Сердце Заката

На модерации Отложенный

 

 

«Торжественна Тьма, и лишь боги верней,

                        В умах поколений нет новых идей… »                  

                                                                                                               В.Е.Г.

 

 

 

 

                                                     Глава I

 

            Быть может, этот город впервые столкнулся с таким шквалом - могучие струи незримой силы гнули деревья в парке, опрокидывали уличные баки, срывали номерки на многохвостых объявлениях, несли мусор и смрад продуктов не особенно чистоплотной жизнедеятельности, по улицам этого серого муравейника. Небо, неизменно того же тона, а порой и оттенка, что и это прискорбное обиталище полутора миллионов богом забытых людей, медленно темнело. Гонимые могучей стихией облачка, сгущаясь одинаково безнадежными отрядами, неслись вперед, но вновь разрываемые чудовищными порывами ветра, разбросанные и подавленные, оставляли прощальные клочки, прежде чем раствориться в грозовеющей серости небес.

            Отчего бы в такую негостеприимную погоду не посидеть дома? Но Родион твердо знал, что за этим шквальным ветром непременно должна последовать гроза, "ибо ветер - конь её" - процитировал он матери, набрасывая на плечи кожаную куртку. Поправив прилаженный к нагрудному карману пластиковый значок радиационной опасности, он пошарил в кармане, проверяя, на месте ли ключи, вернулся в комнату и снова уперся глазами в монитор. "Психея" безмолвствовала. Пару минут назад Родион спросил её, "не желает ли её коварнейшее величество прошвырнуться по крутой погоде?" и ожидал ответа. Мощный порыв ветра до визга надавил на стекло - Родион болезненно сморщился, подавляя такой же, встречный порыв поскорее броситься в объятья стихии, и продолжал, оперев локти на столик, терпеливо дожидаться ответа девушки, бесполезно тыча курсором в ярлыки. Прошло пять тоскливых, омерзительно медленных минут, ничуть не разноображенных раздававшимися за его спиной замечаниями и предположениями матери относительно не слишком чистых ботинок, в которых он вернулся в свою комнату, как сгоравший от нетерпения Родион вновь повторил свой вопрос, быстро стуча по клавишам. Словно бросая наглый вызов его терпению, "Психея" ушла в оффлайн. Издав рычащий звук солидным тиражом, Родион быстро свернул "аську", отправил системный блок в сон и потушил монитор - мать не слишком-то любит, когда даром переводят электроэнергию.

            Оказавшись на улице, Родион первым делом взглянул на запад - не прозевать бы начало веселья. Но небо не спешило разразиться потоками молний и воды, потому Родион несколько успокоился и по пути до гаражных хибарок раздумывал, стоит ли заезжать за Таней, несколько разозлившей его своим внезапным отключением от "аси". Нет, сейчас ему нисколько не было одиноко - не обидеть бы только девчонку. Хотя в глубине души он уже знал ответ, и также не сомневался, что это его не остановило бы - сегодня только он и стихия.

            Черный "японец", когда-то приобретенный им в виде груды металла и пластика, теперь, выласканный и отточенный заботливыми руками владельца и его умельцев-приятелей, матерым черным волком, хитро сощурившим око в ожидании очередной бешеной гонки, поглядывал на него из распахнутой двери гаража. Любовно погладив загривок лютого зверя, Родион снял его с подножки и отправил ключ в зажигание - поехали! Покидая гараж, он поддал обшарпанной двери, даже и не думая запирать её - ничего хоть сколько-то ценного в гараже не было, так только, чтоб проезд не загораживала.

            Грозовой авангард пришел с резким тревожным замиранием воздуха и первыми тяжелыми каплями, которые разбрызгались вокруг мотоциклиста, оставляя крупные сырые воронки в дорожной пыли. А через несколько секунд на город налетела первая дождевая стена. Наконец-то Родион смог по-достоинству насладиться могучей силой ветра и хлещущих упругих струй - самым грандиозным источником вдохновения для его распаленного сердца. На одном из перекрестков ему встретился Непись - заглянув в его мутные глаза, Родион мгновенно понял, что им едва ли по пути, сделал прощальный жест и указал на огромную черную тучу, катящую свои валы на город. Непись, как всегда мрачно, кивнул, и скользнул на своём, таком же черном, как его облачение, мото, в противоположный проулок. Непись парень неплохой, но уж слишком циклится на грядущем, по его словам, армагеддоне, гриппе, всяческой чертовщине и, особенно, травке.

            Стремясь поскорее вырваться за пределы города, Родион направил байк по объездной, превратившейся в сплошное глинистое месиво. Когда ветвь осины злым предвестником внезапно вынырнула из-за занавесы дождя, байкер не успел даже повернуть руль - ветвь жестоко хлестанула остро обломанным концом, разорвав куртку и оставив красную борозду огненной боли на предплечии. Оскалив зубы, Родион выровнял руль и замедлил ход своего коня. Оглядев дыру на куртке, он чертыхнулся и дал газу.

 

            Похоже, город недооценивал мощь стихии - гроза властвовала в нём: бешенство ледяного ветра, сплетающегося в грозном танце с пронизывающими потоками враз помутневшего мира, являло хаос и страсть природы, ворвавшейся на улицы каменного сада, заставляя гудеть провода, вздрагивать высотные здания и трястись от страха - киоски. Улицы опустели, редкие машины спешили поскорее доставить своих водителей в более уютные укрытия. Мощь стихии обрушивалась на всадника, ставшего вдруг совсем одиноким на этом шоссе, раз за разом безуспешно силясь опрокинуть могучей грудью ветра, раздавить раскатами небесной кузни, ослепить сполохами молний, сбить железного коня потоками, сбегающими по дороге. Но человек, в насквозь промокшей куртке, практически улёгшись на руль, продолжал упрямо лететь сквозь грозу. Длинные волосы его прилипли к спине, сквозь рваную дыру на плече виднелась мертвенно бледная кожа, спереди куртки, на груди, поблескивал жёлтый значок радиационной опасности. Да, Родион ещё не покорился силе стихии и всё так же ехал на запад, сквозь шквал дождя, разбрызгивая ручьи, бурлящие по дорогам.

            Это случилось очень быстро: пелена дождя внезапно расступилась, словно подписав капитуляцию пред несгибаемой волей одинокого всадника; и только он поднял голову, торжествующе вдыхая наполненный озоном воздух, молния, небывалой ярости, прорезала небо поперёк, ослепив байкера, так и не успевшего ничего прочесть в мути небес.

 

            Немилосердно болят рёбра. Родион приоткрыл глаз - его залило кровью, так что сделать это оказалось непросто. В другом и вовсе поселился черный заяц, и смотреть им было нестерпимо больно. Ощупав лоб менее пострадавшей рукой, он несколько успокоился - кровь, залившая глаз, похоже, натекла оттуда. Родион осмотрелся: всё также хлестал дождь, но теперь его пелена не так плотно окружала - подняв голову, злосчастный байкер обнаружил шагах в пятнадцати ствол крупной осины, лежащий поперек дороги. Некая зловещая улыбка поселилась на лице Родиона при виде виновницы крушения - погуляла по глазам, оттянула правую щеку в звериный оскал и затаилась где-то в бровях, ожидая новых поводов. Попытавшись подняться на руке, Родион зарычал – боль, жестокой огненной плетью, застилающей глаза, резанула по груди. "Пёс! Наверно перелом" - прошипел байкер, аккуратно перекатился через спину и осторожно поднялся на левой руке.

            Мотоцикл обрел место успокоения гораздо дальше своего владельца - что свидетельствовало о непростительно высокой, при такой видимости, скорости. Пытаясь сесть, Родион посерел от боли. "Ну, это мелочь, сейчас исправим" - услышал Родион в голове собственную мысль. Разве собственную..? Родион, улыбнувшись было своему оптимизму, повел бровью - "Откуда этот голос?" Он замер, прислушиваясь. Выждав прилично около минуты, Родион лег на спину и расхохотался, отдавая должное своему идиотизму. Когда заряд громкого смеха, не сдерживаемый даже резкой болью внизу груди, иссяк, злосчастный байкер вновь попытался сесть. Как ни странно, но это ему удалось, притом уже без сильных болей. Ободренный успехом, приписываемым отходу первоначального болевого шока, Родион ощупал ноги, не подававшие особых признаков бодрости. Кроме кровоподтеков, образованных огромными ссадинами, похоже, ничего повреждено не было. Помогая себе левой рукой, он поднялся. "Вот видишь - это совсем нетрудно" - тот же голос в голове звучал с некоторым удовлетворением. Не то, чтобы Родиону, как, в прошлом, одному из представителей неформальной молодежи, так и свободомыслящему гражданину без особого смысла в жизни, претила мысль о заселении его головы излишне самоуверенными голосами, но ощущения, вызванные этим, особенно в создавшемся положении, приятными назвать было трудно. Но Родион слыл крайне находчивым парнем, потому, сойдя на обочину, он отыскал сосну потолще и принялся биться об неё головой. И - вот удивление! - боли не ощущалось. Родион ощупал лоб - кожа оказалась совершенно гладкой, никаких порезов и ссадин не осталось. Кровь смыл с лица нестихающий дождь и Родион почувствовал себя несколько обновленным. Вновь в подробностях изучив своё тело, он окончательно уверовал в мистицизм.

            "Я немного подлатал наше тело" - когда шелест дождя превратился в монотонную однообразицу, начинающую действовать на нервы, нестройный хор сумятицы дум Родиона был прерван новой, не его мыслью.

            - Наше тело?! - воскликнул Родион с растущим страхом в голосе.

            "Ты имеешь право удивляться, страшиться, проклинать. Ты можешь даже пытаться бежать, но тебе не уйти от Решенного... Одного делать не стоит – говорить о случившемся кому-либо. В любом случае я тебе это не позволю" - спокойно ответствовал тот же голос.

            - Кто ты? - разрывался Родион, до той поры считавший себя владельцем головы. - Ответь мне!

            Голос безмолвствовал. Он явно не намеревался считаться с законным владельцем тела и, конечно, такое положение Родиона не могло устраивать. Некоторое время прошло в оцепенении ожидания ответа, затем, убедив себя в тщетности таких надежд, Родион судорожно перевел дух и направился к мотоциклу. Если не считать небольшого искривления колеса, оторванного зеркала, да облупленной краски, вмятин и погнутостей, железный конь оказался в добром здравии. Родион стряхнул грязь с сидения и, подкатив мотоцикл к луже в кювете, принялся смывать налипшую глину - последние метры сбитый мотоцикл проехал боком по обочине. Когда с этим было покончено, наш герой неспешно устроился на мокром, впрочем, как и вся его одежда, сидении. "Куда мне сейчас?" - мелькнула мысль. Ответ пришел сразу: "Назад, на восток..." Даже не пытаясь разобраться, его это мысль или уже нет, Родион нажал на газ.

"И пока мы не стали одним, ты можешь звать меня просто - Рыцарь..."

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                                       ГлаваII

 

            Небольшая черная муха, покружив вокруг постели ровно столько, сколько ей позволяла собственная лень, приземлилась на соблазнительную кожу шеи человека. Не церемонясь, она вонзила острый хоботок. Человек вздрогнул во сне, потянул одеяло к щеке. Муха, не прождав и секунды, приземлилась на то же место, где только что пыталась угощаться. Побродив несколько секунд по толстому одеялу, она разочарованно остановилась - всюду, где падал взор мозаичных черных глазок, простирался защитный покров, под которым недосягаемый человек, должно быть, намеревался бессовестно доспать своё утро в спокойствии. Вернувшись на свой наблюдательный пост на люстре, муха внезапно заметила то, что заставило её потереть лапки от предвкушения - натягивая не особенно длинное одеяло до головы, человек тем самым обнажил одну из ног. Не прошло и нескольких секунд, как человек вновь зашевелился, получив очередной укол. Но на этот раз - чтобы окончательно пробудиться.

            Мужчина откинул одеяло и раскрыл глаза. Это был молодой человек, и, хотя в темных травах его волос уже поселились серебряные колоски, его ещё юношеское лицо и по-детски лучистая улыбка, которой он встретил утреннее солнце, с головой выдавали его возраст. Почесав крошечную красную точку, оставленную мухой на лодыжке, он сел на край кровати и стал шарить ногой в поисках тапочек. Поднявшись, он неестественно прямым шагом направился к стене. Прислонившись к ней спиной, молодой человек проверял, не испортилась ли его осанка от жизни в деревне - такая процедура случалась всякое утро, когда у него (утра) было такое ясное настроение, с проникающими в самую глубину души теплыми солнечными лучами - именно в такие дни Егор вновь начинал мечтать о признании и славе, как это свойственно молодым талантам. Егор был начинающим художником. Просыпаясь утром и вновь мысленно улетая в мир вдохновения, полный аплодисментов, восторженных поклонников и одобрительно кивающих великих мастеров, Егор вот так, как сейчас, поднимался, подходил к стене, проверяя осанку, брал в руки одно из своих вчерашних-позавчерашних творений, несколько минут тщательно изучал мазки и, как водится, со вздохом опускал картину-набросок на колени. В себя он никогда не верил.

