Полёт «Кондора»

На модерации Отложенный


Полёт «Кондора»

Знаменитая серия спецопераций по дестабилизации политических режимов в Латинской Америке в 1960–1970-е годы: скрытые и явные параллели с событиями «арабской весны»

История далеко не всегда повторяется в виде фарса. Часто она возвращается в виде одной, базовой схемы, которую время и обстоятельства оснащают разными деталями, меняя их, как насадки в кухонном миксере. В политических событиях, происходивших недавно и происходящих сегодня в Северной Африке и на арабском Востоке, узнаются вдруг ситуации, случившиеся давно, десятилетия назад, на другом континенте, казалось, в иных, непохожих условиях. В спектаклях по одной и той же пьесе, поставленных в разных театрах, не совпадают декорации, режиссёрские трактовки, имена актёров и особенности их игры. Но текст, авторские ремарки и действующие лица остаются в основном неизменными. …11 сентября 1973 года в Чили произошёл государственный переворот – мероприятие сложное, многогранное, требующее серьёзной подготовки. Ни один государственный переворот не случается сам по себе или под влиянием внезапно вспыхнувших страстей. Так возникают бунты, всегда неправедные, всегда кровавые, беспощадные и, по преимуществу, бестолковые. Впрочем, даже страсти не пылают на пустом месте, и страстям необходимо разгореться. Чилийские события потому, наверное, так часто вспоминаются и сегодня, почти сорок лет спустя, что готовились и происходили они по классическому, к тому времени зарекомендовавшему себя под разными широтами и не допускавшему осечек сценарию. Ранним сентябрьским утром, когда солнце ещё не поднялось над зубастыми челюстями Анд, и Сантьяго-де-Чили спал, окутанный синей мглой, армия и карабинеры (корпус жандармов) вышли из казарм. В крупнейшем порту и военно-морской базе Вальпараисо из казарм вышли флотские экипажи и морская пехота. Во всех чилийских городах, где стояли гарнизоны или воинские части, топот кованых ботинок наполнил улицы. Солдаты заняли административные здания, аэропорты, вокзалы, телеграфы, банки. По заранее отслеженным адресам похватали активных и потенциальных противников – верных присяге офицеров, «слишком умных» профессоров, надоедливых писак, крикливых студентов, профсоюзных лидеров и прочих граждан, способных к сопротивлению, если не физическому, то моральному наверняка. Сделано всё было чётко, быстро, почти без шума. Так, постреляли немного, и то больше для острастки. Споткнулись военные на Ла Монеде. Небольшой, изящной архитектуры дворец, возведённый в конце XVIII века, кажется белым парусником, чайным клипером на фоне дредноутов современных многоэтажек. Серые громады плотным стальным ордером окружили площадь Конституции, растянулись вдоль главной улицы Сантьяго – Авениды Генерал Бернардо О’Хиггинс. Классицизм просветительского века смотрится хрупким и неуместным в мрачном кильватерном строю циничного и жестокого двадцатого столетия. Ла Монеда, строившаяся как монетный двор (отсюда и название – la moneda – монета), уже более ста пятидесяти лет служит резиденцией чилийских президентов. Сальвадор Альенде, которого свергали военные 11 сентября 1973 года, тоже обитал в Ла Монеде.  Президент Чили, несколько десятков бойцов личной охраны и сотрудников аппарата защищали конституцию страны с автоматами в руках. Их бомбили с воздуха, расстреливали артиллерией, и штурм дворца закончился предсказуемо: чилийская армия одержала победу над чилийской Конституцией и чилийским президентом. Сальвадор Альенде погиб в бою. Правда, сначала военные утверждали, будто он застрелился. Собственно, здесь и заканчивается типично латиноамериканская «насадка» военного мятежа на ситуацию подготовленного государственного переворота. Впрочем, от более поздней иракской и совсем свежей ливийской она отличается немногим. В Ираке вместо национальной армии использовался натовский контингент войск вторжения, а в Ливии – наёмники. Ну и опять же Сальвадор Альенде подпортил обедню – не стал прятаться, как Саддам Хусейн, или убегать, как Муамар Каддафи, а взял и погиб с оружием в руках, снискав тем самым в памяти поколений славу героя и мученика. То есть, несмотря на тактический и стратегический успех военных, вышел из этой схватки победителем, пусть и посмертно.

