Китайский транзит. Дневник автопробега Пекин—Москва .Наблюдения за жителями бедных кварталов

Фото автора

Ван Джон Лун и Чё, хозяева недорогого кафе

Жители квартала, почти полностью снесенного, ремонтируют свой переулок Внизу: деловой район

«Какой-нибудь эпиграф из Хантера Томпсона»

Автопробег — дело хорошее, хотя и не сразу понятно, зачем он нужен. Еще Маленький принц удивлялся (глядя на скорые поезда), почему это одни люди едут в одну сторону, а другие люди — им навстречу, не видя в этом никакого смысла. Поэтому М. П. и не прижился на нашей планете, скажу я вам. А те, кто прижился, те давно поняли, что смысла может и не быть, но движение быть должно обязательно. Иначе станет скучно. Поэтому нет-нет да и устраивается автопробег Откуда-то — Куда-то, с целью в хорошей компании скататься-развеяться. Но эта цель, она хотя и многим ясна, но о ней, как правило, умалчивают. Есть люди, которые умеют верно формулировать цели. Итак, автопробег Пекин — Москва приурочен к Году российского туризма в Китае. В автопробеге приняли участие 12 машин и три десятка журналистов. Автопробег привлечет внимание китайской и российской общественности и деловых кругов к тематике автомобильного туризма в России. Вот эта формулировка, безусловно, верная. Поэтому мы ее выделили жирным шрифтом, а всё сказанное ранее — это ничем не подкрепленные домыслы, школьное сочинение Маленького принца по творчеству Хантера Томпсона, в авторском пересказе Б. Заходера, что угодно, только не фактическое описание реальности. Вообще, во всем тексте только эта (выделенная) фраза документально подтверждена. Всё остальное, включая фотографии, никоим образом к реальности отношения не имеет.

Журналисты прилетели в пекинский аэропорт. А ночь была. Воздух влажный. И спать охота. Аэропорт пустой. Стоим в паспортный контроль. Китайский офицер подходит и делает замечание (через переводчика): «Вы встали криво (загогулиной). Встаньте-ка попрямее». И журналисты, а что было делать, подровнялись. Потом все пошли получать багаж.

Над Пекином повис смог. И солнце пробивалось сквозь него рассеянно. А люди были сосредоточены. На проблемах текущего дня. И крутили педали велосипедов по выделенным дорожкам. Пешеходов в Пекине никто не уважает. Зеленый свет означает здесь только одно: пешеход может попробовать перейти дорогу.

Смог над городом. Скотчтерьер лает осипшим голосом.

В чем есть братство и сходство между нашими народами? Китайцы — тоже внутренне уставшие люди. В глазах у прохожих (проезжающих на велосипедах) — сосредоточенность, переходящая в обреченность. Как будто люди точно знают, куда идут (едут). И это их не то чтобы радует. Но больше некуда.

Тяжеловато, наверное, заполнять смыслом обширные пространства равнин. Положить жизнь, чтобы быть частью великого народа, — от этого устаешь.

Исключение составляют молодые и по-европейски выглядящие parochki. Сразу видно: у людей всё ровно, всё хорошо.

Полицейский у словенского посольства, огороженного колючей проволокой, стоит навытяжку на подставочке. Руки по швам. Зеленые брюки с желтыми лампасами. Открывает ворота, отдает честь. И снова забирается на подставочку. Видно, что китайский народ находит особый смысл в послушании. Анархические настроения отсутствуют. Не похоже, чтобы европейских послов раздражали часовые на подставочках. Сначала, наверное, неловко было, а потом привыкли.

Далее можно увидеть сходство политтехнологий двух великих народов. (Источник: Сыма Цянь. Исторические записки.)

Император (Шихуанди) поднялся на гору Куай-цзи, принес жертвы великому Юю и поставил памятный камень с надписью.

«Наш властитель-император благословен и славен, он успокоил и объединил весь мир, его добродетели и милости совершенны и вечны.