            «Егор, иди кушать!» - это мама. «Должно быть, как всегда, старается для меня, готовит и прибирается, - вчерашняя пыль и мусор в его комнате, как по волшебству, растворились к утру, - а я, как всегда, в стенаниях о самом себе». Егор вернул рисунок на мольберт, натянул штаны и вышел из комнаты.

            При виде Егора, женщина, являющая чудеса скорости за плитой, нежно улыбнулась:

            - Как спалось?

            - Хорошо, мам, - Егор подошел к умывальнику и тщательно вымыл каждый палец.

            - Я тебе на обед драников сделаю, как ты любишь, а сейчас, на вот, - она поставила на стол миску с горячим пюре, ароматно пахнущим специями, - поешь.

            - Спасибо, мам, - вытерев руки, он направился к столу.

            - Я скоро ухожу, но ты за посуду не переживай, приду - помою.

            - Куда ты собралась?

            - Да неважно, кое-какие хозяйственные заботы… Как мне говорил твой отец, когда к его возвращению нечего не было сготовлено: «Чаще смотри на север, женщина…» У него в нашем поселке-то и друзей никогда не водилось… Всё у него там, на севере оставалось, и сюда он только ради меня приходил…

            - Ох-х, да я сто раз уже слышал – он был геологом, а стал вахтовым рабочим, чтобы от тебя далеко не уходить, он был замечательным человеком и всё такое…

            - Зря ты так… Он бы тебя полюбил так же, как и меня… Он был очень привязчив, потому ему непросто было покидать друзей, а ведь он был очень общительным и добрым…

            Егор протяжно и громко выпустил воздух изо рта. Мать посмотрела неоднозначно, полминуты помолчала и добавила:

            - И всё равно посуду я сама помою!

- Мне нетрудно, мам...

            - Не нужно, сына, у тебя с этими заботами итак времени на рисование почти не остается...

            Егор покачал головой. После смерти отца, мать свою любовь отдавала ему. Когда он отучился в училище, именно она настояла на том, чтобы он жил в поселке. Трудно сказать, любил ли он город, но ему казалось, что там его мечты скорее смогли бы обрести реальные очертания. Он почти не общался с сельскими жителями, с детства считая их грубыми в чувствах и резкими в выражениях. Справедливости ради заметим, что оснований так полагать у него было достаточно. Но в это утро, наверняка поддавшись притяжению редкого осеннего солнца, Егор решил прогуляться по селу. Наскоро окончив свой завтрак, и быстро вымыв посуду, художник накинул рубашку, прихватив подмышку складной мольберт и чистый холст, направился к калитке.

            Село встретило его запахами силоса и дымом костерка, собранного из мусора у дороги, встретило пылью дорог и серостью равнодушных и угрюмых лиц, встретило визгом свиньи и мычаньем коров. Село никогда бы не вдохновило Егора, не будь над ним таких чистых и невероятно просторных небес, сияющих восхищением светила, яркого, нежно согревающего. Сам того не замечая, пропитанный вдохновением восторженного ясного утра, Егор поддался радости природы, и, как мальчишка-именинник, улыбался всем встречным. Раз за его спиной бабка шепнула другой:

            - Что это с ним?

            - Влюбился, наверно...

            Егор заулыбался сильнее. Совершенно непостижимым образом, он до сих пор избегал этого калечащего чувства. В городе с ним училось немало привлекательных девушек, но в отношениях ни с одной из них он не был, не был и воздыхателем. Нет, он, конечно, чувствовал притяжение нежного пола, и обладал достаточно незаурядной внешностью, простой, но решительно внезапной красотой, но что, должно быть, ослепленный своим стремлением в творчестве, видел весь остальной мир за границей чистого листа лишь через пелену пустого и бесполезного. В поселке же он никогда не появлялся на общественных мероприятиях, без всяких сожалений пропускал дискотеки в сельском клубе, даже когда его приглашали через мать – Егора не привлекало большое скопление людей, а музыкальные предпочтения отделяли его от сельской молодёжи незримой, но четко осязаемой, пропастью непонимания. И сегодняшний день он бы так же, как и всегда, провел в своей комнате, за немногочисленными хозяйственными заботами, которые мать иногда оставляла на него, или на конце огорода, где имел обыкновение рисовать пышные березы, плакучие ивы в разносезонных нарядах и тихие воды речушки.

            Радость, зарожденная в нем ласкающими лучами божественной теплоты, разгоралась в груди всё сильнее, да так, что, мягко шагая по пыльной дороге, Егор запел. Особенно красивым голосом, природа, к сожалению, его не наделила, и пел он тихо, не желая тревожить селян, пробуждавшихся не слишком рано, особенно в воскресные дни. За спиной шептались, прохожие хихикали - Егору было почти всё равно. Он точно знал, что сегодня его вдохновению ничто не может помешать и дорогой у него созрело решение отправиться зарисовать одинокую речную скалу, однажды виденную им в центре речных порогов за поселком.

            Зайдя в магазин, почтив своим вниманием юных футболистов, устроивших матч прямо на пыльной грунтовой дороге, понаблюдав за детьми на крошечной детской площадке в центре села, Егор поистратил немало времени, потому продолжил путь с немалым ускорением. Когда он добрался до противоположного конца села, было около полудня, и солнце разгорелось довольно-таки потным маревом. Проходя мимо одного из последних, окраинных домиков, такого же черного, ветхого и ничем не примечательного, как и многие прочие, на скамье подле забора, он увидел девушку. Какой-то странный тоскливый интерес закрался в него при виде согнувшейся фигуры девушки, подпершей голову руками, её русых волос, свисающих до земли осенним дождем, плавной линии полуобнаженного плеча. Егор замедлил шаг, любуясь её образом. Девушка резко подняла голову, услыхав замедляющееся шарканье подошв. Егор мог бы поклясться, что прежде никогда не видел такой необычайной печали красоты, той смертельной тоски, блеснувшей в нежности бездонных зеленых глаз. Страдание несколько исказило её черты, но, казалось, что даже в улыбке она не была бы столь красива. Тело её била легкая дрожь, казалось ещё секунда - и проступившие слезы посыплются градом. Но внезапное появление незнакомца испугало девушку, и она смутилась, когда поняла, что тот заметил её слезы на глазах. Егор никогда не считал себя смелым, особенно в том, о чем имел только далекое представление. Тем не менее, он шагнул к ней и сказал первое, что пришло в голову:

            - Привет. Хорошая погода, правда?

            Девушка, никак не ожидавшая такого вопроса, чуть улыбнулась краешками губ, и тихо ответила:

            - Да, хорошая...

            - Я шел с того конца села, - сказал Егор, продолжая игнорировать её печальное положение, - не против, если я присяду? - Он указал на место возле девушки.

            - Конечно, ты, наверно, устал, - так же тихо сказала она, указывая на край скамьи и отсаживаясь на противоположный, - садись...

            - Фух, спасибо... Ноги расслабить хоть, - Егор вытянул ноги, довольно улыбаясь, - Говорят, в этом году яблок уродилось, фьюх, хоть лопатой в рот грузи!

            Егор комично щурился и принимал вид знатока в садоводстве, ошибаясь чуть ли не в каждом утверждении. Девушка заулыбалась. Они разговорились. Когда Егор сообщил о цели своего похода в эту часть села, девушка, которую, кстати, звали Катерина, изъявила желание присоединиться.

 

            Приближался вечер, когда Егор, распрощавшись с Катей, весело шагал домой. На картине, которую он сжимал подмышкой, длинноволосая девушка склонилось у воды, разглядывая цветные камушки на дне реки. Где-то позади неё, обозначенная двумя-тремя мазками, виднелась крошечная коготь-скала - изначальная цель его утренней прогулки.

            Уже стемнело, когда усталые ноги Егора, наконец, привели его к калитке своего дома. На крыльце его ждала мать. Женщина выглядела сильно взволнованной.

            - Ты знаешь, который час? Ты где пропадал? Почему мне ничего не сказал? - засыпала она Егора вопросами.

            - Мам, не волнуйся, я просто рисовал на порогах... Задержался... Вот...

            - Ну слава Богу, - выдохнула мать, - Иди, посмотри Новости, сейчас опять должны передавать.

            - Угу...

            Егор разулся, сбросил рубашку и устроился на диване, опустив ноги в таз с теплой водой, принесенный заботливой матерью.

            - Вот, вот, сейчас будет, - женщина, похоже, была сильно встревожена увиденным.

            "В эфире экстренный выпуск новостей. К нам поступили дополнительные сведения о погибших в ужасной катастрофе в северном районе. Напомним, что сегодня, около часа дня по местному времени, на улице Язвенникова, многоэтажное здание, как предполагают специалисты, от взрыва несанкционированного скопления взрывчатых веществ и ветхости основной конструкции, потеряв несущую опору, рухнуло прямо на оживленную улицу. Мэр города высказался по этому поводу, заверив жителей, что проверка всех домов старше 40лет началась немедленно. Мэр убежден, что подобная катастрофа больше не повторится и обещает каждому пострадавшему компенсацию, а также временное жилье тем из пострадавших, кому негде остановиться в городе. Тела погибших и раненых до сих пор достают из-под завалов. Завтрашний день объявлен днем траура…"

 

 

 

 

 

                                                                       Глава III

 

            Человек в черной кожаной куртке и коричневом капюшоне, бывшем частью свитера, надетого под неё, стоял около газетного киоска, ожидая в очереди, которой тут сроду никогда не случалось - а всё потому, что газета "Жизнь" обещала раскрыть подробности вчерашней катастрофы, которые не транслировали по местному телевидению. Человек был высокого роста, с хорошим размахом в плечах и чисто западным прямым носом - единственным, что удавалось разглядеть из-под капюшона. Наконец, получив ожидаемую газету, человек отошел в сторону и быстро пробежал глазами заголовок, а затем - и весь искомый пресловутый текст о событиях, прогремевших с улицы Язвенникова. Стоял пасмурный день, и такими же пасмурными были и лица жителей, к тому же многие из них облачились в траурные цвета. Но человека, похоже, это только забавляло - дочитав газету и бросив её, не особенно целясь, в сторону урны, он поднял голову, и на секунду стала заметна зловещая улыбка на тонких губах.

            Человек быстрым шагом приближался к административному зданию города - это было самое высокое строение в городе, и, судя по совершенно неделовому виду человека, его привлекала, вероятнее всего, именно эта высота.

            Через несколько минут, миновав полнотелое вялое "присутствие охраны", он поднялся на лифте до последнего этажа, сильным ударом плеча сломал тонкую чердачную дверь, добрался до выхода на крышу, тем же манером, не задумываясь ни на секунду, проломил последнюю преграду. Его ожидали - громадного роста человек, полностью скрытый черной мантией, притаился в нише другого выхода на крышу. Прибывший поклонился так, что сразу чувствовалась иерархическая разница между ними.

            - Вы не опоздали, Лорхтан, - заговорил облаченный в мантию, сверля фигуру пришедшего красными огоньками глаз из темных глубин одеяния, - Это хороший тон. Ты уже читал газету?

            - Да, конечно, - кивнул кожаный, - как я и предполагал, моё участие осталось незримым.

            - Очень хорошо, рыцарь. Я здесь, чтобы проверить энергетический фон города - это ты, должно быть, уже понял, - высокая фигура человека несколько изогнулась, и откуда-то изнутри послышался сиплый вздох, - я это сделал ещё до твоего прихода, - голос человека внезапно наполнился металлом, - Этого недостаточно, совершенно недостаточно! Светляки начинают свою работу достаточно активно только при отрицательном, черном фоне.

            - Что Он прикажет?

            - Убивай, сжигай, круши! - два огонька адского пламени яростно пылали, в голосе не осталось ничего человеческого, - Тебе нужно посеять панику и страх-х-х.

            Тот, кого существо в мантии назвало рыцарем, вновь молча поклонился.

            - Тебе потребуется кое-что, чтобы остаться в тени, - покров черной мантии колыхнулся, и к рыцарю потянулась тощая, непропорционально длинная рука с короткими когтями на скрюченных пальцах, - Возьми этот амулет.

