78 лет со дня создания НКВД. Реформы органов госбезопасности в СССР

Действительно, реформы органов государственной безопасности проходили довольно часто, и они имели свою внутреннюю логику и объяснение. Но, прежде всего, речь шла о сохранении их репрессивной сущности, и очень часто это реформирование было связано с расширением или, наоборот, сужением репрессивных и внесудебных полномочий данной организации. 

Так, реформа ВЧК после окончания Гражданской войны и образование ГПУ в составе НКВД РСФСР, которое возглавлял Дзержинский, конечно, имело отчасти и последствием некоторое сужение репрессивных полномочий. Но тем не менее, репрессивные полномочия оставались довольно значительные, потому что сохранялась коллегия, которая имела возможность выносить решения о расстреле, то есть вплоть до высшей меры. 

Сталин, когда ему задавали вопрос относительно системы ГПУ — Государственного политического управления, пришедшего на смену ВЧК — довольно точно определил характер этой организации, он сказал, что ГПУ — это наш «военно-политический трибунал». Это был инструмент в руках Центрального комитета ВКП(б), в руках Сталина. 

Много разговоров ведётся о реорганизации ОГПУ в июле 1934 года, потому что внятного объяснения в директивных документах Политбюро и партии нет. Кроме одного. На XVII съезде было решено уйти от коллегиальности в руководстве наркоматами и перейти к единоначалию. 

А ОГПУ — был как раз коллегиальным органом. Руководство им осуществляла коллегия во главе с председателем Объединенного государственного политического управления. 

Это первая причина реформ. 

Вторая причина — при выпуске постановления ЦИК СССР от 10 июля 1934 года, где на базе упраздненного ОГПУ СССР было организовано единое союзно-республиканское ведомство — Наркомат внутренних дел, у этого наркомата были ограниченные внесудебные полномочия. То есть право коллегии ОГПУ СССР выносить внесудебные приговоры вплоть до расстрела у НКВД уже отсутствовали. 

Тем не менее, в НКВД сохранилось Особое совещание. Оно имело право рассматривать дела и выносить внесудебные решения вплоть до 5 лет ссылки, высылки или заключения в лагерь. То есть, в каком-то смысле организация НКВД — это было мероприятие в русле большего регламентирования с точки зрения законности данного аппарата. 

Но, как всегда бывает, такие вещи длятся недолго. 

Уже после 1 декабря 1934 года (после убийства Кирова) началось постоянное расширение полномочий НКВД. Уже в мае 1935 года вновь были введены тройки при региональных управлениях и наркоматах НКВД на местах, и они имели тоже право внесудебного решения, но ещё не до высшей меры. Не так, как это было во времена существования троек Полпредств ОГПУ в регионах. 

В 1937-38 годах НКВД развернулся в полной мере, когда были задействованы несколько механизмов внесудебного осуждения. Это были и тройки местных органов НКВД, которые имели право выносить решения вплоть до расстрела, и Комиссия НКВД и Прокурора СССР, рассматривавшая поданные с мест списки и выносившая решения вплоть до расстрела, и система расстрельных списков, которые подавались Сталину и его ближайшему окружению для утверждения, которые предрешали решения Военной коллегии Верховного суда. 

Ну а Особое совещание тоже расширяло свои полномочия. В апреле 1937 года оно получило право выносить решения до 8 лет лагерей. В том же 1937 году в сентябре по делам о польском шпионаже до 10 лет лагерей. В 1940 году получило право выносить решения конфискации имущества, и, наконец, в ноябре 1941 Особое совещание НКВД получило право выносить решения вплоть до высшей меры. То есть постепенно внесудебные полномочия вернулись. 

А замышлялась в 1934 году эта реформа как некое чёткое разграничение судебных полномочий. Были организованы спецколлегии областных судов, которые должны были рассматривать дела, которые расследовались НКВД. И часть дел, в отличие от прежних лет, должна была передаваться на военные трибуналы. 

