Настоящий полковник...

Александр Иваныч вошёл в купе, подтянул дорогие брюки за ремень.

- Здрасьте вам, — говорю, — вы тоже наш?

- Я, — отвечает, — наверное, самый ваш.

И совковую проплешинку совковым платочком потирает.

Он ушёл, наговорив за десять минут одиннадцать пошлостей. Спрашиваю у коллег:

- А отчего он такой неродной?

- А когда тебе органы родными стали?

Ничего себе, думаю, диалог… Я где, я когда?..

Александр Иваныч оказался полковником ГБ. Через несколько дней я узнал, что он приставлен к экспедиции из Москвы, чтобы мы ненароком не передали американским коллегам секреты. Секретами они считали солёность, плотность и температуру воды на разных глубинах в разных точках Северного Ледовитого Океана. Повторюсь — солёность, плотность и температуру воды! В океане. То есть в толще воды, которая течёт себе и течёт, совсем непатриотично наплевав на границы территориальных вод. Как и на то, какой нации идиоты живут справа от потока, а какой нации идиоты слева.

Полковник бдил.

Вместо вступления: речь в этой заметке идёт о полярной экспедиции, в которую меня занесло летом 2006 года. В те времена некоторые люди считали меня океанологом, подающим надежды. Они решили, что подавать их удобно в составе международной экспедиции. Месяц на оформление документов, день на знакомство, и вот мы в купе поезда Санкт-Петербург — Мурманск. Экспедиция финансировалась США. Фактически, это было многолетнее исследование (я был не в первой и не в последней экспедиции проекта), заказанное Американской стороной русским учёным.

Но в 2006 году кто-то решил, что передавать данные заказчику нельзя. Вода у нас, видимо, строго секретная. Даже если заказчик рука к руке с тобой эти данные вытаскивает с глубины полтора километра. Не говоря о финансовой стороне дела.

Словом, приставили к нам политрука…

Александр Иваныч был ужасно назойлив. Он изображал близость к народу, выползая на ночные вахты. Пытался вместе с нами вынимать «розетки» с глубины. «Розетка» — это титановый каркас с укреплёнными на нём цилиндрами, устроенными так, чтобы пропускать через себя воду, но захлопываться на нужной глубине. Глубины устанавливаются программой, через компьютер. На розетке таких цилиндров может крепиться до тридцати. Таким образом, опустив «розетку», скажем, на километр, вы получите пробы воды с тридцати разных глубин: от поверхности моря до тысячи метров. Штука громоздкая и на первый взгляд примитивная. Но работать с ней надо аккуратно. Может и ударить при подъёме, может и за борт перетащить. Может и водой окатить. На морозе -30⁰ С, например…

Словом, полковник сильно мешал.

Ещё сильнее он мешал в лаборатории. По всем писаным и неписаным правилам предыдущих походов, пробы из каждого замера делились на две части. Одна оставалась у нас, вторая отходила американцам. Таким образом, каждый в своей лаборатории мог провести полный анализ, изучение любых необходимых параметров. Так и точнее — можно подкорректировать друг друга.

Но полковник сказал — все исследования только у нас. Дескать, после определённых согласований, через пару месяцев, мы передадим американцам результаты анализов.

- Всё должно происходить по установленной форме. Вы поймите, мы живём в сложное время, и исследования Арктики — важное, стратегическое дело для нашей страны. Получим данные, заполним все бумаги, и тогда передадим информацию официальными каналами. И никакой самодеятельности!

- А как же, — говорю, — публикации?

- Какие публикации?

- Ведь все наши результаты публикуются на сайте НИИ, они в открытом доступе, заходи, забирай…

Полковник почесал репу и заявил:

- Да, но это совершенно другой вопрос.

- Чем другой?

- Тем, что так можно.

- А по-человечески, — говорю, — нельзя?

- Нельзя! — отрезал он, потом спохватился и что-то сердито забубнил на ушко главному из американских профессоров.

Полковник отличился ещё не раз.

Часто мы собирались в кают-компании после вахты. Чай, мушки, пара шахматных досок. Александр Иваныч скучал там же, в глубоком кресле. Людьми не интересовался.

Зато интересовался разговорами.