            - Зачем он? - рыцарь в капюшоне взял протянутый предмет двумя пальцами.

            - Он сделает твоё лицо неузнаваемым. Нужен только мысленный посыл.

            - Я отправляюсь, - уверенно ответствовал рыцарь.

            - Постой… Это здание, под нами… Тени принесли запах алчности и лжи. Тени принесли чувство беспородного щенка, барахтающегося в воде, который скоро утонет, взяв на себя много больше, чем смог бы нести…

            - Всё так – это мэрия, - коротко ответил Лорхтан, не дожидаясь, когда иссякнет поток красноречивого собеседника.

            Черная мантия выпрямилась во весь рост, длинные паучьи пальцы существа что-то поискали в воздухе над своим предположительным плечом, после чего он добавил:

            - Не забудь - светляки не должны знать, - рука втянулась обратно во мрак мантии, - да укроет тебя тень Его.

            Рыцарь поклонился в последний раз, и отошел к краю кровельной площадки. Краем глаза он уловил, как взмыл в воздух его черный собеседник - взмыл и через несколько секунд пропал среди дождевых облаков. Только теперь, когда демон скрылся, звенящая багровая муть, поглотившая слух, разум и зрение человека, в которую провалился Родион, (а это был уже знакомый нам байкер) отступила, возвращая миру привычные очертания. Лорхтан, в котором забота о своем сожителе, как видно, занимала не первую роль, между тем, осматривал шипастый ошейник, полученный от Видящего. "Эта штука не выглядит удобной, надеюсь эффект будет стоить ношения этого рабского аксессуара" - клепки-шипы располагались по всей длине ошейника, а жесткий крепеж не имел видимой подгонки размера. "Вот же болваны эти странники..." Лорхтан-Родион приладил ошейник-амулет, а когда защелкнул застежку, петля ошейника затянулась сама, до помутнения сдавив горло. Лицо бывшего вольного байкера побагровело, в висках застучала кровь. Судорожно пытаясь протолкнуть хоть глоток воздуха в легкие, Родион впился в ошейник руками, силясь хотя бы немного растянуть удушающее кольцо. Смертельная петля давила до тех пор, пока Родион не почувствовал, что жизнь медленно выходит из него. И тогда ошейник милосердно ослабил хватку, давая понять, что убивать человека он цели не имел. "Наверняка проделки этого бродяги Видящего, - зло подумал Лорхтан, подымаясь, - Этим прохвостом я ещё займусь… В свое время".

            Кровь быстро сходила с лица. Лорхтан размышлял, стоя на самом краю высотки - оттуда, насколько хватало глаз, виднелись унылые серые здания, кое-где пестрившие рекламой, только придававшей городу бесполезно-уродливое выражение. Блуждающий взгляд рыцаря остановился на сияющей огнями вывеске клуба-казино. Улыбка хулигана, только что разбившего витрину, пробежала по его губам. Не прошло и минуты, как Родион снова оказался в лифте.

            Внизу, коротко объяснившись с пробудившимся, наконец, охранником, Родион свернул в общественный туалет, решив опробовать ошейник. Остановившись перед зеркалом, Лорхтан дал мысленный посыл, как и велел Видящий. Кнопки-шипы мгновенно среагировали - глубоко впились в кожу, изнутри рвали мышцы и тянули жилы. Лицо рыцаря начало быстро менять черты - скулы выступали, разрез глаз изменялся - стягивал кожу, оставляя узкие смотровые щели; чуть выше ошейника внезапно появилась складка, быстро превратившаяся во второй подбородок неизвестно откуда пригнанным жиром. Последний шип вонзился в затылочную часть, войдя в шейный позвоночник - контролируя мимику. Придя в себя от легкого болевого шока, Родион заглянул в зеркало. Оттуда на него безучастно смотрел полнорылый азиат, в безобразном ошейнике, из-под которого местами сочилась кровь. Совершенно отсутствующее выражение серых глаз довершало картину. Азиат расхохотался - только что вошедший по нужде шарахнулся обратно к выходу. Кивнув своему новому отражению, Лорхтан вытер кровь платком и застегнул ворот куртки на верхнюю клёпку.

 

            К обеду просветлело, но тоску города ничто не могло развеять. "Ничто, кроме хорошего фейерверка!" Родион снял квартиру в центре. Вернулся в неё он только после полуночи. Уставший и хмельной, потому - шумный. Разбуженный хозяин снятой Родионом квартиры, живший сразу под ним, зло проворчал себе под нос: "Надеюсь, он скоро свалит..." А всего только несколько часов назад он с деланной широкой улыбкой, каждый миллиметр омерзительно довольной ширины которой свидетельствовал о завышенной цене съёма, радостно преподнес ключи съемщику, и убеждал нового жильца в прекрасной звукоизоляции помещений.

 

            Ранним утром Родион обосновался около телевизора. Как он и ожидал, всего через несколько минут в эфире начался экстренный выпуск новостей:

"Вчера, около одиннадцати вечера в центре прогремело два взрыва - в клубе "Джаз на Красное" на улице Набокова 14 и клубе-ресторане "Кабаре" на аллее имени Артура Дойля. "В наш город проникло страшное слово "терроризм" - полагают органы управления. Были закрыты все развлекательные центры, клубы и залы. По предварительным данным, общее число погибших составляет более двухсот человек. На место сразу же прибыли команды спасателей и пожарники. Прокуратурой заведено уголовное дело по статье..." - внизу послышался шум и Родион убрал звук. Через несколько секунд, решив, что причиной шума служит скверное настроение соседа снизу, Родион снял значок "mute" с рыла какого-то чиновника, дававшего интервью. "…Вынести трезвую оценку, когда будут извлечены данные камер наблюдения, но и без них очевидно, что в городе поселился террорист, а то и целая группировка..." - дальше Родион слушать не стал. Кроме того он уже знал как выглядит их будущий подозреваемый и не слишком-то нуждался в дополнительных поводах для хохота.

            На этот раз проникнуть в здание администрации оказалось не так просто - у входа стояла усиленная охрана. И, конечно, заговорить зубы им не удастся и проскочить мимо - тоже. Родион посмотрел на фасад здания - ещё недавно тут проходили выборы и огромный плакат нынешнего мэра в полный рост, и его сторонников, ещё не сняли. Побродив взглядом по их жирноватым лицам, Родион выбрал одного, под которым значилось "Анатолий Корватов, первый помощник". Свернув в подъезд здания напротив, Лорхтан сконцентрировался, держа в памяти лицо чиновника.

            Насколько хорошо поработал амулет-ошейник, Лорхтан мог судить лишь по охранникам, враз вытянувшихся в струнку и разделивших физиономии пополам плохо отработанной приветливой улыбкой. Позволив себе ещё поиграть чиновника, озабоченного судьбами вверенной ему части народа, Родион, мрачный как туча, проворчал, проходя мимо:

            - В городе террор, а они лыбу давят, дубины...

            - Так мы это, эээ... - послышалось вслед неуверенное мычание.

            Поднимаясь в лифте, Лорхтан дал команду и шипы, восстанавливая ему прежний облик, вернулись в исходную. Через минуту ему пришлось пожалеть об этой поспешности - выход на крышу охранялся. "Не иначе потому, что обнаружили сорванную с петель дверь" - мелькнула мысль.

            - Минуточку! Кто вы такой и что здесь делаете? - охранник шел ему навстречу. Нужно было немедленно действовать, и Родион не раздумывал:

            - Я от Корватова. Вот тут, - приближаясь к охранникам, говорил он, шаря в кармане по ходу движения, - у меня приказ на снятие охраны...

            Двое охранников, внимательно наблюдавших за действиями внезапно появившегося незнакомца, даже не успели удивиться, когда из кармана, вместо названного документа, появилась рука с кастетом. Силы байкера, многократно увеличенной духом темного рыцаря, оказалось достаточно, чтобы оставить охрану, застигнутую врасплох, вооруженную одними только дубинками, в положении жалком, и распластанными на линолеуме пола квадратными мордами.

            Видящий ждал там же, где и вчера. Облик его ничуть не изменился, но глаза пылали ярче, словно существо было обрадовано чем-то.

            - Началось! - шипящий голос звучал удовлетворенно, - первый город принял тепло Тени.

            Лорхтану почему-то этот довольный демон показался отвратительным, лучше бы он, как раньше - грозил и злился, ему это шло куда более.           

            - Вы говорите о нашем городе? - спросил рыцарь.

            - Конечно нет, глупец... - голос демона зазвучал очень тихо, - Мне нужно тебе кое-что рассказать... Мне… Велели. Только не пытайся прерывать Видящего!

            «То, что происходит на Земле сейчас – не что иное, как второй приход Апокалипсиса. Темный господин вновь послал своё воинство, чтобы обеспечить неизбежность прихода его. Многие миллионы лет назад, при основании Природы Земли и систем, окружающих её, как полагает Повелитель, была заложена программа баланса энергии, которая работает на Земле и по сей день. Бог, которому издревле покланяется живущий здесь людской род - есть центр сосредоточения светлой энергии, а наш господин противоположен ему. Несколько тысяч лет назад Повелитель попытался разрушить баланс энергий, чтобы вызвать темный Апокалипсис - он спустил своё воинство на землю, и велел убивать сильных верой и праведных духом. Чего и следовало ожидать – воинство «небес» также сошло на землю, чтобы пресечь человекоубийство. И тут в ход пошли рыцари – оружие, способное сражаться с ангелами. Лорхтан, ты тоже участвовал в битве, но погиб и твой дух многие сотни лет спустя пришлось восстанавливать по крупицам - поэтому ты ничего не помнишь. Когда происходящее узрел божественный глаз, Светлый ниспослал на землю своего сына, и самых гневоносных из серафимов…»

            Видящий внезапно остановился, словно перебирая в памяти события.

            "Да что говорить - у рыцарей не было шанса, ангелы разметали их. Тогда даже темные апостолы и сам Антихрист не смогли помочь им... С тех пор прошло много наших лет, и ещё больше - людских, и наш господин вновь готов нанести удар, откроющий путь Неизбежному. Потому архидемон вновь пробудил рыцарей, на протяжении многих веков Рок и его генетики духов восстанавливали павших в Первой рыцарской войне, а за последнюю сотню человеческих лет были созданы новые духи - недостающие элементы для плана Повелителя. Наша задача не сложна - потребуется всего лишь понизить энергетический фон, создаваемый мыслями и делами людей, до черного. И тогда Тень накроет город, и наш народ сойдет на землю и стихии поклонятся нам. Сейчас это началось по всему миру".

            - Поверь мне, - обратился Видящий к Лорхтану, - люди уже и сами желают этого.

            - А что если бы случилось наоборот - доминировала светлая сторона?

- Тогда наступил бы иной Апокалипсис, который открыл бы людям огромные возможности и дорогу на другие планеты… Но ты сам знаешь, почему это никогда не случится.

- Зачем тогда мы, если это настолько неизбежно? - спросил рыцарь, несколько взбудораженный рассказом.

            - Скорость, Скорость, Скорость, - отчеканил демон, - Хозяин спеш-ш-шит… Да и Светлый что-то в последнее время поутих…

            - Что с нашим городом?

            - Да-а-а-а, фон города стал значительно темнее, - Видящий подался вперед, - Но светляки ещё подобны призракам... - он наклонился к самому уху рыцаря, - Нам нужна анархия и паника...

            - Повинуюсь!

            - Скуй город цепями страха и возвращайся...

            - Это будет не так просто... - Лорхтан покачал головой, - Моих сил может не хватить...

            - Поговори с Повелителем, - четыре тощие руки вырвались из-под мантии Видящего, вращались, рисуя какой-то знак на лбу Лорхтана, - молись Ему, и Он дарует тебе Ссссилу... - демон покивал головой, - и помни - мы не можем допустить краха Первой Войны...

            Рыцарь поклонился, чувствуя легкую дрожь и возбуждение. Видящий оттолкнулся от земли, два черных кожистых крыла, вырвавшись из прорезей мантии, заработали с невероятной скоростью, быстро превратив демонического странника в черную точку среди облаков.