Это, конечно, была некоторая новация по сравнению с временами ОГПУ.

Конечно, причины всегда есть, и необходимость мы можем вывести с легкостью, потому что, например, тот же самый Наркомат внутренних дел накануне 1941 года разросся в огромную структуру, которая в себя вмещала не только функции государственной безопасности, собственно, разведку, контрразведку, госбезопасность на транспорте и особые отделы... Туда же выходили в большом количестве всевозможные лагерные конгломераты, главки и управления. И в целом структура НКВД по сравнению с 1934 годом, где она составляла несколько тысяч человек, к 1941 году уже доходила чуть ли не до 32 тысяч человек, или даже чуть больше. И это уже был, в общем, мало управляемый наркомат. 

Так что, разукрупнение Наркомата внутренних дел в феврале 1941 года на НКВД и НКГБ было вполне назревшей вещью. Другое дело, что как только началась война, они были снова слиты, и военная контрразведка опять вернулась в состав НКВД, хотя её в феврале 1941 года передали в ведение армии. 

То есть, в конечном счёте эти реорганизации отражали некоторый общий событийный фон, и, соответственно, те задачи, которые должны были концентрироваться в том или ином наркомате. 

В условиях, когда армия отступала, может быть, и был смысл концентрировать и внутренние дела, и государственную безопасность, и военную контрразведку в одном ведомстве. Но, заметим, как только Красная армия встала перед перспективой серьезного наступления, в апреле 1943 года, вновь произошла точно такая же реорганизация, как в 1941 году, только на этот раз военная контрразведка получила название СМЕРШ. Она так же, как и в 1941 году, снова вошла в состав Наркомата обороны. 

В каком-то смысле все эти изменения — вполне логичны. Другое дело, что они не меняли репрессивной сущности всех этих структур.

История сложная. Потому что в 1953 году после смерти Сталина (здесь уже побудительным мотивом выступала не политическая или государственная необходимость, это делалось по желанию Берии, в угоду его политических амбиций), министерство госбезопасности и министерство внутренних дел слились в одно общее МВД. Это действительно была кардинальная реформа, и было создано министерство-монстр. 

Но Берия, между тем, освободился от большей части хозяйственно-лагерных подразделений, передав их в соответствующие профильные министерства, а сам ГУЛАГ передал в министерство юстиции. Ему хотелось освободиться от лишней хозяйственной работы. Хотя особые лагеря, где содержались непосредственно противники режима, они остались в ведении МВД. 

Этот поступок Берии на самом деле привёл к далеко идущим последствиям. Дело в том, что с его стороны было абсолютной бестактностью возглавить репрессивный аппарат, который вызывал страх у бывшего сталинского окружения. 

Берия должен был быть равным среди равных. Он пытался стать первым среди равных. 

И в данном случае он поступил так, как поступают те, кто не думает о последствиях. Подписал себе приговор. 

Потому что на руках оказался аппарат репрессий, аппарат слежки, аппарат дознания, дело охраны членов Президиума ЦК... Берия этим обратил против себя всех остальных членов Президиума ЦК, которые со страхом всегда смотрели на эту сталинскую вотчину. 

У него желание возглавить Министерство внутренних дел скорее всего шло от старой привычки контролировать возможные негативные материалы, которые там скапливались против него самого. Но он допустил роковую ошибку, и уже после его ареста шёл постоянный процесс каких-то согласований, сокращения аппарата МВД, пересмотр функций, пересмотр полномочий. 

В конце концов, этот процесс закончился 13 марта 1954 года, когда госбезопасность окончательно была выделена в самостоятельное ведомство, а МВД осталось министерством, которое занималось милицией и лагерной системой.

Одним словом, где-то есть рациональные мотивы, но когда мы говорим о реорганизации 1953-1954 года, то здесь скорей аппаратно-политические мотивы.

