Гражданское общество

Листая случайно попавшийся под руку старый журнал, обнаружил статью про город Александров:

«Я перемещаюсь в другое кафе. Маленький зальчик, несколько столов. Четверо бритоголовых посетителей в кожаных куртках. Они стоят около стойки, попивают пиво и о чём-то разговаривают с девушкой-барменом. Времени второй час ночи, для туристов поздновато. Но у меня, видимо, на физиономии написано, что я турист.

Один из пацанов подходит к моему столику.

- Ты, этого, не беспокойся. Мы тут типа отдыхаем. Пей, кушай, пожалуйста.

И снова отошёл к своей компании.

Для чего он это сделал? Для того, что и сказал, – чтоб я не беспокоился. Потому что это его город, а я гость, приехавший полюбопытствовать на слободу Ивана Грозного и непонятным образом вдруг оказавшийся один глубокой ночью на окраине в кафе для местных. И, по идее, мне действительно должно быть страшно или, в крайнем случае, тревожно. А это неправильно, ведь приехал я с добрыми намерениями и не должен испытывать никаких неудобств. То есть он подошёл из самых добрых, благородных чувств.

Компания у стойки поворачивается ко мне и ободряюще, приветливо кивает.

- Можно я вас сфотографирую?

- Не стоит, – говорят они и разом отворачиваются.»

(А. Митрофанов, «Столица 101 километра», журнал «Саквояж СВ», июнь 2006)

Прочтя, подумал что-то вроде: наверное, так и надо, особенно в малых городах; потому, что либо вот так, либо «правоохранительные органы обратились к видным представителям диаспор с просьбой выдать подозреваемого»… Ну, и всё в этот духе. Ещё погрустил на тему, что мир с такими порядками будет мне чужим, не привыкну, «старого пса новым фокусам не научишь».

Потом хмыкнул: а ведь видели это всё, «пацаны с раёона» отличались от «назначенных сверху чиновников» только тем, что обособлялись от невнятного «прочего населения» и от его интересов и забот резче, и с классово близкими чужаками начинали «вести дела», по большей части к своей конечной смертной невыгоде…

Нет, не то всё…

Впрочем, самоуправление в заданном пространстве-времени у меня вообще больше скепсис вызывает (не буду иметь ничего против, если реальность меня переубедит).

«В отдельности каждый из них все хорошо понимает и отвечает, что нельзя ничего сделать там, где сорок хозяев.

И все признают, что так быть не может и нужна какая-нибудь власть:

 — Друзья товарищи! Власть находится в нас самих.

— Стало быть,— говорят,— не находится.»

(М.М. Пришвин, «Дневники»)

P.S. (отвлекаясь от написанного выше): А вообще, это всё, конечно, важно, но самый ужас экзистенциальный вызвало у меня прочтение этого: «надо готовить студентов к тому, чтобы они читали русских классиков, как написанных на чужом языке». Одно радует, за последние 25 лет я прочёл текстов, в которых так или иначе хоронили «архаичную русскую классическую литературу» (культуру etc.) сотни, и многих бодрых похоронщиков даже лично пережил. Но если Господь отмерит мне ещё столько же, сколько я прожил, или хотя бы полстолька – доживать всё одно придётся в чужом, незнаком мире… Такие дела.