 

            Через полчаса байк Родиона ехал по дороге на Андропов - маленький рабочий городок, где единственной достопримечательностью являлся сталелитейный завод. Родион мечтал об алебарде на короткой рукояти, увиденной однажды в какой-то онлайн игре. Но он прекрасно понимал, что его кузнечных навыков не хватит и для создания колуна. А Лорхтан мог добавить, что любой заводской металл будет мягче его кулака, когда в нем будет довольно темной силы. Потому Родион предпринял поездку, по сути, только чтобы творчески убить время до момента, когда наступит час молитвы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                                       Глава IV

 

            Не спалось. В голову лезли спутанные мрачно-сладостные комки мыслей событий прошедшего дня. Среди тревожных и неясных предчувствий, страхов бабушки, высказанных ею по телефону, среди мыслей о страшной трагедии, разыгравшейся в городе, поминутно проступал ясный образ вчерашней прекрасной знакомой. Егору было наплевать, что у Кати совсем небольшое образование, что в разговоре порой она бывает груба, что города она боится и никогда бы не согласилась жить там. Сам того не замечая, раз за разом прокручивая в голове вчерашний день, вспоминая её улыбки, смех и случайное прикосновение руки, он всё больше влюблялся в юную селянку. Наполняя себя ощущением прекрасного, он открывал во всем происходящем и случавшемся с ним, иные грани, скрывавшиеся прежде за пеленой непричастности к вечному танцу, в котором, как он теперь ясно чувствовал, вращался весь мир. Егор закрыл глаза. Стены его комнаты дали трещину, лунный свет просачивался, чтобы соединиться с блеском его глаз, ангельские силуэты речных нимф шептались у его изголовья, их длинные русые волосы струились по его подушке и Катины зеленые хрусталики в глазах каждой из нимф сияли на него, переполняя грудь восторгом, выплеснуть который хотелось более всего, но не представлялось возможным. К рассвету он всё же забылся беспокойным поверхностным сном.

            Утро явно не задалось - серые тучи надвигались сплошной стеной, грозили молниями, гремели раскатисто. В комнату заглянула мать. Судя по реакции её лица, заглядывала далеко не первый раз за утро, но, не решаясь потревожить сон сына, уходила, чтобы вновь вернуться через несколько минут.

            - Егор! Не спишь? - женщина выглядела ещё более взволнованной, чем при вчерашнем позднем возвращении сына, - Опять звонила бабушка. По Новостям опять какие-то страсти передают.

            - Мам, ты не волнуйся, - голос Егора звучал устало, но спокойно, - бабушка сейчас на проводе?

            - Нет, она сказала, что ещё позвонит днем, - женщина опустилась на край постели, - она хочет, чтобы ты приехал. Она очень волнуется.

            Егор помрачнел. Со вчерашнего дня ему внезапно стало нравиться село и ему не улыбалось покинуть его, особенно сейчас, когда он уже вынашивал планы новых встреч с Катей.

            - Мам, ты же её знаешь - всегда найдет повод поволноваться...

            - Сына, она старенькая совсем... Может, ты поговоришь там с ней, может она всё-таки согласится теперь переехать к нам.

            - Что-то я сомневаюсь... Она же городская до мозга костей!

            Женщина вздохнула.

            - Ну ладно, если ты не хочешь ехать, никто тебя тянуть не будет, - она поднялась и наклонилась над кроватью, заглядывая Егору в глаза, - Я думала ты рад будешь в город вырваться.

            - Мам... - начал было Егор, - я над картиной ещё поработать хочу...

            - Ты поговори с ней, когда она позвонит, ладно? - женщина погладила щеку сына, - Успокой её...

            - Хорошо, - уже гораздо бодрее, ответил Егор, - Что у нас на завтрак?

            Женщина встрепенулась, и исчезла за дверью.

            - Я же пирожки поставила, - раздался её голос из кухни, - Совсем память дырявая!

           

            Ожидал на автобусной остановке. Ближайший автобус, судя по расписанию, обещался явить свои габаритные огни ещё через полчаса, но Егор нарочно пришел раньше - нужно было привести в порядок мысли, а в присутствии матери это сделать гораздо сложнее. Бабушка позвонила ещё до назначенного срока. Её голос дрожал. Она что-то кричала про терроризм, про взрывы и разрушение. Из всего этого Егор понял только, что вопрос о его приезде в город не обсуждается в любом случае. Будь его новообретенное чувство более эгоистичным, он, несомненно, нашел бы доводы, чтобы не ехать, особенно когда на улицах города творилось черти что. Но что ж за беда приключилась на самом деле? Егор запретил матери включать телевизор - для её же спокойствия - и потому сам толком ничего не знал о событиях, развернувшихся там, куда его вскоре должна была привести дорога.

            В автобусе, прислушиваясь к разговорам, Егор составил некоторую картину произошедшего в городе за минувший день. За окном проносился пригород, вдалеке уже удавалось различить городские высотки. Размышляя над услышанным и сопоставленным, Егор внезапно заметил впереди, на пути автобуса, пост полиции. Всех попросили покинуть салон, каждого пассажира осматривали и обыскивали его вещи. Автобус пропустить дальше постовые отказались и продемонстрировали водителю какой-то документ.

            Наняв одного из таксистов, которые, очевидно, почувствовав запах добычи, целым роем скопились неподалеку от заставы, Егор направился в район Первой Революции, на улицу Публицистов, где и обитала его бабушка. Быстро темнело, мелкий дождь, превративший неасфальтированные дороги периферии города в кашу из грязи и щебня, всё усиливался. "9ку" швыряло, боковые стекла забрызгало грязью, и видимость снизилась до двух-трех метров. Когда машина рассекла очередную грязевую лужу и оказалась в свете жухлого фонаря, водитель, тревожно взглянув в боковое зеркало, громко выругался и надавил на тормозную педаль. Отстегиваясь и доставая из бардачка зажигалку, водитель – полный узбекистанец с черной бородкой - продолжал крыть на чем свет зиждется город и его дороги, затем закурил и выбрался наружу. Егор вылез вслед за ним. В свете фонаря он увидел причину сквернословия прежде несловоохотливого водилы - правое переднее колесо жалким образом пищало, оседая. Егор пригляделся и понял, что заднее колесо с той же стороны так же пробито, что сразу наводило на мысль о подводном рифе, нарочно кем-то установленном в луже. Этот "кто-то", впрочем, не заставил себя ждать - с двух сторон к машине приближались фигуры в черных куртках, у некоторых было заметно оружие - биты, внушительный топор с противопожарной стойки, кое-где поблескивали лезвия ножей. Водитель бросился в салон автомобиля, быстро извлек оттуда газовый баллончик и приготовился к нападению. Из темноты послышался смешок, после чего что-то тяжелое ударило Егора по затылку. Сознание погасло.

           

            Если кто-нибудь из ваших друзей-панков скажет, что проснуться лицом в грязи, да ещё и с пробитой головой - это нормально и, даже, можно назвать приятным приключением - не верьте им. Егор осмотрелся - ни бедолаги водителя, ни следов машины. Впрочем, фонаря, под которым они остановились, тоже не было видно, словом место оказалось другим. Дождь прекратился, и запекшаяся кровь на голове отвратительно склеила волосы. Егор поднялся. "Какие-то гаражи" - он поплелся по разбитой дороге. Вскоре он почувствовал, что валится с ног - настолько измотано было его тело. Ноги подкашивались, к голове подсоединили старый трансформатор, непрерывно гудящий, быстро истощающий, и без того небольшие, силы художника. Егор огляделся в полутьме – на удачу измотанного путника, дверь одного из гаражей оказалась приоткрытой. Ощупью пробравшись вглубь, в дальнем углу, он нашел старую простыню, точнее её останки, пущенные владельцем гаража на тряпки. Егор растянул её на пыльном полу, и, не церемонясь, рухнул на грязную простынь, стянул с себя куртку и аккуратно положил под голову.

            Усталость страшно тяготила, но адреналин не давал успокоиться распаленному мозгу. Егор перебирал в голове события прошедшего дня и дивился всей невезучести. "Судьба издевается надо мной, - пробормотал он, - только-только я нашел ту, которая смогла бы вдохновить меня... Неужели каждый кусочек счастья нужно добывать из горящих углей? За это ли ты наказываешь меня, Бог? Разве плохо то, что я чувствую?.." Он помрачнел и несколько минут не думал ни о чём, глядя остановившимся взглядом в едва различимый потолок гаража. "А может, и нет там никого, никого, кто помогает".

            Егор ещё долго лежал с открытыми глазами и смотрел на крохотную звёздочку в проеме створки двери, должно быть, единственную различимую сейчас на небосклоне, омраченном ночными облаками. Когда же первые лучи рассвета позолотили краешки облаков вдали, он внезапно провалился в сон.

            Он не знал этого рыцаря и не мог разглядеть лица, но лишь раз взглянув со стороны на его гордо посаженую голову, отливающие золотом металлические наплечники, и длинные седые волосы, он пропитался к нему глубоким уважением. Призрачные течения ветра рвались снизу, трепали его одежды, тревожили серебряные пряди волос. Мужчина стоял на скале, у самого обрыва. Егор медленно приблизился к краю. Он никогда не видел карты города, но почему-то сразу понял, что там, далеко внизу, раскинувшийся под ними город - тот самый, где Егор когда-то учился. Но важнее была Боль. Она терзала город, изъедала, словно плач сотен младенцев и крики их умирающих матерей, ужасающий вопль вырвался из глубин его, оттолкнув Егора от края, обескуражив его. Пораженный, он посмотрел на рыцаря. Тот, огромный и безмолвный, как скала, всё смотрел и смотрел вниз, недвижимый. Егор заглянул в лицо рыцаря - и увидел такую боль и страдание, что, совершенно потрясенный, рухнул на колени. Сердце оборвалось, и слезы вдруг хлынули из глаз. Этот рыцарь... он страдал за них, страдал с ними, и даже больше них - людей этого огромного города. Егор упал к ногам рыцаря и целовал их, словно обезумевший.

            «Что это?.. - прошептал Егор, внезапно вырвавшись из сновидения, - К-кто он?.. И почему "рыцарь"?..» Холодные капли пота проступили на лбу. Тяжелый вздох вырвался из его груди, сердце бешено колотилось. Пот резко охладил сонное тело, заставив содрогнуться. Вопросов было слишком много, а отвечать - некому.

Судя по солнцу, время уже перевалило за полдень. Но это Егора почему-то не удивляло. Спать он больше не мог, и, решив, что отдохнул достаточно, отправился на поиски остановки. Плетясь по грязевым лужам, Егор вдруг вспомнил о куртке. Денег там почти не было, благодаря ночной встрече, но на то, что оставалось в секретном кармашке, можно было позавтракать, и добраться, наконец, до квартиры бабушки. Куртка осталась в гараже, и Егор уныло побрел обратно.

            Накидывая куртку на плечи, Егор заметил небольшой плакат на стене. На нем мужчина в кожаном плаще несся по улице, пригнувшись к черному баку мотоцикла. Судя по нечеткости фотографии, не позволявшей даже толком разглядеть лицо байкера, сделана она была на любительскую камеру, и, по предположению Егора, это был снимок владельца гаража. 01.06.2012 – значилось в нижней части плаката, что подкрепляло предположение, а также давало понять, что фото достаточно свежее. Внизу, подле даты, автор плаката достаточно ловко добавил свою подпись и значок радиационной опасности. Егор пожал плечами и вышел из гаража.

            Наскоро пообедав печеньем и кефиром на уличной скамье, молодой человек сел в маршрутную газель, водитель которой не испытывал сомнений, отвечая на неуверенно заданный вопрос, остановится ли машина у остановки на пересечении улицы Гумберта Брехта и Публицистов. В маршрутке, полдюжины затравленных людей сидели погруженные в невеселые мысли, подавленные, избегали глядеть в чьи-либо глаза, боясь прочесть в них тот же страх, что червоточил их думы. Правда Егора не особенно интересовали эти случайные встречные - он сам был погружен в настроение своего сна, каждое мгновение пытался возродить перед собой лицо того странного, но невероятно благородного мужчины, и всякий раз претерпевал крах. Рев двигателя мотоцикла отвлек его - какой-то байкер на огромной скорости, вопреки дорожным правилам, вынырнул из проулка и поравнялся с газелью. Егор пригляделся, и удивление его возросло - на мотоцикле сидел араб в потрепанной кожаной куртке, с длинным шарфом на шее и с каким-то огромным стальным предметом в наспинном мешке. Сначала Егор решил, что это какой-то странный станок с рукоятью, торчавшей из мешка. Но когда араб оставил газель позади, и удалось разглядеть мешок на спине, Егор подумал, что это грубо сработанная коса на короткой ручке - должно быть араб не знал, что для удобства перевозки, металлическую часть можно снять. Араб скрылся за одним из поворотов впереди, и Егор вновь вернулся к своим мыслям. Он появился внезапно - всё тот же араб, но предмет, извлеченный им из мешка за спиной... огромных размеров тесак, который наездник без особой натуги держал горизонтально движению, словно воинственный улан, шедший в атаку. Этот странный и жутковатый всадник промчался мимо на огромной скорости, ударил по тормозам на переулке, перед самым носом водителя иномарки, мигавшей поворотником, вдруг бросил свой мотоцикл в безумный штопор, и - Егор замер от ужаса - размахнувшись гигантским тесаком, рассек иномарку от капота до багажника одним чудовищным ударом. Егор, совершенно ошарашенный, наблюдал, как байкер из Эмиратов свернул в сторону, откуда приехала иномарка, разрубленная им словно картонная коробка, уехал беспрепятственно и совершенно невозмутимо. Несколько минут молодой художник, на глазах которого произошла такое невероятное по жестокости преступление, смотрел в сторону, куда направился араб. Затем, немного придя в себя, он понял, что автобус застрял в пробке - о ней как раз передавали по радио, но изменить маршрут водитель права не имел. О размерах её ещё обещали уточнить, но Егор сразу принял решение идти дальше пешком - благо до бабушкиного дома оставалось всего пару кварталов - и окликнул водителя.