Бархатные революции с наждачным навершием

Сами же события, предшествовавшие 11 сентября 1973 года в Чили, их подоплёка и скрытый смысл очень напоминают случившееся сравнительно недавно на севере Африки, да и не только там. Хотя, тайные смыслы этих переворотов ведь, как ни крути и какие красивые названия им ни подбирай – «бархатная революция», «арабская весна» или и того краше – «революция роз», по сути своей остаются государственными переворотами, содержат секрет Полишинеля. Всё, что случилось с Ираком, а потом с Тунисом, Египтом, Ливией; всё, что происходит сейчас с Сирией и, наверное, скоро произойдёт с Ираном, имеет под собой нефтяные интересы. Это настолько очевидно, что Соединённые Штаты не особенно и отпираются от этой своей заинтересованности.
В Чили нет нефти. Но там есть медь, по запасам и экспорту которой страна занимает первое место в мире. 11 июля 1971 года Сальвадор Альенде подписал указ о национализации чилийской меди, изгнав из Чили иностранные добывающие компании. Именно этот июльский день, а вовсе не раннее сентябрьское утро 1973 года, и явился началом переворота. 11 июля 1971 года, подписав указ о национализации, Сальвадор Альенде, умеренный социал-демократ по убеждениям и принадлежности к социалистической партии, сразу стал «красным», «комми» и, естественно, «врагом Америки», а Чили превратилась во «вторую Кубу». Никсон поставил перед ЦРУ задачу развернуть «полномасштабную операцию против Альенде и его правительства, вплоть до экономического краха Чили и смены президента». Советник Никсона по национальной безопасности, а в скором времени и госсекретарь Генри Киссинджер подвёл теоретическую базу под этот процесс: «Я не понимаю, почему мы должны спокойно смотреть, как целая страна скатывается к коммунизму, только благодаря безответственности её народа. На кону стоят вещи  слишком серьёзные, чтобы позволить чилийским избирателям решать их самостоятельно».


