Деревня олигофренов

«Ну и деревня! Сроду я таких деревень не видел и не знал даже, что такие деревни бывают.» АБС

Уже в райцентре мне стало немножко не по себе.
- Куда-куда Вас направляют? – изумлённо спросил парторг Красножопин. – В деревню олигофренов?.. Спаси и помилуй, господи…
Деревня так и называлась, кстати – «Светлый луч».
Я вылезла из пыльного трясучего «пазика», огляделась и уронила чемодан на землю.
Со всех сторон ко мне приближались улыбчивые зомби. Слюни до пояса, детские невинные глаза, протянутые вперёд руки, полные беспокойных пальцев - то ли вяжут носки на невидимых спицах, то ли чешут невидимые яица…
Я думала, самое страшное – это дорога. Ан нет. Нихуя.
Вдруг один зомбарь – низкорослый, чернявый и прыщавый – подпрыгнул, обернулся вокруг личной оси и спел песенку, примерно такую, если я правильно смогла разобрать:
- Калинка моя,
Листья мятные,
Отсоси у меня,
Непомятая!
Ыххх!
Это последнее «ыххх» он исполнил с особенным убедительным задором, а потом схватил мой чемодан за ручку и продолжал с ним кружиться, взметая дорожную пыль.
Я жалобно обернулась к шофёру, который торчал по шею из кабины и улыбался.
- Не подскажете, где тут милиция и метеостанция? Пожалуйста.
Шофёр опытно поёрзал и ответил:
- Ну вон гляди – слева, где головешки и чертополох. Там была милиция. А станция – вооооон, около маяка, за околицей. Минут 20 пиздюхать. Хочешь, провожу? Зато надёжно.
- Спасибо! – я снова начала верить в людей и материализм.
- «Спасибо» хуй не отсосёт! – радостно сообщил водила, уже высовывая ногу на ступеньку. – А там около маяка есть хорошие кустики. Да? Зато надёжно.
Поверьте, я просто не знала что и сказать. Морфемы «хуй», «пизда», «пашолнахуй» отнюдь не отражали моей разъярённости. Ну а как бы вы себя повели? Отучившись пять лет в Саратовском Краснознамённом Метеорологическом Университете и при этом сохранив личную женскую девственность? Пиша стихи и пряча их под подушку? Веря в добро и поминутно ожидая принца на белом слоне?
Короче, я только и смогла что показать шустрому шофёру средний палец правой ладошки. Он особо не обиделся, пожал плечами, хлопнул дверцей и зачем-то подмигнул мне на прощанье. «Пазик» взревел и скрылся в клубах жёлтой пыли.
Дауны разошлись. Я побрела деревней в сторону маяка. Олигофрен, приросший к чемодану – за мной. На ходу он тихонько напевал «никто низнаааааит, што мой дом литааааит…»

2
На пороге белой башни возвышалась женщина.
- Здравствуйте! – сказала я. А что ещё сказать.
- Угу, - ответила она. – А этого нахерА притащила?
- Дык вцепилса в чемодан… как его прогонишь.
- Ну молока бы дала. Или жалко?
- Чего?
- Молока.
- Чего?
- Вот блять… столичные недоноски… или не сообщили штоле… - женщина вынула изза двери кружку с белой пеной, от которой остро разнёсся по вечерней заре запах парного молока. Олигофрен отпустил чемодан, вцепился в кружку, пробормотал чтото вроде «о млечная звезда моих надежд», быстро выхлебал, бросил с дребезгом сосуд и убежал подпрыгивая.
«Пиздец» - подумала я.
- Пиздец, - сказала женщина. – Ведь ты именно так щас подумала?
- Нихуя, - соврала я, как, безусловно, поступил бы любой на моём месте. Хуле признавацца, если ведьма и так всё знает?
- Нуну, - усмехнулась Елизавета Степанидовна, ибо именно так её и звали в миру. – Спать и жить будешь вон там. Если, конечно, сумеешь.