Император одинаково общается со знатными и подлыми, перед ним предстают все добрые и недобрые, и ни у кого нет скрытых чувств.

Потомки с почтением воспримут его законы, неизменное управление будет вечным, и ничто — ни колесницы, ни лодки — не опрокинется».

Китайские бедные районы. Хутоны. Переселить всех бедных из центра не получилось. Китайцы продают рыбок за пол-юаня, за юань. По 10 юаней продают черепах. Продают с лотка абрикосы. Много закусочных и парикмахерских.

Зайти в закусочную. Выбрать в меню какой-нибудь иероглиф. Китайцы за соседним столом улыбаются. Чокаются с тобой пивом. Через какое-то время происходит жест доброй воли. Китаец достает пачку сигарет. Протягивает тебе сигарету. Кто не обслуживает туристов —  те, как правило, небогатый дружелюбный народ.

Архитектура бедных районов тоже подвержена глобализации. Но это какая-то параллельная глобализация. И в Бразилии, и в Перу, и в Китае — встретишь этот стиль. Второй этаж — не закончен. Только стены торчат, дающие понять, что второй этаж вообще-то предполагается. А крыша вовсе отсутствует. Таких строений много. С чем это связано, непонятно. Вероятнее всего, с нехваткой денег и стройматериалов, чтобы закончить второй этаж.

Как хорошо известно местным жителям, туристы — это ...нутые существа. Им жить скучно. А зачем иначе им приезжать, куда не звали, и тратить деньги с отсутствием смысла в глазах. Ну, конечно, им скучно жить.

Раньше европейцы впаривали бусы туземцам. Теперь туземцы впаривают их европейцам. (Туземцы за несколько веков сильно поумнели. А европейцы — даже не скажешь, что поглупели. Они стали туристами.) Средством общения служит калькулятор. Китайцы обманывают с детским азартом. Единственный выход — идти по городу Пекину наугад, пока не придешь в район, где не знают английского.

Вот, к примеру, семейное кафе. Оно называется «Пять красных иероглифов». Вот его хозяева, они же — повар и официантка. Ван Джон Лун и жена его Чё. Шесть столиков, меню во всю стену, холодильник. Из кухни ведет лестница на второй этаж. Там они живут. Под лестницей — пропановый баллон, плита, огонь, брызги масла; здесь не бывает инспекций. Приходят обедать даже белые воротнички (из соседнего шопинг-молла). Порции большие. Все едят скользкими зелеными палочками, сохраняя одежду в чистоте.

Никаких чеков. Никаких сертификатов на стене. Китайские власти напрягаются, если граждане выходят в «неправильный» интернет. А если граждане открывают кафе, то власти не напрягаются и никак этому не мешают.

Старые кварталы идут под бульдозер. Всех переселяют в многоэтажки. Среди строительного мусора — несколько оставшихся в жилых хижин. Над одной висит китайский флаг. В другой  — женщина протирает стекло входной двери. Рядом еще жители — с лопатами. Засыпают сором, оставшимся от соседских домов, выбоины в дороге. Еще поживут.

Протестовать при таком тусклом рассеянном солнце ни у кого не получится. Все живут, принимая этот свет.

Представим национальный характер китайца. Исходя из выражения лиц, встречающихся на улице и в метро. Представьте себе, хотя это и ненаучно, зато безумно вполне; итак, представим, что Всякий Китаец играет в кости (два кубика с точечками) со Своей Жизнью. Есть ощущение, что у Всякого Китайца выпадает в этой игре только две комбинации: 4-3 или 3-4. И он уже это понял, и теперь только смущенно улыбается. Мол, ну вот, опять 3-4. А вот, смотрите-ка, снова 4-3. (Удачный день у меня сегодня!) И может ли быть что-то еще в нашей жизни. Сделал карьеру, выиграл Олимпиаду, вступил в КПК, попал в летопись. Всё это будет 3-4. Трагедия не свойственна китайскому характеру. Посмотрите, как описаны войны всех этих княжеств (Шу, Ци…). Ровно никакой трагедии. Спор крепких середнячков, хозяйствующих субъектов. Это-то и поняли в Китае. Середнячок — он всегда крепкий. И всё у него идет по плану.