Тайком по парку

В третьей секции парка Чапультепек ощущаешь себя, как в лесу. Нет, разумеется, Чапультепек не похож на сельву – всё же парковый ансамбль, расположенный почти в центре Мехико, граничащий с резиденцией мексиканских президентов «Лос Пинос». Но предназначенная для пикников и верховых прогулок третья секция создаёт полную иллюзию умеренной дикости и оторванности от цивилизации. Здесь легко затеряться и, благодаря безлюдью и тишине, нетрудно заметить чужое нежелательное присутствие. Наверное, именно поэтому Серхио Спинетти выбрал третью секцию Чапультепека для нашей встречи. Дело происходило в десятую годовщину переворота в Чили. Серхио Спинетти, тогда он звался так, был политическим эмигрантом, для которых Мексика традиционно держит двери открытыми. При Сальвадоре Альенде он занимал пост в правительстве Народного единства, не высокий, но и не маленький – директор департамента в одном из министерств экономического блока. Нервная оглядка Серхио объяснялась просто – после убийств бывшего министра обороны Чили генерала Карлоса Пратса в Буэнос-Айресе и бывшего министра иностранных дел Орландо Летельера в Вашингтоне, после загадочных смертей и исчезновений в разных уголках планеты ещё ряда чиновников кабинета Альенде и деятелей Народного единства, любой причастный к ним начинал испытывать нервозность. «Мы ощутили давление некой мощной внешней силы ещё во время избирательной кампании Сальвадора Альенде», – рассказывал Серхио. Высокий, худой, спортивный, с гладко зачёсанными назад редеющими волосами, он походил больше на американца, на «гринго», чем на чилийского инженера. Повсеместно начали распространяться листовки с идиотскими утверждениями, будто Чичо (так часто звали Сальвадора Альенде друзья и сторонники) – агент Кремля и Гаваны. Их разбрасывали на улицах, раскладывали в кафе, на рынках, в магазинах, школах.  Чили была буквально завалена этой продукцией. Многочисленные радиостанции, у которых вдруг образовались деньги на круглосуточное вещание, кричали о грядущем обобществлении детей и женщин, о создании коммун, где всё должно быть общим, о поголовном изъятии собственности вплоть до наручных часов. Ведущая газета «Эль Меркурио» стала публиковать пространные рассуждения экспертов о советских колхозах и о том, как русские будут обустраивать их в Чили. Газеты помельче предрекали размещение кубинских военных гарнизонов во всех крупных чилийских городах. В буржуазных кварталах витали слухи о разрушении церквей и запрете религии, о введении нормативов на одежду и продукты, о реквизиции личных автомобилей.
Можно себе представить, как был перепуган обыватель! Но выборы Сальвадор Альенде всё же выиграл, пусть и с минимальным перевесом. Народ – рабочие, крестьяне, интеллигенция – жаждал перемен. И Альенде поверили. Однако, по словам Серхио Спинетти, информационное наступление на нового президента и правительство Народного единства не ослабело с этой победой. Напротив, многократно возросло. Особенно злой, провокационной, массированной стала антиправительственная пропаганда после принятия закона о национализации меди. «Эль Меркурио» сорвалась с цепи, подвергая жесточайшей критике каждый шаг, каждый жест кабинета Сальвадора Альенде.
– Знаешь, – рассказывал Серхио, – даже я, убеждённый сторонник Альенде и его реформ, иной раз впадал в растерянность. Наслушаешься всей этой белиберды, насмотришься на перекошенные злобой лица буржуазных дамочек, как они, не жалея дорогущего маникюра, колотят крышками о днища кастрюль… против экономического кризиса протестуют… Трудно им живётся… Столкнёшься с бессрочными забастовками водителей грузовиков – этим тоже плохо! А сами снабжение целых городов полностью парализуют… Пустые полки магазинов, очереди за хлебом, карточки на самые необходимые товары – на их совести были… И на совести крупного капитала, у которого в Чили были интересы. Международные банки и финансовые организации не давали нам кредитов, партнёры отказывались от сделок с чилийскими фирмами, торговые представительства и офисы наших компаний за рубежом закрывались и изгонялись. Мы попали в настоящую блокаду, а ЦРУ платило профсоюзу водителей за каждую забастовку и раздавало продукты участникам антиправительственных демонстраций…
Проговорили мы тогда долго – уже смеркалось.

Пора было выбираться из третьей секции парка Чапультепек обратно в цивилизацию. Но Серхио Спинетти никак не мог остановиться. И рассказывал-то он всё больше о вещах известных, не раз слышанных и, как ни цинично это может прозвучать, уже набивших оскомину.  Зверства военных, тайные тюрьмы, насилие, пытки, Национальный стадион, превращённый во временный концлагерь, и постоянные концлагеря на севере и юге страны… Всё, что последовало за переворотом, и стало жизнью Чили на несколько долгих лет.
– Будешь читать текст интервью? – спросил я его, когда мы наконец вышли к стоянке, где подрёмывали в одиночестве наши автомобили.
– Наверное, не получится. Завтра я уезжаю из Мексики. Мы вряд ли ещё когда-нибудь встретимся, Мигель. И вообще, зачем мне его читать? Я тебе доверяю…
–Тебе не нравится здесь, в Мексике?
–Птица кружит над нами, – ответил Серхио, усмехнувшись.
–Какая птица? – Мой взгляд непроизвольно устремился в загустевшие жёлто-серым смогом вечерние небеса Мехико.
–Кондор… Он меня, кажется, высмотрел,  – вновь усмехнулся Серхио.
Бред какой-то! Да и не водятся в Мексике кондоры! И тут до меня дошло: он говорил об операции «Кондор», о следующей фазе психологической войны против Латинской Америки.