Дублирование на самом деле спецслужбам вовсе не мешает. Наоборот, какая-то структура занимается политическим инакомыслием и террористическими высказываниями, какая-то — поиском шпионов. Если они перекрываются, ничего страшного для репрессивной системы не происходит. 

Что касается эффективности, то эффективной работой в те времена были поиски несуществующих врагов. Судя по размерам реабилитации, которая состоялась в хрущевское время, потом в горбачевское время, можно говорить о том система работала эффективно в смысле раздувания и создания фальсифицированных дел. Она проводила широкие репрессии и ничем не была ограничена в своих насильственных действиях.

Надо сказать, что в советское время эта часть работы НКВД всячески выпячивалась — для того чтобы замолчать политически репрессивную систему. 

Но не надо забывать, что в 1937 — 1938 годах в большом терроре участвовали все подразделения НКВД, независимо от того, какая изначально у них была функциональность. И милиция, и пограничные войска активно участвовали в массовых операциях по репрессированию. Для содержания арестованных использовались предварительные камеры милиции. Для арестов были выделены не только милиционеры и технический персонал, но и курсанты школ и милиции, и пограничников, и госбезопасности. 

Это был аврал, потому что масштаб арестов с июля 1937 по ноябрь 1938 был такой, что ежемесячно арестовывалось около 100 тысяч человек. Всего было арестовано свыше 1,5 миллионов человек в ходе так называемых «массовых операций». Если говорить о работе милиции в разные годы, то не могу сказать, что эта система работала как-то иначе, чем контрразведка. Если говорить о состоянии преступности, то она всегда была высока в советские годы. И были времена всплеска преступности. 

В принципе законность никогда не была ограничителем для действий и милиции, и государственной безопасности, даже паспортный режим был одним из инструментов для репрессий. 

В конечном счёте говорить о том, что милиция не нарушала законность в советское время нелепо, потому что она не могла быть исключением из общих правил.

На основании фактов можно судить о том, что Сталин, во-первых, начиная с 1922 года (это было специальное решение Политбюро), персонально контролировал систему ГПУ, а потом, соответственно, систему НКВД, МГБ, МВД. 

В сталинской практике было не только следить за персональными кадровыми перемещениями в этой системе. Он часто устраивал чистки в организации. Степень сталинского участия в репрессивной политике — она была просто всеобъемлюща. 

И он не просто направлял репрессивную политику в то или иное русло, он следил за расстановкой чекистских кадров и читал все важнейшие протоколы допросов по всем важнейшим арестованным, которые были в НКВД, НКГБ. Это видно из массы изданных документов. 

Он делал пометы на полях, кого арестовать, кого нужно бить, давал персональные указания об избиениях и о пытках. 

На самом деле Сталин и был истинным руководителем государственной безопасности, в отличие от его назначенцев — министров или наркомов.

Персонально после 1937-38 гг. это, конечно, самая верхушка. В 1937-38 году и в более ранние годы на Политбюро утверждались наркомы внутренних дел или до этого полпреды ОГПУ, и, соответственно, их заместители, начальники самостоятельных подразделений центрального аппарата. В 1940-ые годы этим занимался чаще секретарь ЦК, который отвечал за кадровую работу. 

Что касается назначения членов коллегии МГБ, например, в 1950 году, то в этом случае Сталин персонально рассматривал их состав, соответственно, и заместитель министра и кандидатура самого министра без соизволения Сталина никак не назначались. 

Так что у Сталина не было причин бояться организации, которую он сам возглавляет, хотя и неформально. Он, конечно, опасался неконтролируемых процессов. Но это скорее был паранойяльный страх, нежели что-то рациональное. Он действительно старался держать в руках все нити. 

А вот другие боялись. Даже те, кто был постоянным визитёром сталинского кремлёвского кабинета. Они прекрасно понимали, что Иосиф Сталин может расправиться с любым из них. 

Органы госбезопасности, на самом деле, в советское время никогда не были просто государственным аппаратом управления. Это были политические органы центрального комитета Компартии.