            Дверь закрыта, прародительницы нет. Егор опустился рядом со входом, положив куртку под зад, чтобы не морозить пятую точку о бетон. Что же за безумие происходит в городе? - Егор перебирал в голове события, приходя лишь к одному выводу - город сошел с ума. Прошло больше получаса. Егор недоумевал – прекрасно зная повадки своей прародительницы, он был уверен, что та не посещала никаких заведений, кроме магазина, за последние пару десятков лет, и уж точно не оставила бы квартиру без присмотра больше, чем на час, особенно ввиду городских событий. Решив, что, возможно, бабушка набрала много продуктов из расчета на его приезд, и теперь ей тяжело нести пакеты, Егор поднялся, сбежал со второго этажа по лестнице, и направился в супермаркет, обычно предпочитаемый бабушкой, ввиду территориального положения и выбора кофе.

            Быстро обойдя магазин, Егор вернулся к входу и решил расспросить кассира. Женщина на кассе заметно нервничала, ответила кратко и грубо, что приглядывать за старушками - не её работа. Егор обратился к охраннику, дежурившему у дверей. Им оказался приятный мужчина лет тридцати пяти-сорока, высокий и спокойный, в контраст большинству сегодняшних встречных. Он просто ответил, что за последний час не видел ни одной женщины в летах, не то, что бабушек: "Сегодня они редкость, - улыбнулся охранник, - Армагеддон у всех на уме – они его боятся и дома сидят" Егор переволновался не на шутку и бросился к телефонной будке. Когда он позвонил в главную больницу города, сочувствующий женский голос подтвердил ему, что его бабушка находится у них - утром доставили с сердечным ударом. Положение её было настолько тяжелым, что уже через полчаса по прибытию, старая женщина скончалась.

Егор опустился на пол и прислонился к стене. Голос в трубке некоторое время ещё говорил что-то, потом послышались настойчивые восклицания "Алло! Алло? Вы приедете?". Затем раздались короткие гудки. Течение лет замедлилось, пространство расплылось, время обходило стороной, потому что для него теперь оно не значило ничего.

            Какой-то мужчина, сначала взволнованно, а теперь уже и с нотками раздражения, окликал его. Должно быть, человек намеревался позвонить с телефона, и Егор, сидевший в будке, ему мешал и тратил время. Быть может, он был справедлив в своей раздражительности. Наверное, он торопился. Егор посмотрел на него пустыми глазами. Мужчина несколько подобрался и утратил строгость в лице. Медленно подымаясь, Егор пошатнулся, некоторое время держался за стену, словно пьяный, потом всё же встал и побрел вдоль дороги.

 

 

 

 

 

                                                                       Глава V

 

            Занималась заря. Во всем лике города чувствовалась нервозность, к вечеру переросшая в страх, а к ночи обещавшая вылиться в панику. Из груди мегаполиса доносились первые хрипы и крики кровавого бешенства, посеянные вездесущими демонами в головы идеалистически неуверенных горожан, и выросшие на плодотворной почве свободы и безнаказанности. Вороны, заметно симпатизируя темному рыцарю, слетались к занятому им дому, облепляли провода и чинно рассаживались на перилах балкона. Наслаждаясь предчувствием близкой развязки, совершенно уверенный в себе, и потому несколько самодовольный, Родион расположился на шезлонге со свежей прессой. Особенно смелые вороны время ото времени приближались, деликатно, к его изголовью и заглядывали в газету. Сидящие на перилах также любопытствующе косились бусинками глаз, но не было ни одного, кто расправил бы крыла с риском коснуться и потревожить читающего рыцаря.

Сразу же, на первой странице, знакомые герои из старого фильма о войне в Сахаре, в различных позах, кое-где на крайне плохо сделанных фотографиях, грозили оружием, рубили, убивали, разрушали и жгли. "Воспользовавшись беспорядками в правительственных органах страны, мафия эмиратов готовится к захвату власти в городе!" - уверяла одна статья, "Жестокие убийства происходят по всему городу!" - вопила другая, "Органы управления города выведены из строя фанатиками и анархистами" - отчитывалась третья. Минут пять полистав страницы, Лорхтан бросил газету вниз, на пустынную дорогу. Вороны встрепенулись, несколько голов вопросительно повернулись к нему. Лицо рыцаря не выражало ни единой эмоции - всё происходящее планировалось многие десятки лет, и было лишь в точности исполняемо рыцарем Рока. Он просто ждал завершения дня, начала нового, и надеялся, что тот будет последним для города, каким он его знал. О Молитве Лорхтан старался не думать - прежде рыцарь не мог помыслить, что способен ощущать страх, и это открытие неприятнейшим образом задело его гордость. Один только голос темного божества повергал в такой благоговейный, но смертный, страх, что склонившийся в молитве, содрогаясь, рыцарь не смел поднять глаз. Зла, источаемового этим голосом, казалось, хватило бы, чтобы потушить огонь веры в сердце любого праведника. Чуть позже, пытаясь вспомнить слова Владыки, Лорхтан уперся в каменную стену забвения - ни единого слова Его не мог удержать, ни разум человека, ни рыцаря. Сила, переданная Лорхтану, имела только одно направление, одну цель, о чем утром не преминул напомнить неизменный Видящий. Но, что гораздо важнее - он сказал, что подготовка завершена, и под покровом ночи он спустится в город, чтобы указывать "светляков". До назначенного времени оставалось ещё несколько часов, и Лорхтан просто ждал, уверенный в плане Видящего. Все "приготовления" рыцарь закончил ещё пару часов назад, и точно знал теперь, что ни полиция, ни вооруженные силы, им помешать не смогут. Рыцарь переоделся в свободный, но достаточно строгий, темно-синий костюм, подпоясался длинным кинжалом, купленным загодя у торговца восточной лавки, (там же он приобрел одежды для сегодняшних диверсий) и расположился, полулежа, у самых перил балкона. Оставалось ждать - и он ждал. Расслабленный суетным копошением птичьих стай, рыцарь задремал.

            Пробудился он резко, продрогнув настолько, что всё тело било холодной дрожью, а конечности двигались так медленно, словно он стал хладнокровным. Заметно лучше стало после горячего кофе и просмотра сводки новостей. Торжественно отвесив поклон большим настенным часам, Родион натянул поверх костюма свою кожанку и спустился вниз. Ночь приветствовала его, но совсем не так, как прежде - толпы агрессивно настроенных неформалов, «детей улиц», расистов и анархистов всех мастей, вывалились на улицы, опьяненные свободой, штурмовали культурные заведения и магазины, рушили памятники, били машины и витрины. Крики слышались с разных сторон, где-то палили из оружия, верещала сигнализация, раздавался зверский хохот разбушевавшихся голов, вершивших расправу и вандализм. Видящий двигался навстречу, плавным скользящим шагом. Следом за ним плелось несколько ночных возмутителей спокойствия, на удивление смирные и тихие. Как обычно при появлении демона, существо Родиона смыло багровой мутью. Лорхтан поклонился. Видящий одобрительно зашипел:

            - Час пришел, рыцарь, я ясно вижу их, - туловище в черной мантии медленно отклонилось назад, послышался вздох и быстрое шипение слов, - Их много... Им частично удается сохранять фон даже сейчас, когда город наполнен ужасом...

            - Кто они? - спросил Лорхтан, кивнув на спутников демона.

            - Просто рабы, - Видящий повел рукой и двое парней вышли вперед, - Они будут помогать тебе, сопровождать светляков до места. У нас не так много рыцарей, хе-хе-хе...

            - Разве мы можем доверять светляков этим зомбированным? - Лорхтан недоумевал.

            - Они?.. - Видящий зашипел вяло, казалось, он хотел показать своё превосходство знания, - Это спящие – люди, не обретшие сознательность, несмотря на совсем не юный возраст. Мне почти не пришлось ничего делать. Теперь они не проснутся наверняка – мертвы они даже более, чем были при жизни. Но с задачей своей они справятся, не сомневайссся...

            - Но... - начал было Лорхтан.

            - Мы должны спешшшить... Не медли, рыцарь... Я укажу путь...

            Лорхтан подавил в себе желание продолжить спор, и вернулся к настоящим вопросам:

            - Мы что, пойдем пешком?

            - Мне незачем идти с тобой - ты увидишь, почувствуешь меня... - Видящий покивал, - Ещё одно, рыцарь... - Демон протянул свою тощую руку к шее Родиона, - Твой амулет...

            Пряжка ошейника, которую Лорхтан и Родион не раз пробовали разомкнуть вручную, всякий раз терпя поражение, коротко щелкнула, и ошейник-амулет змеёй сполз в ладонь Видящего. Надо сказать, оба сожителя расстались с ним без сожаления.

            - Ты взял распятия, как я велел?

            - Да, они у меня, - Лорхтан похлопал по карману.

            - Очень хорошо, рыцарь... Надень одно на себя - тебе это не повредит, а светлякам поможет верить... Религия… Хе-хе-хе…

            Крытая ярко-зеленым брезентом «газель» неожиданно вынырнула из проулка справа. На высокой скорости машина пронеслась к центру баскетбольной площадки, где стоял рыцарь и чуть поодаль - Видящий. Водитель затормозил так резко, что машину сильно занесло, чуть было не опрокинув вовремя успевшего отскочить Лорхтана, на тормозном пути, уже боком, машина припарковалась прямо перед Видящим.

            - Этот рыцарь гораздо моложе тебя духом, Лорхтан, - Видящий заговорил несколько тревожно, - Он послан… согласно плану, в помощь тебе.

            - Придется его подрессировать, - зло сказал Лорхтан, подымаясь с земли, - Борзый малый!

            - Роков рыцарь! Ангелы спускались на землю сегодня, - Видящий повысил голос, в нем почувствовалось раздражение и тревога, - Как только они поймут, что происходит, они постараются помешать нашим планам. Ты должен увести светляков как можно быстрее!

            - Справимся, - проговорил Лорхтан, подходя к кабине.

            Дверь щелкнула - похоже, водитель решил выбраться сам. Лорхтан, приближавшийся с воинственным видом, вдруг остановился, удивленный. С сиденья «газели», одним ловким движением, спрыгнула молодая девушка, в кожаном камзоле и таких же штанах. Когда девушка повернулась к рыцарю, он поразился сильнее - она была необычайно хороша, редкостной гневной красотой, совершеннейшая пантера с гривой черных волос. Невозмутимо взглянув на рыцаря невероятно быстрым пронзительным взглядом, она внезапно рассмеялась, заметив смятение на лице мужчины. Её смех был звонким, удивительно чистым, но он мгновенно вывел Лорхтана из оцепенения, оскорбив ноткой насмешливости. Рыцарь помрачнел, но тут ему в голову пришла догадка:

            - Что это за шутки? - он повернулся к Видящему.

            - Это рыцарь Рока, (при этих словах девушка поклонилась говорившему) посланный тебе в помощь, - произнёс демонический голос, - Её нарекли Тариэль. У неё… особая задача.

            - Эта девчонка?.. - скривился мужчина. - И чем это она мне мо...

            Он не договорил - что-то резко щелкнуло у него над ухом. Лорхтан взглянул на девушку, но та продолжала стоять в полудюжине шагов, с деланным равнодушием поглядывая на него.

            - Так чем девчонка будет...? - раздался свист, и что-то резко ужалило его в шею. Лорхтан зарычал и обернулся к девушке-рыцарю, которая с совершенно невинным видом сматывала какую-то проволоку. Он приложил руку в точку боли, и, ощутив кровь, тонкой струйкой сочащуюся из бороздки лопнувшей кожи, внезапно рванулся вперед и прыгнул. Девушка отскочила в сторону, уворачиваясь от его летящего тела, едва коснувшись ногами земли, выбросила левую руку вперед, и из-под манжета её камзола вырвались три толстых струны, устремившиеся поперек движению летящего тела мужчины. Струны, направленные молниеносным рывком, впились в кожу и опутали руку рыцаря. Тариэль резко дернула - и удар кулака, предназначавшийся ей, направился в бетонную плиту площадки. Прошла всего доля секунды, а бой уже закончился - Видящий черным гигантом возник между рыцарями, и велел Тариэль отпустить руку Лорхтана.

