чего прикажешь?

На, замахни!» – и протянул бутыль.

 Та приняла посудину, взболтнула,

 Не торопясь всю допила до дна

И на него насмешливо взглянула:

«А дальше?» – «Дальше? Вот, еще одна...»

 Второй огнетушитель бормотухи

Кошмаров из-за пазухи достал,

 «Дай на секунду...» – и косой старухи

 Он смачно пробку с горлышка сорвал!

Они сидели молча на могиле

 И вдумчиво сосали из горлА;

 За синим лесом дико волки выли,

 Болталась в тучах лысая Луна…

 Бутыль допита. Вдруг движеньем резким

 Костлявую за горло он схватил,

 И, присосавшись поцелуем зверским,

 Свирепо на могилу завалил!

Та вырвалась, хрипя и подвывая,

 Рванула вдоль аллеи наутек

 И крикнула, в тумане пропадая:

 «Живи сто лет и мучайся, урод!!»

 Горели звезды россыпью пожаров,

 Ворочались громадины лесов...

 По кладбищу шагал Андрей Кошмаров

 И хохотал на восемь голосов!