Цель оправдывает средства

Было бы наивным полагать, что благоприятный для США режим устанавливался в одной отдельно взятой стране – Чили. В те годы дестабилизационный сценарий с последующим восстановлением порядка силами военных применялся во всей Южной Америке. Так и подмывает продолжить: как сегодня – по всему арабскому Востоку. Но, полагаю, читатель уже и сам не забывает проводить подобные параллели. Эту модель государственного переустройства отчего-то принято считать латиноамериканской, на самом деле, она универсальная. Просто «обкатку» проходила там, в Латинской Америке.
В 1964 году именно такими методами было покончено с демократией в Бразилии; в 1966-м и в 1976-м – в Аргентине; в 1968-м – в Перу; в 1973-м – в Боливии, Уругвае и Чили. В Парагвае с середины 50-х восседал на диктаторском троне генерал Альфредо Стресснер. Венесуэла, Колумбия, Эквадор также не избежали ни диктатур, ни переворотов.
«Кондор» распростёр крылья над Южной Америкой благодаря двум обстоятельствам. Первое и, пожалуй, самое весомое – Доктрина национальной безопасности, принятая Соединёнными Штатами после победы кубинской революции в январе 1959 года и навязанная всему континенту. Стратегия, которую определял этот документ, утверждала необходимость «политического и военного контрнаступления против угрозы национальной безопасности латиноамериканских государств». Главной угрозой доктрина признавала распространение на континенте «социалистической идеологии».
Поэтому не стоит думать, будто «холодная война» велась исключительно методами пропаганды в эфире. В «третьем мире» – в Латинской Америке, Африке, Юго-Восточной Азии – она принимала достаточно горячие формы и уносила тысячи жизней. А в конкретных случаях Корейской войны, агрессии США против Вьетнама, советского вторжения в Афганистан – и сотни тысяч. Впрочем, в Латинской Америке, сотрясаемой идеологическими катаклизмами, растянувшимися на десятилетия, тоже гибли десятки тысяч человек. Вот лишь несколько примеров высоких температур «холодной войны» в Западном полушарии: гражданская война в Гватемале, длившаяся с 1960-го по 1996-й, стоила 200 тысяч жертв; аналогичная война в Сальвадоре с 1980-го по 1992 год обошлась в 85 тысяч жизней; почти полвека ещё и сегодня не завершившейся борьбы против партизан в Колумбии унесло около 350 тысяч; война в Никарагуа с 1980-го по 1990-й
– свыше 50 тысяч жертв. Список неполный, его можно продолжать, упоминая и Перу, и Боливию, и все остальные страны континента. По сведениям ООН, 90 процентов жертв латиноамериканских войн и внутренних вооружённых конфликтов – гражданские лица, по преимуществу женщины и дети. Вторым обстоятельством, запустившим в латиноамериканские небеса операцию «Кондор», стали беженцы и перемещённые лица, наводнившие Южную Америку в результате упомянутой выше серии государственных переворотов. Люди пересекали границы, уходя от репрессий, самые решительные из них пытались начинать вооружённую борьбу с установившимися режимами, предпринимались попытки оппозиционной агитации. Военные сбивались с ног, национальные секретные службы оказались неспособными справиться с этими потоками в одиночку, хотя работали, не покладая рук. По некоторым данным, в период с середины семидесятых годов прошлого века до начала восьмидесятых в странах так называемого Южного конуса было совершено 50 тысяч подтверждённых политических убийств, 30 тысяч человек пропали без вести, 400 тысяч прошли через тюрьмы и концентрационные лагеря. Количество беженцев, мигрировавших из одной страны в другую, спасаясь от жестокостей властей и в поисках средств к существованию, оценивалось в четыре миллиона человек. Разумеется, самостоятельно контролировать такую массу постоянно перемещавшихся через границы людей ни одна спецслужба не могла.
Тогда дружественные режимы решили объединить усилия и возможности своих секретных служб. Идея создания общего репрессивного механизма принадлежала, кажется, Аугусто Пиночету, а, скорее, вызрела в коридорах Лэнгли и была лишь высказана генералом. Как бы то ни было, эта интеграционная инициатива исходила от  чилийской тайной полиции DINA, и диктатор не мог не знать о столь важном начинании.
В ноябре 1975 года DINA пригласила шефов военных разведок Аргентины, Бразилии, Парагвая и Уругвая поговорить о сотрудничестве. На той встрече обсуждали методы сбора и обмена информацией о политических группировках и их лидерах между специальными службами стран Южного конуса. На последующих двусторонних и многосторонних переговорах затрагивались уже и вопросы реализации совместных операций по похищению, транспортировке и устранению политических противников на территории государств – членов консорциума. Проект получил красивое, романтическое название «Кондор».

