Народ, надо держать в темноте, иначе им неудобно манипулировать

 Прошлая неделя войдет в биографию страны двумя вехами. Сначала Герман Греф взорвал блогосферу сенсационными рассуждениями на форуме в СПб: народ, мол, надо держать в темноте, иначе неудобно им манипулировать, а без этого тру-дно управлять. Затем культурный Мединский на Московском кинофестивале едва опознал Сокурова с Темиркановым, потеснил Катрин Денёв, а там и вовсе не вручил ей награду. Близость в историческом времени этих событий не случайна: в них, как в двух каплях воды, отражена сама суть эпохи.

Анекдотец ваш…

В свое время (кстати, тоже достаточно фашизоидное) Гессе метнул бисер, породив неологизм «фельетонная эпоха». Мы уверенно сваливаемся в эпоху анекдотическую. Хроники царствования все более напоминают собрание анекдотов в старом смысле — как реально бывших забавных историй. Если окинуть мысленным взором череду резонансных событий последнего времени, перед нами предстанет величественное полотно. Полномочный вагоно-строитель с мужиками на танке, «Брегет» и дьявольская пыль, ракетки средней дальности с разделяющимися воланами, бандерлоги в презервативах, амфоры, полеты над пожаром и наяву… Вся эта ретроспектива вызывает у людей самого широкого профиля жизнеутверждающий хохот и гомерическую оторопь.

Анекдот в данном случае — не попытка уесть, а квалификация главного жанра политической жизни нашего времени. Каждое новое последнее сказанье в этой летописи не просто передают, а именно травят — часто с ненормативом в последней стадии. Тот факт, что все это веселье может обернуться бедой и кровавыми слезами, не меняет жанра. Чтобы поддерживать что-то подобное в лихие 90-е, Ельцину нужно было падать с моста дважды в месяц. Такого сгущения поводов удивиться и поржать не было давно или никогда — и это материал для выводов. Если система не срабатывает даже в такой ерунде, как форумы и кинофестивали, и делает посмешище хроническим, значит, в ней что-то сильно не так и она обречена. Смешное долгим не бывает: в жизни — к сожалению, в политике — к счастью.

У последнего рубежа

Анекдотические ситуации неизбежны, когда люди заняты не своим делом.

Кадровые назначения по критерию лояльности вошли в норму давно. Это еще не полная девальвация профессионализма, но во власти не осталось людей, способных всерьез сказать что-либо поперек или хотя бы под углом. Теперь же приходят не просто лояльные, но верные истово, демонстративно и заполошно. Уже подмечено, что в этом стремлении опереться на «беззаветных» просматривается оценка ситуации и самоощущение людей во власти. То ли это «последний полк, готовый стрелять» (Гайдар), то ли «четырнадцатилетний мальчишка с фаустпатроном» из фильма «Щит и меч», который в последнем бою ценнее, «чем тысяча мудрецов, пытающихся доказать, что шансы нации упали до нуля».

Лояльность убивает компетентность. Новая кадровая политика вывела в топ анекдот про интеллигентную истерику Изольды Павловны, секретарши в Минкульте: «Тридцать лет ждала этого звонка, и вот сегодня: «Алло! Это прачечная?» — …а я растерялась!» Забытое дамой слово — готовая вывеска для заведения, в котором культуру мешают с идеологической борьбой и контрпропагандой. Но скандал был ожидаем: на культуру «бросили» человека ей чужого, партийного и склонного к некультурным заимствованиям. Теперь все гадают, что это было: ляп Медведева на обрывке карт-бланш после рокировки — или еще один прицельный плевок в интеллигенцию?

Кадровыми капризами, как на Урале, Путин демонстрирует триумф воли на обломках самовластья. Это намек элитам, в лояльность которых он уже не верит (хотя такие «сильные» жесты лишь усугубляют разброд). Это сигнал трудовым массам: я за вас и против московского планктона, несмотря на ЖКХ и цены на водку. И это аванс очереди карьеристов (но и те в итоге обижены: осчастливили одного, тогда как голосить от лица «мужиков» может любой). Всё это жесты сильные, но с отдачей: квартиры, подаренные стукнутым бойцам, тоже обозлили и простых очередников, и «космонавтов», не догадавшихся против правил снять пыльные шлемы.