Пекин — очень равнинная столица. Очень равнинной страны. Ближе к окраинам — пустыри размером с небольшой аэродром. Линии электропередачи. Необжитость. Ветер. Вытоптанная трава. Канал или речка с берегами технического назначения. Новостройки. Жители нужны столицам в основном для масштаба.

Сейчас следует описать автомобиль «Грейт Валл Ховер Н6». Не зря же его предоставили в наше распоряжение. Китайцы вообще не склонны делать что-либо просто так. Машина «Ховер Н6» представляет собой «кроссовер». То есть сидишь повыше, чем все, кто на просто легковушках. Клаксон занимает нормальное место на руле, а не так, как бывает: кнопочка сбоку. Это, конечно, плюс. Также имеется разъем USB, чтобы ездить под музыку. Передач целых шесть (вперед), и одна назад. На лобовом стекле нашей машины находится наклеечка — цифра «7». На левом переднем сиденье в данный момент находится водитель М. Кваша («Коммерсантъ»). Рядом с ним находится второй водитель — С. Кваша (Gazeta.ru). На заднем сиденье находится термос с кофе и пакет под мусор. Прямо сейчас едем по Пекину мимо какой-то стены (не той, но тоже оборонительной). Стена — это вообще культурный пароль Китая. Европа — та стенок не любит. Который европеец хочет обвинить свою культуру, тот записывает альбом The Wall. А китайская культура видит в Cтене поддержку и опору. Трудно вспомнить китайский товар (от тушенки до машин), который бы не назвали «Великой стеной». Этот креатив предвосхитил еще детский писатель С. Маршак в слегка безумной строчке: «Не назвать ли нам кошку Стеною?» Причем у Маршака это говорит старик, не вызывающий доверия у читателя. А в китайском брендинге Great wall — это к всякой новинке рабочее название. (Потом, как правило, решают его не менять.) И европейцы, нелюбители стен, — делать нечего, покупают. Потому что, типа, недорого.

По обочинам платной дороги стоят ветряки. Они выполняют китайскую энергетическую программу. Неторопливо крутятся. Очень легкая и эстетически точная вещь. Можно долго смотреть. Прозревая в этих трех лопастях то полет журавля, то прыжки девушек в воду, то циркуля неспешные шаги. За употребление «допинга» в Китае — смертная казнь. Зато для народа установлены ветряки. Можно смотреть вполне легально и вполне бесплатно. Это свойство ветряков заметил еще режиссер Вим Вендерс. В своей десятиминутке «На десять минут старше». Герой, принявший запрещенный препарат, в момент прихода видит ветряки. Реально установленные вдоль трассы. Ветряки — они и реальны, и нереальны. Я бы так сказал. У нас даже есть в машине песня группы Eels. Под которую герой Вендерса увидел ветряки. Мы ее сегодня прослушали — и вот ветряки появились.

Из китайских режиссеров в том сборнике поучаствовал Чен Кайге. Он снял кино, как в Пекине расселяют бедные кварталы (хутоны). И как один китаец от этого очень расстроился и слегка помешался. И ведь всё так и есть. Те, кто живет в хутонах, до последнего заботятся о своих домах. Стекла протирают, дорожки подлатывают. Не очень-то с виду они рвутся переселяться в многоэтажки. Я бы тоже не рвался. (Дело ведь не только в крыше над головой. Дело в том, чтобы кусок неба над крышей.) Словом, не соврал режиссер Чен Кайге. И Вендерс тоже не соврал. Очень реалистичное кино ребята сняли.

Продолжение следует

Игорь Маслов