3
На стенке висел портрет Гагарина в фуражке и репродукция голой Вирсавии из журнала «Огонёк». Я не стала их срывать, они вроде друг другу нравились и не мешали. Гагарин задорно улыбался типа «щас выебу», Вирсавия игриво прикрывала вагину мощными ляжками типа с ответкой «а вот попробуй!».
Я положила чемодан на панцирную сетку и сказала:
- А можно пройти ознакомиться с метеостанцией? В плане работы.
- Никто тебя за пизду не тянул, - ответила Степанидовна.

4
Флюгер был как флюгер, гномон как гномон. Только стрелки серебряные. Зато на барометре меня удивили надписи. Например, сейчас стрелка указывала на «полный песдетс».
- Это чо?
- Ну типа штоп не скучно. Низкое давление, скоро придёт ураган и пиздец. Сами себя развлекаем как умеем. Ты бы знала, что здешние астрономы вытворяют, бугога! – она завистливо рассмеялась и закашлялась.
- А почему у вас анероид без спирта стоит?
- Ну как тебе сказать… - ответила Степанидовна и покраснела. – Ты главное смотри – когда он полезет, не робей и не жалей. Иначе поймёт неправильно.
- Йопт… Кто – он?
- Ну, которому ты дура дала повод чемодан поднести. Щщетай, спровоцыровала. Кто тебя просил?
И верно, никто.
- А зачем он придёт?
- Чтобы тебя выебать, естественно. И потом убить.
- Что, вот прямо вот так?
- А как иначе, девонька?

5
Выл ветер, тряслось в окне стекло, почти как я под одеялом. Потом свет померк, и на окне нарисовалась мерзкая рожа со слюнями до колен.
- Ыыыыыыы! – закричал он как ураган. – Отдайся мне, поэтесса! Иначе фсёравно выебуууууууу!
- Кстати, - сказала Степанидовна, входя и зажыгая свет. – Зря ты обозначилась как поэтесса. Они пиздецки падки на поэтесс.
- Да я ж нихуя… да какая я…
- А вот заметь – давеча приезжала к нам художница, тоже мечтала паибацца. Даже бегала голая по деревне – и хоть бы хуй. Это всё потому, что Витус Беринг тут был.
- У вас водки нету? – логично спросила я.

– Хотя бы в долг?
- И вот на корабле этого Витаса была такая поэтесса. Она сношалась с местными моржами и произвела на свет олигофренов, падких до поэтесс. Карбустина была её фамилия, да. Память о том пичальном случае по сей день хранят эскимосские предания… - Степанидовна заплакала, высморкалась в подол и ушла вон.

6
- Ыыыыыы! – опять взревел маньяк. – Ушла штоле старая проблять? Тогда ыыыыыыррр! – он вышыб окно, залез внутрь и почти набросилса на меня, впиваясь в моё девственное лоно своим наглым… но напоролса на вилы. Хрусть – сказало его мясо.
- Ну и кто ты после еттаво? – пичально спросил маниак и поник головой навеки.

7
- Один-ноль! – поздравил меня старик Колабельды наутро, когда я шла по берегу, а он ловил рыбу. – Хорошо хоть спрятали, не? Закопали але свиньям скормили, не?
- Тебе-то чо? – с непривычки окрысилась я. А вот сами попробуйте, какое будет настроение после первого убийства в целях самозащиты, после первой расчленёнки и закапыванья на огороде печени, рук и прочих потрохов.
- Да ты не грусти, милашка! – засмеялся Колабельды. – Это приморье, детка. Привыкай штоле. – и вытащил из воды удивлённого минтая на дваццать кило. Ну ладно, на все тридцать, это я от зависти занижаю.