 

Концы в воду

Таким вот естественным образом, под диктовку обстоятельств, в сложившейся интеграционной схеме секретных служб пяти государств Южной Америки наметились три основных направления деятельности. Операция «Коломбо» проводилась против потенциальных и реальных политических противников военных режимов на территории стран-союзников. Это была «внутренняя» операция, и нужно отметить, она не представляла собой какой-либо сложности для спецслужб, уже поднаторевших в подавлении инакомыслия. Они споро освоили методы проведения совместных акций, наладили обмен информацией относительно перемещений и планов вожаков оппозиционных групп, лидеров партий, влиятельных политических беженцев, рядовых активистов оппозиции. Как правило, люди исчезали без следа – их хватали на улицах, в домах, в убежищах для беженцев, переправляли в тайные и явные тюрьмы и концлагеря, под пытками выбивали нужную информацию и уже «выпотрошенных» убивали, пряча или уничтожая тела. Аргентинские специалисты ввели в моду «полёты смерти», когда людей сбрасывали в воды Рио-де-ла-Плата с вертолёта, летящего на километровой высоте. Очень удобно – гибель гарантирована и возни с последствиями никакой. Концы в воду в буквальном смысле. Там, где не было большой воды, или до неё было далеко, людей выкидывали из вертолётов над крокодильими болотами как, например, в Парагвае; над разливами Амазонки, кишевшей пираньями, как в Бразилии. Разумеется, большинство жертв закапывали в тайных захоронениях – вертолётов на всех, кого следовало уничтожить, было не напастись. В ходе операции «Коломбо», особенно на заключительном её этапе, дружественные секретные службы освоили не только взаимодействие, но и взаимовыручку. Как это было в случайно ставшем достоянием гласности деле о 119 пропавших без вести чилийцах. Заигрывая с мировым общественным мнением, Аугусто Пиночет приподнял железный занавес над Чили. Конечно же, под него сразу полезла международная комиссия по правам человека, которая собралась расследовать один из фактов массового убийства оппозиционеров. Люди из DINA сориентировались моментально – документы убитых в концлагерях чилийских активистов передали аргентинским коллегам из «Трёх А». Ночью те раскидали по окраинам Буэнос-Айреса 119 обезображенных трупов, снабдив каждый соответствующим чилийским документом. Наутро с десяток столичных жёлтых газет опубликовали материалы о сведении счётов и перестрелках между боевиками  MIR. Газеты не скрывали своего возмущения «наглостью чилийских террористов, избравших Буэнос-Айрес местом выяснения отношений». Полёты «Кондора» за пределы альянса назывались операцией «Третья фаза» (La Tercera Fase). Надо сказать, внешние операции «Кондора» стартовали ещё до его официального оформления – устранение противников за пределами конкретной страны становилось всё более настоятельным, ситуация диктовала решения. Пока оперялся «Кондор»,  обходились двусторонним сотрудничеством по линии ЦРУ – национальная спецслужба и эпизодическим использованием агентуры дружественных режимов. Третье направление полёта «Кондора» – Центральная Америка. Вернее, обеспечение «идеологической границы», которая, в соответствии с доктриной национальной безопасности, пролегала в 80-х годах прошлого столетия именно по этому региону. «Кондор» обеспечивал инструкторов антикоммунистическим «эскадронам смерти», которые сеяли террор квадратно-гнездовым методом, никарагуанским «контрас», армейским частям специального назначения Сальвадора, Гватемалы и Гондураса. Аргентинские, чилийские, бразильские, уругвайские офицеры руководили «акциями устрашения» и антипартизанскими операциями; полицейские и тайных дел мастера натаскивали центральноамериканские спецслужбы на борьбу с идеологической крамолой, партийными ячейками и городской «герильей».

Так было. Сегодня «Кондор» уже не парит над  Латинской Америкой. Одиноко сидит на скале, нахохлившийся и печальный. Военных диктатур в регионе не осталось, нет концлагерей, подпольных узилищ и тайных пыточных. Многих самых ретивых участников проекта осудили, и теперь они предаются размышлениям в демократических тюрьмах, где пытки и издевательства над заключёнными не применяются. Но какой крови и скольких страданий стоил латиноамериканцам полёт этой птички! И кто знает, не взлетит ли «Кондор» снова, если где-то вдруг запахнет падалью? Твёрдых гарантий не даёт никто.


Михаил ЮРЬЕВ