 

            Пока «спящие» загружались в кузов, Видящий куда-то пропал. Но Лорхтан не удивился этому, зная твердость руки, ведущей этих странствующих демонов. Что же до Родиона, выплывшего из алого мазута к своему немалому удовольствию, то он сразу же увлекся созерцанием некоторых достопримечательностей Тариэль. Когда пламя ярости стихло в душе рыцаря, а кожа костяшек почти восстановилась, сидя вдвоем в кабине машины, Родион разговорился с девушкой, которую не без задней мысли, отныне решил звать Таней.

 

            Видящий стоял около высотки из скучнейшего белого кирпича, каких в микрорайоне было не меньше полусотни, с таким видом, словно никогда и не сходил с этого места. "Это здесь" - голос демона родился из пустоты улочек, долгим эхом перекатывался в голове ведомого рыцаря.

            - Останови здесь, - обратился Лорхтан к рыцарю, сидящей за рулем. Та беспрекословно повиновалась. Родион уже успел понять, что хоть Таня и была дерзкой и своенравной, с поставленной задачей она справлялась, как и должно рыцарю.

            Чтобы войти в подъезд, Лорхтан, не тратя времени, взялся за верхний край двери и скрутил её в толстую трубу, с противным скрежетом вырвав замок и петли. Трое вошли в подъезд. Пока апокалиптический рыцарь поднимался по лестнице, на каждой площадке, в каждом окне, в каждом клочке теней и даже на каждой ступени, он чувствовал дух Видящего. Лорхтан взял с собой двоих прислужников, выбрав внешне самых опрятных. Ещё в подъезде он набросил на спящих по серебряному кресту на шерстяной нитке, и теперь улыбался, представляя какую команду святош они из себя представляют. "Дверь справа, опера..." - дух Видящего незримым порывом проскользил по лестничной площадке вниз, чтобы не нагнетать излишней черноты. Лорхтан потянулся к кнопке звонка. Почти сразу из-за двери раздался чистый и мелодичный женский голос:

            - Да-да, входите!

            То, что женщина даже в это смутное время, особенно ночью, не заперла дверей и спокойно приглашала войти, даже не взглянув в глазок, а прежде всего - этот на удивление сильный женский голос, несколько смутил рыцаря. Тем не менее, не изменившись в лице, он вошел вместе с прислужниками, и сразу же повернулся к хозяйке квартиры, замершей в вопросительной позе:

            - Кто Вы? – Через секунду Родион понял, что вопрос прозвучал крайне нелепо, но и не думал молиться улетевшему воробью.

            Перед ним стояла высокая стройная женщина, с великолепной осанкой, уже в летах, с живыми ясными глазами, хоть и в ореоле хронической усталости, смотревшими удивленно, но доброжелательно.

            - Прежде всего (поразительно чистый голос - отметил про себя Родион) я хотела бы узнать, кто Вы и с чем связан Ваш визит в это позднее время?

            Лорхтан поклонился:

            - Я прошу прощенья. Моё имя значения не имеет, но Вы можете звать меня просто "рыцарь". Цель моя настолько срочна и безотлагательна, что мы не могли ждать до утра.

            Женщина смотрела непонимающе. Оглядев "рыцаря" и его спутников, и отметив про себя кресты и длинные волосы ночных визитёров, она устало произнесла:

            - Если вы из какого-то религиозного движения, то прошу меня простить, но я не принадлежу ни к одной из религий, я просто певица из театра оперы.

            "Опера" - промелькнуло в голове рыцаря.

            - Вы должны следовать за нами - это вопрос вашей безопасности.

            - Сейчас час ночи и у меня совершенно нет желания куда-либо идти! - отрезала певица, - Особенно с человеком, скрывающим своё имя.

            - Я прошу Вас, я всё объясню дорогой, - Глава религиозного клина шагнул к певице, но та сделала предостерегающий жест:

            - Ещё шаг, молодой человек, и я вызову полицию, не вынуждайте меня!

            "Дьявол..." - прошипел рыцарь себе под нос, отстраняясь назад. "Слишком долго! - раздался голос Видящего в его голове, - скажи ей, что ты знаешь о судьбе её мужа и расскажешь ей, если она согласится идти". Лорхтан повиновался. Женщина обомлела, лицо на мгновение исказилось непереносимой мукой, затем она поборола внутреннюю боль, глаза заблестели, и она неестественно уверенным тоном произнесла:

            - Идём!

            Спускаясь по лестнице, рыцарь думал о подлецах Видящих, читавших самое сокровенное даже в таких светлых душах.

 

            Светляков, одного за другим, различными убеждениями, обещаниями и уговорами выводили из домов, и усаживали в машину. Для одного светляка-семьянина пришлось даже инсценировать нападение грабителей, а в довершение сжечь его дом, вместе со всем, что держало его, включая жену, детей и родительницу - безжалостный Видящий шел к цели, не считая человеческих жертв. При этом всякий раз Лорхтан выступал как защитник, спаситель и утешитель - для какой ещё дьявольщины нужна была Видящему таковая репутация рыцаря, он мог только гадать, но в точности исполнял повеления демона.

            Десятого светляка едва успели спасти - это был психолог, пытавшийся остановить разъяренную толпу, рушившую дворец культуры - бедолагу бросили умирать в кювет с глубоким ножевым ранением. Поскольку сила темного божества имела совсем другую цель, и Лорхтан ничего сделать не мог, Видящий, должно быть, впервые за свою жизнь, помогал смертному – демонская кровь, пущенная им из собственной жилы, примешалась с кровью раненого, укрепила поврежденный орган, простимулировала заживляющие функции настолько сильно, что уже вскоре Видящий перетянул рану человека импровизированным жгутом из лоскутов разорванной рубашки, и, сипло выпустив воздух, выпрямился. Человек и не думал сопротивляться, когда его заносили в фургон.

 

            Разгорался рассвет. Город пылал - пожар пировал во многих районах, с легкостью пожирал деревянные постройки окраины, лениво выползал из окон полукаменных многоэтажек, и препятствовать этому, похоже, было совершенно некому. Таня повезла собранных светляков до перевалочного пункта. Родион остался в городе ожидать Видящего. Наблюдая пожар с верхушки кузова опрокинутого КАМАЗа, где рыцарь расположился на отдых, несколько утомленный ночной погоней за светляками, он предавался мыслям о завтрашнем дне, который должен был стать финальным для города, оставшегося без контроля и энергетической защиты.

            - Он сказал, их осталось двое... - Родион ни к кому в особенности не обращался, да и собеседников у него было - два зомбированных парня с крестами, которых он почитал за овощи. Выходило так, что разговаривал он с собой, но это его ничуть не смущало. Убираясь в места, недоступные гнетущему демонские глаза солнцу, Видящий обещался приставить к оставшимся двум светлякам в городе своих прислужников – теней - чтобы «уберечь главные ценности человеческого рода» - как, не без иронии, выразился сам демон.

            - Что ж, осталось всего полдня... Надо чем-то заняться, иначе опять начну думать о бедрах Тани...

            - Есть предложения? - Родион всматривался вдаль. Большая разношерстная толпа какого-то сброда падальщиками окружила частный дом - проволочный забор был прорван, а на крыльце происходило какое-то движение, и даже раздавались выстрелы. Лорхтан нечеловечески острым глазом уловил, что в гараже, к которому уже подступила чернь, стоит несколько японских мотоциклов. Родион, как известно, питавший слабость к мото, сразу заискрил глазами.

            - Похоже, бьют нашего брата байкера! - голос Родиона загорелся озорством. В два прыжка спустившись вниз, он рванул в круговорот событий. Лорхтану было совершенно всё равно, и он промолчал.

 

 

 

 

 

 

 

                                                                       Глава VI

 

            Сколько времени он провел в беспамятстве, бессмысленно бродя по улицам, Егор не знал. Близился вечер, но какого дня - этого он также знать не мог. Когда сознание немного прояснилось, Егор подумал, что, возможно, стоит позвонить тетке – она жила тут же, в городе. Возможно, она согласится взять на себя хлопоты по похоронам. Егор наудачу определил направление и побрел, по его мнению, к более крупной артерии-дороге, надеясь где-нибудь набрести на телефонную будку. Но ему так и не довелось проверить правильность своей догадки - впереди замаячила небольшая группа людей, грязноватых и потрепанных, с грубыми голосами и вооруженными по последней моде уличных хулиганов - различной арматурой, некоторыми спортивными принадлежностями и инструментами, словно они только что ограбили спортивный магазин. Они двигались навстречу ему, некоторые недвусмысленно взяли импровизированное оружие наизготовку. "Нет, не грабители" - устало подумал Егор, даже и не думая броситься наутек. Куда пришелся первый удар? "В голову, наверно...". И запоздалое - "...Поэтому и лежу". А они что делают? «Шарят по карманам или бьют меня - не знаю...» «А это что?» Мелькнуло что-то и приглушенный звук тормозов... «Теперь-то что происходит? - меня куда-то тащат…» «Кто он?» - перед мутным взором, в ореоле звенящего сознания, возникло лицо склонившегося над ним мужчины. Его губы шевелились, он что-то говорил или спрашивал, выглядя обеспокоенно. «О боже, как похож…» Волна мазута захлестнула глаза, лопнула связующая струна, разверзлась черная бездна - и Егор провалился в неё.

 

            Брезентовый потолок кузова ГАЗЕЛи. Когда Егору было десять, они с друзьями часто ездили на таком на поля за поселком, где помогали сажать картошку. Взрослых радовало и ободряло присутствие детей, поэтому, как думал он тогда, их часто брали с собой. По дороге они выглядывали из-под полога, закрывающего заднюю часть кузова, выглядывали потому, что пылиться в кузове нестерпимо скучно, а по пути - лес и вспаханные поля, огромные, согретые солнцем, зовущие. Однажды газель так резко затормозила перед поворотом, что Егор не смог удержаться за борт и кувырком вылетел на булыжную дорогу. Эти же стены, наполненные жгучей болью, сопровождали его на пути до больницы. Именно поэтому сейчас Егору вспомнился тот день - он также был наполнен болью, как этот, но тогда мальчишка впервые так сильно чувствовал жестокость мира, и он, крошечный и стенающий, не мог поверить в справедливость происходящего.

            Егор огляделся. От движения в голове перекатывались крошечные железные шарики, неприятно скрипящие, правый глаз несколько мутно отражал реальность, а во всем теле поселилось судорожное дрожание. Пожилой мужчина, хранивший в морщинах лица мудрость и добродушие, сидел в самом углу, близ кабины, вполголоса разговаривая с девушкой; молодая девушка прислонилась к его плечу и что-то тихо говорила, часто поднимая глаза вверх с вопросительным выражением лица. Сквозь шум дороги и дребезжание металлического скелета машины, до Егора доносились то звонкие нотки вопросов, то глубокий, твердый и чуть хрипловатый, тембр ответов. Иногда девушка поглядывала на распростертого Егора, лежащего посреди кузова - смотрела не без жалости, но упреждающим и большим, при этих взглядах, в её лице было любопытство. Последний безмолвствовал, сидя на корточках у самого борта, он сидел спиной к Егору, и, казалось, ничто его так не занимало, как созерцание, в прорехе между брезентовой стеной и пологом, закрывающим вход, дороги, уходящей вдаль. Егор приподнял голову. Его уложили на импровизированную деревянную скамью, составленную из двух толстых досок, и надежно примотали к ней жгутом - так, чтобы он не съехал на пол, но и чтобы току крови не препятствовать. Пожилой мужчина, заметив, что Егор пришел в себя, приблизился, придерживаясь за потолочный каркас. Смотрел он сочувственно, но с каким-то странным интересом, подобный которому Егор успел заметить в глазах его спутницы.

            - Потерпите немного, - в голосе мужчины шелестел океан доброты и спокойствия, - Они сказали, что на место встречи мы прибудем уже через полчаса.

            Егор не имел ничего против. И, хотя у него накопилось вопросов, неразрешимых без посторонней помощи, ему было над чем подумать, и он занялся этим.