8
- Пойду хоть на океан прогуляюсь, - сказала я после первого рабочего дня.
- Лопату.
- Чо в смысле?
- Лопату возьми.
- Зачем?
- Лопату возьми, блять! А потом «зачем».
Лопата стояла в углу. Красивая, блестящая, почти как настоящая. Только лезвие заточено под бритву, и упоры для ног – скошены и тоже заточены. Видимо, чтобы оппонент не смог ухватить, чтобы пальцы брызнули как фонтан.
- Эге, да у тебя лопата! – сказал новый внезапный олигофрен. Сел в траву и добавил:
- «Когда б вы знали, из какого сора»…
Хуякс! – закончила Степанидовна, другой лопатой по башке. Тельце олигофрена ещё корячилось среди ромашек, а она уже обтирала лезвие о траву и приговаривала:
- «Ваш маленький Кай замёрз,
О Снежная Королева…»
- А это что такое? Почему там ржавый мотоцыкл в полосе прибоя?
- Где? Аааа, это не мотоцыкл, это экскаватор, просто волны слегка обтесали. Океан, понимать надо!
Да. Я подняла руки, как птица, вдохнула всей молодой грудью свежий ветер, пропитанный солью, гниющими водорослями и крабовыми экскрементами. Даааа, ради этого стоит жить! И пнула ногой агонизирующий труп олигофрена.
- О да, - согласился труп и затих.

9
Вырыли яму недалеко от маяка. Но потом я посмотрела и говорю:
- А ведь они опять придут?
- Да ты что, сбрендила, девочка? Куда им теперь ходить? Дохлые же как бревно.
- Неееет, я про других! Сколько у вас этих олигофренов в деревне?
- Да кто из считал… ну, штук сорок будет, пожалуй. Надоели, спасу нет.
- А кроме них – нормальные имеются?
- А как же. Вот я, например, но я приезжая. Ещё дед – ты его видела, у него лёгкая паранойя плюс навязчивые состояния. И ещё восемь бабушек, но там простой делириум с мерцанием сознания, не более. А эти олигофрены – ух, житья просто не дают нам, людЯм! Сволочи... – Степанидовна вздохнула. - Придут, конечно, куда они денутся.
Мы отложили похороны и вбили в дно ямы заострённые колья.
Поутру в ней же закопали троих.
Потом ставили медвежьи капканы, снаряжали самострелы и растяжки, но чаще рубили лопатой. Очень удобная и полезная в хозяйстве вещь.

10
А потом…
Однажды никто не пришёл. Я забеспокоилась.
И на следующую ночь – никто. Только волны нежно щупали прибрежную гальку.
Я нервничала и не могла уснуть. Ловушки пустели. Окна молча пялились во тьму. «Ещё бы хоть один… Ну хоть один за неделю… Я же не знала, что такое ломки… господи! Дай хотя бы ещё одного… ну как я сдержусь… мне же нужно… мне же необходимо… я же с ума сойду!»
Если гора не идёт – то пиздец горЕ. Я накинула разгрузку, зарядила дробовик, сунула в сапог нож. Посмотрела в зеркало, поправила волосы, вытерла слюни и отправилась в ночь. Убивать маньяков. Хотя бы одного за раз. Лучше - больше. Я уже не могу без этого. Не могу. Не могу. Не могу.

0
- Хуясе! – сказала утром Степанидовна. – Барометр показывает «Зоебись», тоись «Ясно как никогда»! Давненько такого не было. Давненько.
Она присела на лавочку и привычно запричитала, как положено местным поэтессам:
- На берегу стоял маяк,
Под маяком бродил маньяк,
Познал он много женцких тел,
Ибал и резал как умел.
Ловил красивых поэтесс,
Пинками гнал в дремучий лес,
Потом одежды обнажал,
И хуй вонзалса как кинжал!
Дифчонки плакали прося:
- Зачем ты так? Веть так нельзя!
Веть это жопа! Больно! Ой…
А он ибал как заводной.
Сбивались бабы на хорей:
- Еби, но от стыда – убей!
Он хуй им в рот пихал, как кляп,
Предпочитая верный ямб.
Рыдали тёлки всей страны…
Но дни маньяка сочтены!
Ты принесла спасенье нам!
Пришла расплата по делам!
Ты их скосила как косой,
И кровь с косы текла росой.
Олигофренская хуйня!
Попробуй выеби меня!

1
- Ну как хочешь! – сказал шофёр, хлопнул дверцей, и «пазик» скрылся в облаке жёлтой пыли.
Я вздохнула и потащилась по деревне к маяку за околицей. Чемодан бился об ноги, тяжёлый и одинокий. Очень хотелось ибацца, но было не с кем. Не считая ебучего чемодана, конечно.