Хотя в вопросе с Минкультом скорее ждали понимания: вот вам юный доктор, профессор, энергичный автор книг о былом. Поток компромата про плагиат, исторические провалы в образовании и пр. стали неприятным сюрпризом. Видно, машина аппаратной проработки решений, визирующая все, вплоть до поздравительных телеграмм, сломалась при перевозке (тогда же премьер «дал указание» Центробанку поддерживать курс рубля, хотя любой юрист знает, что ЦБ независим и правительству не подчиняется). Это была кадровая ошибка: человек будет делать, что умеет — создавать информационные поводы вокруг себя. А поскольку с культурой проблемы, эти поводы, естественно, будут анекдотическими.

Казус «тонкого модератора»

Казалось бы, Греф в последнюю очередь относится к категории бойцов последнего рубежа. Однако и здесь дефицит боевых единиц. Когда после сенсационного спича на форуме дым рассеялся, на площадке обнаружился все тот же глава Сбербанка с пояснениями: это он так пошутил, чтобы оживить дискуссию, а у его критиков не хватило чувства юмора. Затем возник силуэт руководителя Фонда «Общественное мнение» Ослона, сказавшего, что это была «профессиональная тонкая работа модератора». Но сам факт, что оживлять дискуссию пришлось имитацией приступа мракобесия, тоже говорит о кадровом голоде. Тему взяли острейшую: кризис управления, но не осталось квалифицированных аналитиков, которым можно было бы ее доверить без риска нарваться на скандальные выводы. Дежурная бригада аналитиков исписалась, дискредитирована показной лояльностью и в обществе не котируется. Поэтому собрали людей приличных, но надежных — а в итоге получили столь гладкий разговор, что его пришлось разогревать провокациями. И то без толку. Управление министерством, банком, фондом и даже газетой необязательно учит навыкам строить политологические модели, развлекая большие аудитории.

Но хуже другое: Грефа абсолютно всерьез восприняли не только бытовые блогеры, но и серьезная пресса и даже сами участники дискуссии (ролик гуляет в сети: остановившиеся глаза, вытянутые лица, головы, кивающие в знак согласия). Обструкция выступления «тонкого модератора» продолжается и после того, как всем доложили, что это был всего лишь изящный троллинг для оживляжа. Людям объяснили, что доцент тупой, а они по-прежнему требуют, чтобы повязка сползала не так реакционно.

Грефа сначала не поняли, а теперь не слышат, потому что он в шутку сказал страшную правду.

Кремлевские обскуранты

Беда в том, что в своей пародии начальник Сбербанка отчетливо воспроизвел вполне слитный нарратив, который он явно не раз слышал в тех самых коридорах.

Мировоззрение режима без какой-либо иронии включает идею эсхатологии, избранности и мессианства. В заветных уголках сознания люди верят, что они страну спасли, спасают и еще спасут. Это не мешает им просчитывать реальные последствия и перспективы правления, готовясь к худшему: предчувствие краха становится общим. Когда говорят, что вариант смены элиты (управляющей компании) «не считается», имеют в виду, что этот вариант не рассматривают как рабочий только потому, что он вовсе кошмарен для команды спасателей. Но раздвоенное сознание тут же легко переключается в другой режим: этот слепой народ надо вести за руку если не в светлое будущее, то хотя бы от края пропасти. И кто, если не мы?

С идеей исключительности тоже не все просто. Люди не могут не понимать, что если им не видно замены в этой политике, это не значит, что им вообще нет замены в большой одаренной стране. Но даже когда кадровый вакуум создают целенаправленно и искусственно, вера в собственную избранность остается. А это требует соответствующей философии, идеологии, картины мира и истории. Поэтому в давлении на подсознание и возникают лидеры, вожди, спасители и спасенные, высшие страты и массы, которые до демократии не доросли и готовы к ней с каждым днем все меньше. В этой схеме режим напрямую отождествляет себя со страной (системно и персонально), а своих критиков и недоброжелателей — с ее врагами, внутренними и внешними. «Государство — это Он!» Стандартная схема любой идеологии: представлять свой частный интерес как интерес всеобщий.

Отсюда, кстати, понятная историософия нового министра культуры. «Факты ничто, интерпретация — всё». Защищая предвоенные планы и действия Сталина, он думает, что защищает СССР, то есть Родину, а значит, поступает «как всякий нормальный человек», которому свойственно защищать «своих». Так выстраивается тотальность. Хотя на самом деле фигурант защищает вовсе не Сталина и СССР с их международной и военной политикой, а сталинский прообраз нынешнего режима с мифами «осажденной крепости», врагами народа, шпионами и диверсантами, финансируемыми из-за рубежа. Плюс легенда о героической партии, всю эту нечисть побеждающей под руководством Вождя. Слова «иностранный агент» вносят в законопроект как юридическое понятие — при нашей-то политической истории! В итоге уже и законодательство делают институтом пропаганды.