 

            Заскрипели тормоза, кузов тряхнуло - добрались. Мужчина, сидевший у борта, медленно поднялся и забросил полог на крышу кузова. Затем он подошел к Егору и принялся распутывать жгуты. Тут только Егор смог его разглядеть - молодой угловатый парень, сродни тем бандитам, что напали на Егора. К удивлению нашего молодого героя, этот парень носил чисто христианский маленький серебряный крест, но он так нелепо болтался, что Егор решил про себя, что это какая-то безбожная мода грязного мира. Тем временем снаружи открыли борт машины и странная парочка, сидевшая в углу, поспешила выбраться. Мордоворот крестоносный, закончив с распутыванием, протянул ему руку, но Егор поднялся сам - всё тело ныло, в уголках взора ощущений затаилась боль, которая, казалось, могла сдавить его от любого неловкого движения, но прибегать к помощи этого оборотня было противно. Спуститься вниз так же самостоятельно ему не позволили - две пары крепких рук подхватили его и бережно спустили на землю. Свежий ветер бросил в лицо запах теплой сдобы. Егор огляделся: слева и справа, уходя к холмам на горизонте, вилась лента дороги; посреди моря буро-черных свежевспаханных полей уютным оазисом стояла двухэтажная гостиница. Летом, должно быть, она утопала в зелени, и даже сейчас сохранила следы летних красок - багровые розы таинственным пламенем взбирались по специально подготовленной стене фасада здания, желтые хризантемы аккуратными полосками обозначали мощеные тропинки садика, раскинувшегося вокруг отеля, превращая его в уголок света, раскрывшего свои двери в тусклость осеннего мира. С балкона второго этажа свешивалась переливающаяся разноцветными огоньками вывеска "Последний Приют". Похоже, булочками пахло именно оттуда.

            На пороге гостиницы стояла молодая женщина, одетая в мужской камзол времен богемной революции, вызывающе выглядящий в компании с джинсовыми штанами в обтяжку. Когда трое пассажиров газели приблизились, она подняла руку, призывая к вниманию. Четверо парней с небритой внешностью - двое вооруженные автоматами, вышли из здания, а двое других - сопровождавший в кузове и, вероятно, водитель, везший их - остались позади. Девушка в камзоле заговорила. Она предложила войти, но так, что чувствовалось - выбора у них всё равно нет. Когда Егор, пожилой мужчина и его спутница переступили порог, девушка добавила:

            - Отдыхайте, приводите себя в порядок, позднее все соберемся в зале.

            Холл оказался неожиданно просторным. Стены деревянные, темно-коричневые, с черными сучками щедро пропитанной морилкой древесины. Внутри, в коридоре, куда им указала молодая женщина, нашелся ещё один детина - он услужливо показывал свободные номера. Егор вошел в комнату и сбросил грязную куртку. "Странно, что нет управляющего, и никого из служащих я не заметил..."

            - Они ушли, - раздался голос за его спиной - похоже, он произнёс свои сомнения вслух, - Ушли потому, что пришло их время.

            Егор обернулся. На пороге его комнаты стояла та самая девушка в камзоле. Сейчас, когда они оказались вдвоем и Егор мог рассмотреть её внимательнее, его внезапно поразило, какая невероятная сексуальность кроется в каждой её черте, в движении губ и кистей рук. Егор на секунду потерял дар речи, и она продолжила:

            - А ты?.. - девушка, передвигаясь с кошачьей грацией, приблизилась к нему, - Как ты себя чувствуешь?

            Её голос звучал поразительно мягко, в сравнении с прямотой и строгостью слов, которыми она приветствовала троих прибывших. Егор, глядевший на неё широко раскрытыми глазами, только через несколько секунд почувствовал, что от него ждут ответа. Спохватившись, он заговорил быстро, и сильно спотыкаясь:

            - Я, да, я при... Хорошо, да, вполне, - Егор запыхался и покраснел.

Девушка смотрела с улыбкой:

            - Слышала, тебя потрепали, вот и зашла посмотреть – может, моя помощь нужна, - заботливый тон никак не вязался с внешностью охотницы.

            Егор как-то не вовремя сглотнул:

            - А, да? Нет, я уже почти...

            Она подошла совсем близко, огоньки её глаз остановились прямо перед лицом сбитого с толку Егора.

            - Что тебя тревожит? - она хитро прищурила глаз, наблюдая за движениями зрачков молодого художника.

            - Я, я... - начал было Егор, осекся, остановился и добавил, - Ты всё равно не поймешь...

            - А ты попытайся, - она улыбалась, слишком очаровательно, чтобы не смущать молодого человека.

            - Мне не дает покоя...

            - Да-а-а?..

            - Сон.

            Девушка нахмурилась, но через несколько мгновений её лицо вновь приняло милостивое выражение, словно в её голову пришла догадка.

            - Так... И что же было в нем?

            - Город страдает, да? - Егор заговорил взволнованно, его лицо побледнело, - Это... Это было как наяву...

            - Кто знает... Но мы здесь, чтобы защитить вас, - её голос прозвучал нежно, - Не волнуйся, дорогой...

            Девушка таинственно улыбнулась, затем сделала несколько шагов прочь, остановилась и тихо произнесла, не оборачиваясь:

            - Ты можешь звать меня Тариэль.

            Наскоро ополоснувшись в душе и набросив приготовленный для него свежий комплект одежды, Егор спустился вниз, в залу. Словно в наваждении, его глаза искали Тариэль. Она отсутствовала. За стойкой бара сидело несколько человек, оживленно беседуя. Похоже, что предметом их разговора было выяснение общего между ними, из чего Егор заключил, что они также видели друг друга впервые. С высокого табурета поднялся тот самый пожилой мужчина, вместе с которым Егор ехал в машине.

            - Ещё раз здравствуйте, уважаемый, - мужчина шел навстречу, улыбаясь и протягивая руку, - Могу я узнать Ваше имя?

            - Георгий...

            - Меня зовут Альберт, - мужчина пожал руку вновь прибывшего, - Присядьте с нами, прошу Вас.

            - Конечно...

           

            - Я прошу внимания! - громко произнёс женский голос. Похоже, Егор задремал. Подняв голову со стойки, он поймал сдержанно-сочувственный взгляд Альберта. В зале прибавилось народу, некоторые бродили поодиночке, иные расположились парами за столиками. Когда успели в зале образоваться эти столики, Егор не имел понятия. Взглянув в окно, Егор решил, что близится вечер. На самом же деле было чуть позднее полудня, но небо закрыла огромная черная туча, не пропускавшая солнечный свет. Поднявшись и насилу продрав глаза, он присел за крайний слева столик. Тут только он увидел Тариэль.

            Теперь она была в длинном вечернем платье, идеально подходившим к её стройной фигуре, распущенные длинные волосы водопадом ниспадали до самого пояса. Какая-то тонкая женственность проникла в её движения, превратила из воинственной львицы, в изящную и загадочную пантеру, улыбающуюся из полутьмы зала. Даже видневшаяся из-за локтя длинная рукоять рапиры удивительно гармонично сливалась с её изящным образом - будто показывая, что и у неё есть когти. Дожидаясь, пока все усядутся, она поманила одного из небритых детин, и что-то быстро приказала. Через минуту в зал внесли свечи, электрический свет погасили, и она заговорила. Её голос переливался таинственной музыкой, удивлял чистотой и мягкостью:

            - Приветствую Вас в Приюте, дорогие. Прежде всего, я должна сказать о причине, которая волнует вас всех - почему вы здесь.

            Тариэль остановилась. В зале царило молчание, слышны были лишь шумы протекторов проезжавших мимо автомобилей, да приглушенные голоса с улицы. Мужчина средних лет, сидящий спиной к Егору, громко вздохнул. Похоже, он слишком долго сдерживал вздох, чтобы тот мог прозвучать деликатно. Прекрасная Тариэль вновь заговорила:

            - Апокалипсис - неизбежность, с которой мы столкнемся в любом случае, - вокруг зашептались, но девушка продолжала, - Мы - рыцари этого Апокалипсиса, и мы здесь только для того, чтобы спасти лучших из вас, людей. К сожалению, из всего города мы можем спасти лишь тех немногих, которые сейчас в зале - все вы, собравшиеся, должны выжить, и с теми, кого спасут рыцари в других областях, должны будете продолжить род людей после того, как мир будет очищен пламенем.

            Кто-то поднялся, видимо желая задать вопрос, но говорившая властным движением подняла руку, и он сел обратно. Заговорило сразу несколько человек, но Тариэль призвала к тишине и продолжала:

            - Этот приют - последняя остановка перед дорогой в место, где вам ничего не будет угрожать...

            Внезапно с улицы послышались выстрелы. Через секунду пальба послышалась на подъезде к гостинице, там, где были припаркованы машины - видимо кто-то из отморозков-автоматчиков выпустил очередь. Раздался короткий крик боли, а через несколько секунд на пороге возник огромного роста полуобнаженный мужчина. В его руке светился некий энергетический сгусток, разом осветивший залу. Тариэль, прошипев что-то сквозь зубы, рванулась к окну, и, выбив центральную перекладину рамы одним движением, вылетела наружу. Меднотелый мистический мужчина, проводив её взглядом, пропал из дверного проема в полутьме улицы.

            Егор бросился к двери, но вынужден был остановиться - один из помощников рыцаря преградил ему путь рукоятью автомата, коротко пояснив:

            - Для вашей безопасности.

            На парковке метнулись тени, вновь кто-то разрядил рожок, веером посылая пули, но через полминуты всё стихло, и уже другой великан показался на пороге. Охранник, заслонивший дорогу Егору, направил дуло автомата на вошедшего и нажал на спусковой крючок. Пули шлепками входили в обнаженную грудь мужчины, некоторые засели в дверном косяке. Гигант отшатнулся назад, после чего из проема появилась его левая рука с такой же, как и у входившего прежде, сферой, наполненной светом. Сфера побагровела во мгновение ока, словно изнутри наполняясь огнем. Не успел охранник сменить рожок, как она полыхнула, испустив на стрелявшего целый сноп искр. В считанные секунды искры, прожигая плоть человека, испепелили охранника. Когда гигант вновь вошел в залу, от автоматчика осталась кучка золы и пепла. Следом за ним появился тот, что заглядывал первым. Кому-то удалось, наконец, обрести дар речи и к меднотелым направились непрерывной цепочкой десятки испуганных, недоумевающих и, даже, ненавидящих, восклицаний, вопросов, просьб и требований. Один из мистических великанов пытался заговорить, но, к удивлению людей, из его рта не вырвалось ни звука. Попытался и другой, но с тем же успехом. На лицах обоих выразился какой-то непонятный страх и сожаление, совершенно неподходящее к их холодным медным лицам. Стоявший впереди повернулся к своему спутнику, словно беззвучно совещаясь. Затем он схватил молодую девушку, жавшуюся в стену рядом с входом. Второй последовал его примеру - несколько замешкавшись, словно выбирая, опрокинув столик, сгреб Егора в охапку, и устремился к двери.

            Оказавшись на улице, обнаженный до торса великан, захвативший девушку, повернулся к солнцу, диск которого проступал сквозь плотные тучи. Из его спины, там, где находились лопатки, вырвались два клубка материи, быстро приобретшие форму крыльев, тонких, словно паутина. В этот момент великан, несший Егора, видимо, уже успев распустить свои крыла, оттолкнулся от земли и рывками начал набирать высоту. Через секунду к нему присоединился второй.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                                       Глава VII

 

            - Что же ты думаешь обо всём этом? - Родион восседал на черной "ямахе", позаимствованной у вчерашнего байкера. Развернув мотоцикл поперек дороги, Родион поставил его на подножку и занимался вялым созерцанием дороги, уходящей на север.

            - Думаю, что осталось недолго, - отвечал Лорхтан. За ночь они с Видящим отыскали оставшихся светляков, притом, откуда взялся этот третий, даже глубокомысленный демон сказать не мог.

            - Бедняга парень – могли же забить насмерть, - Родион вспомнил молодого худенького парня, которого обступили лост-скинхеды. Тщательно перебирая картинки их встречи, Родион вспоминал, как разбросал нападавших двумя чудовищными ударами, как нёс тело несчастного, а после, осмотрев ранения молодого человека, и не найдя их слишком опасными, посадил впереди себя, и, придерживая одной рукой, отвез к заранее приготовленной машине. Лишь раз за дорогу бедолага очнулся, посмотрел на своего спасителя долгим взглядом, мотоцикл тряхнуло, и парень вновь обмяк. Родион ежеминутно вспоминал его лицо в тот момент - в нем не было ни злости, ни боли, ни жалости к себе - одна только смертельная усталость, да искорки в глазах. Чем же они были? Родиону казалось, что он понял, и внутри себя находил странный отзыв, но недоумение терзало рыцаря - откуда этот молодой светляк мог знать его?