Половину американской делегации составляли русские. Профессора океанологии, геологии, даже палеонтологии и математики из университетов Фербенкса, Бостона и Массачусетса. Кто-то из них работал по контракту, кто-то жил там двадцать лет, кто-то пять, кто-то год…

Естественно, нам было о чём с ними пообщаться. Говорили о политике, о женщинах, о спорте, науке, даже о волнистых попугайчиках. Но больше, всё же, о России. Эмигранты вспоминали старое, мы — новое. Искали разницу и не находили.

В разгаре одного такого вечера, полковник вдруг выдал:

- Не о том вы все говорите. О ерунде какой-то.

Профессора недоуменно переглянулись.

- Это всё мелочи. Это всё не главное. Ну, разве в этом смысл жизни? В том, чтобы машину получше купить? Дом получить на побережье? Купить? Тем более купить. Что, разве в этом смысл жизни, господа эмигранты?

Я не выдержал.

- Действительно. Расскажите нам, в чём смысл жизни?.. А то вдруг мы все не той дорожкой идём…

Он, кажется, даже не заметил, как остальные захихикали в кулачок.

- А я тебе, Ваня, скажу.

- Вы знаете в чём смысл жизни?

- Знаю.

- Расскажите.

- Но вот ты, боюсь, не поймёшь.

- А вы не бойтесь. Это не больно.

- Что?

- Поделитесь, — говорю, — мудростью…

- Ну так слушай. Смысл жизни — в детях. Чтобы они были здоровы, сыты и жили в сильной, уважаемой в мире стране.

Когда вся кают-компания грохнула, а профессор-эмигрант, стукнувшись об стол, даже свалил шахматную доску, полковник, наконец, заметил.

- Да, — говорю, — я понял смысл жизни. Джордж, возьмёте меня к себе в университет?

На следующий день нам приказали не только не делиться с американцами пробами воды и результатами первых анализов, но работать в лаборатории строго по одному. Данные на компьютере не сохранять, а скидывать на внешний диск. В каюте полковника.

Тогда мы собрались у старшего океанолога Сергея в каюте. Сергей был старым прожженным морским волком, ловеласом, спортсменом и евреем. И ещё, нашим общим начальником. Именно он считался начальником экспедиции, да, как показало время, и был им. Именно он придумал выход из ситуации.

В тот вечер мы не делали остановок и не ставили проб. Ледокол пробирался через поля мерзлоты неторопливо и деловито, вечер был свободен. Мы решили устроить лёгкое пати, с вином. Все оделись в приличные костюмы, разучили тексты «Letitbe» и «Замыкая круг».

Пили, пели, замучили пианино в  конференц-зале. Наконец, недвусмысленно женственный наряд очаровательной Дженнифер из Квебека прошиб сознание блюстителя нашего патриотизма. Она милостиво согласилась на медленный танец. Он лопотал что-то, зная на английском всего четыре слова. С трудом доставая ей до подбородка, пытался спрятать животик. Ненароком положил руку на правую ягодицу.

Дженнифер, девушка западная, раскованная, только рассмеялась. Она что-то весело говорила, и все знающие язык громко хохотали. Полковник входил во вкус. Он подливал ей шампанского и просил выпить на брудершафт. Поцеловать Дженнифер в губы он постеснялся, и она сделала это сама. Полковник снял пиджак. Дженнифер вставила искусственную розочку в волосы. Полковник приглушил свет. Дженнифер включила музыку погромче. Полковник устал танцевать и обратился к креслу, утащив Дженнифер за собой. Дженнифер с невинным видом села к нему на колени.

В тот момент когда полковник запустил руку ей под платье, Серёжа сделал свет поярче, а музыку потише. Все увидели в его руке фотоаппарат.

- Ой, смотрите, какая вышла незадачка… Ай-ай-ай, какая незадачка… Целых восемьдесят фотографий… Жаль видео нету… Ой, а есть и видео… Что вы говорите, подумать только. Александр Иваныч, какая же незадачка…

Это была бы ерунда для любого из нас, но не для полковника.

С этого дня мы работали в нормальном режиме. Полковник почти не появлялся на палубе и совсем не заходил в лабораторию. Голос он подал лишь тогда, когда американцы высадились в норвежском городе Киркинессе, а мы отправились домой, в Мурманск.

Иван Каприс