Здесь проявляется особая роль истории в обеспечении идеологии. Политический идеал нынешнего режима, который можно реконструировать на основе такого рода мифологии, не может быть озвучен прямо и от себя: мешают Конституция и «мировое цивилизованное», которому желательно наносить визиты без лишних скандалов и сбывать на хранение все, что нагребли на галерах. Но если нельзя прямо сказать, как должно быть сейчас, можно рассказывать, как было в прошлом и как все это было хорошо. План подменяют ретроспективой. В реабилитации сталинского времени легко увидеть вовсе не историю, а проект — образ того, к чему подспудно стремится Путин и к чему его подталкивают работники фронтов, включая идеологический. Поэтому надо быть аккуратнее — иначе не только Сбербанк, но и Минкульт заподозрят в сознательном раскрытии тайного «плана Путина», как в свое время заподозрили Каменева и Зиновьева. Оба плохо кончили.

Рецепт лечения болезни прост, ибо симметричен: необходимо скрупулезно и терпеливо очищать официальную идеологию от такого рода исторических мифов. Свой идеал общественного устройства политик при власти обязан озвучивать прямо, а не намеками и аллюзиями из светлого прошлого (например, фильмами о том, как национальные лидеры Византии подавляли мешавших им олигархов).

Но чтобы взаимная эмансипация идеологии и истории состоялась, она для начала должна быть востребована самим обществом. А для этого необходим хотя бы минимум рациональности, способности работать головой, не поддаваясь мифам и «самоочевидному». С этим бывают проблемы даже у людей с образованием, в том числе занимающихся как социо-гуманитарными, так и точными науками. Можно быть рациональным аналитиком или продвинутым натуралистом, но при этом в плане политического сознания и социальной морали представлять собой простейшее с жуткими тараканами в голове. Лично знаю человека с двумя высшими образованиями и страстью к «хай-энду», твердящего как заведенный про Сталина с лаптями и атомной бомбой.

Но тогда и философский базис должен быть соответствующим. Греф остроумно построил свой идеологический фейк на откровениях буддизма, конфуцианства, даосизма и каббалы. Это он так пошутил. Но при этом попал пальцем в небо: теневая идеология авторитаризма и в самом деле имеет подкладку философической эзотерики. А поскольку в качестве исполнителей и клиентов в дело вовлечены люди не самые грамотные, тайным, сокровенным, доступным лишь избранным знанием здесь может выступать что угодно, например, винегрет из Ильина, агрессивной ветви православия, непереваренного постмодерна и мир-системной геополитики от Валлерстайна. Поэтому люди торжественно врут, вовсе не отвечают за слова, верят в пустые деньги, во всесилие мифов и пропаганды, одним говорят одно, другим другое, пугают себя и всех фиктивными угрозами — и при этом думают, что они живут на острие эпохи и управляют страной и миром одновременно в духе национальной традиции и глобального времени.

По сути, Греф и Мединский — представители одной страты — рассказывают одно и то же, только один в шутку, а другой всерьез. Греф называет идею участия народа в управлении «страшной вещью», требует дозировать информацию для общего пользования и ждет, что его тут же и на радость всем с блеском опровергнут. Мединский именно это делать готов и уже пытается, экспериментируя на Кулистикове, благо он свой.

Но и шутка Грефа не так однозначна. В ходе обсуждения скандала ровно два человека написали мне, что Греф именно так и думает и что он имеет на то серьезные основания в своем политическом и управленческом опыте. Я и сам был свидетелем, как ведомство Грефа в критический момент сдавало актив бизнес-сообщества, когда тот пытался по-честному доработать институциональные реформы — административную и техрегулирования. В итоге оба проекта были угроблены, причем именно из-за бесцеремонного отношения к «низовому активу», который в решающий момент грубо отодвигали от политических решений.

Неслучайно и здесь команда Грефа описала кризис модели управления в исключительно мягких тонах, сделав едва ли не главным откровением идею краудсорсинга. Будто в нашей системе власти, регулирования и контроля нет других, более острых и системных проблем, а задачи выхода из кризиса не требуют куда более радикальных и жестких решений.

По иронии судьбы награда, которую так неловко вручали Катрин Денёв, называлась «Верю. Константин Станиславский». В то же самое время интернет-сообщество в один голос твердило «Не верю!» Герману Грефу, честно раскрывавшему секрет своей интриги. Ситуация в стране слишком серьезна, чтобы и дальше так смешить людей. И с каждым месяцем становится серьезнее. Вся эта актерская читка и в самом деле может довести страну до полной гибели всерьез.