            - К обеду они доберутся, - Родион смотрел вдаль, но видел всё то же лицо с подтеками крови, и трепетное восхищение, мелькнувшее в глазах. Ещё до рассвета рыцарь собрал оставшихся светляков, и отправил к "Приюту".

            - Что-то Аргот медлит, - мысль лорхтановская, как часто бывает - совсем не в ключе мыслей Родиона. Впрочем, Родиона это волновало не меньше - когда газель в сопровождении Родиона пересекла черту города, на его мобильный позвонил рыцарь, вершивший волю Его в каком-то городе к северу. Рыцарь представился Арготом и велел Лорхтану ожидать его на северном въезде в город. Похоже, Лорхтан оставил в своей памяти обрывок воспоминания связанный с этим именем - кровь так и вскипела от его звука, и что-то неведомое звало и тянуло в прошлое, то, чего невозможно было разглядеть в темноте забвения, но осязаемое до боли. Словом, пришлось мчаться на противоположный край города, и ожидать появления этого самого Аргота.

            Родион слез с байка и отошел опорожнить мочевой пузырь, оставив мотоцикл на подножке посреди дороги. На удивление, машин совсем не было, в то время как у восточного края байкер встретил плотную пробку беглецов, направлявшихся прочь от города. Справляя нужду, Родион посмотрел вверх, в небо, быстро наполнявшееся серыми клубами облаков. С севера ползла очередная огромная черная туча, и лишь на востоке блистало, быть может, в последний раз над этим городом, утреннее солнце, взятое в кольцо позолоченных, но серых, облачков. Рыцарю пришла в голову забавная мысль, что, быть может, в этом причина пробки на востоке - людям кажется, что эта черная туча больше никогда не позволит солнцу появиться над городом. Лорхтан усмехнулся. "Наверное, они и правы..." Застегивая ширинку, Родион вновь посмотрел в небо над головой. Внезапно звериное чутьё Лорхтана дало сигнал опасности - в облаках что-то двигалось. Стремительно бросившись к стене, он прижался спиной к её бетонному хладу. Орлиной взгляд рыцаря Рока рыскал в небесах, силясь опознать нежданных гостей. Ничего не произошло - небо успокоилось, призрачные тени исчезли. Родион отлепился от стены и неторопливо направился к мотоциклу, тем не менее, внутренне меряя шаги и удары кровогонного органа. В этот момент облако разрезали тонкие золотые лучи - неизвестно откуда взявшиеся светила, словно возмещая темным за мрак, опускающийся на город, снопами низвергли огонь с небес, озарив ярчайшим светом дорогу вокруг рыцаря. Лорхтан зарычал, глаза застлала багровая пелена бешенства и ненависти. Рыцарь рванулся к байку, сбил подножку и нажал на газ - благо двигатель продолжал работать. Лучи света, расходясь веерами, ложились на дорогу впереди и сзади - Лорхтан мчал на безумной скорости, совершая дикие маневры, стараясь не попасть под этот свет. Сердце судорожным гулким барабаном мощными ударами разгоняло кровь, все мышцы звенели от чудовищного напряжения, мир вокруг помутнел и тянулся локонами ветров справа и слева. Впереди, по ходу движения, возникло два столба ослепительного света - светила преследовали рыцаря, и теперь били наверняка. Лорхтан резко бросился вбок, наудачу поймав проулок, пролетел сквозь перекресток перед бамперами нескольких машин, и тут, вынырнув на магистраль, увидел спасительный тоннель. Лучи бороздили вслед, безуспешно пытаясь остановить бешеного байкера.

            Только теперь, когда он остановил мотоцикл посреди тоннеля, Родион ощутил немилосердную боль, обжигающую спину и левое предплечье. Расстегнув куртку, он осторожно стянул её, обнажив кожу. Лорхтана всё же зацепило - на предплечии черной бороздкой красовался глубокий ожог. Должно быть, на спине был такой же. Родион осмотрел куртку - ни единого прожженного сантиметра кожи, ни одного разреза или прорыва. Меж тем Лорхтан вновь ощетинился - похоже, владельцы светил приближались, намереваясь добить подстреленного рыцаря.

            Силуэты двоих высоких мужчин появились на входе в тоннель. За их спинами быстро складывались, врастая в спину, полупрозрачные пары крыл. Ангелы, (а это были именно они) войдя в полумрак тоннеля, одинаково тяжелым движением подняли правые руки ладонью вверх. Тоннель озарился ярким светом сфер, сияющих с ладоней ангелов, обозначая черным, непроницаемым ангельским сиянием, пятном, фигуру рыцаря и мотоцикла. В следующий момент в гулкой тишине тоннеля раздался рёв мотора и байкер, окруженный сияющим светом, с места рванул вперед. Над плечом гонщика появился особенно яркий луч - проверять боевой он или ещё тот, что ангелы использовали для освещения, Лорхтан не горел желанием, и в следующий момент, достаточно разогнавшись, он поднял железного коня на дыбы, в попытке защититься от светоносного оружия. До божьих псов, россыпью посылающих обжигающие лучи, оставалось меньше сотни метров, когда Родион почувствовал, что бак под ним страшно раскалился, а мотор глохнет. В следующую секунду лопнуло расплавленное колесо, Родион потерял управление и кубарем покатился по асфальту. Мотоцикл по инерции пробарахтал дальше, и замер, помятый и оплавленный, неподалеку от выступившего чуть вперед, ангела. Через несколько мгновений оттуда полыхнуло - раскаленный бак напомнил о себе в последний раз. Ангел, отливая бронзой в свете догорающих остатков бензина, перешагнул через груду металла, так недавно ещё весело гудевшую под умелым байкером, и двинулся к распластанному рыцарю. Лорхтан исходил от ярости, но и он знал, что ему не хватит времени для восстановления разорванных тканей суставов и мышц, не хватит, возможно, всего нескольких секунд. Что касается Родиона, так полностью и не растворившегося в духе рыцаря Рока, то он просто ожидал смерти, даже не пытаясь представить, какой именно она будет.

 

            Джип несся на сверхпреступной, для города, скорости - похоже его владелец слишком торопился, чтобы замечать такие мелочи, как спидометр и случайные прохожие. Машина вылетела из-за бугра, где дорога делала изгиб и плавно спускалась к въезду в тоннель; ревом мотора возвестив о своем приближении, опрокинула замешкавшегося ангела на въезде, после чего, словно не замечая предупредительного возгласа сбитого с ног великана, пронеслась дальше, и в тот момент, когда приближавшийся к рыцарю ангел воздел руки, готовясь покончить с ним, ударила бампером этого светоносного под заднюю часть, и развернулась поперек дороги. Дверь джипа приоткрылась, и из-за черноты тонированных стекол раздались два четких слова:

            - Бей, Тан!

            Слова ударили по ушам силой грозного приказа, и Лорхтан, почувствовавший себя достаточно восстановленным для рывка, приподнялся на руках, подтянул наименее пострадавшую от падения ногу, и прыгнул. Опрокинутый ангел начинал подниматься. Кулак дьявольской ярости, брошенный в бешеном прыжке, молотом обрушился в затылочную часть головы лежащего навзничь. Ангел дернулся, попытался поднять руку со сферой, но вскоре уронил её и затих. Молот кулака рыцаря и бетонная наковальня сделали своё дело.

            Меж тем, второй ангел быстро оценил обстановку и бросился наутек - расправив крыла, он выскочил наружу, оттолкнулся от земли и исчез из вида. Джип дал назад, развернулся, и быстро набирая скорость, направился к месту взлета ангела.

Шумно затормозив, водитель распахнул дверь и выбрался наружу. В его руке изящно и ловко расположилась короткая винтовка с оптическим прицелом. Прильнув к его плечу, винтовка услужливо подставила свою стеклянную округлость глазу владельца, недолго думая, навелась на цель и коротко плюнула. Пуля прошмыгнула под локтем набиравшего высоту ангела, и угодила в самую лученосную сферу. Эффект был такой, словно столкнулось несколько шаровых молний - в небе разразилась короткая гроза, сопровождаемая вспышками энергетических сполохов. После первого же взрыва, ангел рухнул вниз, прямо на железную дорогу, шедшую над тоннелем - тонкие крылья небесного гонца разорвало энергией собственного оружия. Стрелок ласково погладил цевье и, повесив за спину мурчащую от удовольствия винтовку, отправился удостовериться в смерти мишени. К тому времени, когда он вернулся к машине, из тоннеля показался Лорхтан. Помятый, в истерзанной одежде, с заметными ожогами на груди, он напоминал бродяжного пса, чудом выжившего в свалке с десятком свирепых дворняг.

            - Лорхтан, брат мой! - голос водителя джипа, так вовремя подоспевшего, дрогнул от чувств. Среднего роста мужчина, в свободной шелковой рубашке с закатанными рукавами, русыми волосами и морщинами полной различными чувствами жизни, где всё больше преобладали веселые радости, шел ему навстречу, раскрывая объятья, - Я Аргот.

            Импульс ударил в голову - перед глазами рыцаря пронеслись образы, испещренные различными эмоциями - картины и вспышки невероятной силы - там были сцены сражений, битвы ушедших времен. Их теснили, победа ускользала с каждой каплей крови, текущей из-под брони. Крик. Зовут его, но скованные бессильной яростью глаза смотрят в другую сторону. Там стены. Наполненные кровью и смертельной тоской, вожделенные и ненавистные... "Что это за стены?! "

            - Это Иерусалим, брат, - Аргот уже стоял рядом, его голос звучал печально, - Мы так и не взяли его...

            - Аргот... - рыцарь шагнул навстречу, и спаситель заключил его в крепкие объятья. Лорхтан силился вспомнить, почему это имя так будоражит его мысли и воспаляет разум, но не мог.

- Я так рад тебе, брат, - наконец вымолвил Аргот, - При последней нашей встрече ты напоминал щепоть песка, поэтому, вероятно, ты был совершенно не учтив со старшим по званию.

           Аргот улыбнулся. Он опустил руку на плечо рыцаря и заглянул в его глаза.

- Да, я знаю - твою память восстановить практически не удалось... – Он смотрел с грустью, - Демоны с трудом смогли восстановить основу твоего духа.

- Аргот, я... Я помню кое-что... - неуверенно проговорил Лорхтан, - Ты был моим командиром, так?

- Да, рыцарь, тогда я был темным апостолом. Это я командовал штурмом Города...

- Ты приказал отступить, но я... Что случилось с тобой потом?

- Брат мой, как видишь, ангелы уже в курсе, что мы тут затеяли маленькую шалость, - Аргот улыбнулся краешками губ, - И у тебя есть незаконченное дело. Думаю нам лучше поговорить по дороге.

Лорхтан кивнул. Аргот забрался в машину и бережно опустил винтовку на заднее сидение.

- Так ты хотел знать, что стало со мной, брат? - Аргот спокойно улыбался, что явно было для него нередким занятием, - Я попал в опалу.

- Что ты хочешь сказать?..

- Да, мой чин с тех пор тот же, что и у тебя - я просто старший рыцарь. Понимаешь, после того, как эти ослы просчитались, и большая часть моего полка была разбита, я пришел к этому полководцу... - Лицо Аргота сжалось, скулы напряглись, - Этого чертова демона больше никакому Древнему не воскресить.

- Разве не ты командовал штурмом?

- Ха! Демоны никогда не позволяют рыцарям действовать самим, - бывший темный Апостол зло усмехнулся, - Понимаешь, тан, эти твари боятся нас почти также, как ангелов... Но вот с ангелами демонам сражаться запрещено - какая-то высшая сила не велит, и всё тут...

- То есть, как не могут?..

- Страх у них - что у тех, что у других - случается при встрече, - Аргот ловко лавировал в паутине улочек, - Такой, что даже приблизиться друг к другу не могут. Но, как говорят придания, старые, как мир, завелся среди архидемонов знатный генетик бесплотных тел, иначе духов, и предложил Владыке своё мастерство. Так вот мы, брат, и появились - на почве неимоверного желания господства над миром, - Аргот бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида, - Да, брат, мы – оружие Владыки, только нами он может воевать с ангелами. Да только такими же сильными, как они сами, демоны нас делать остерегаются - потому как в людей вселяясь, мы не всегда дух человеческий можем подавить полностью – и случаются инциденты порой... – Аргот улыбнулся, но выражение лица стало горестным, - И вот поэтому и не победить нам никогда! Демоны с ангелами в равновесии, а у нас-то сила меньшая, и мы между ними зажаты, как в тисках...

Лорхтан молчал. Картина мира представлялась всё более мрачной.

- И что же тот лорд-демон, ты думаешь? - улыбка словно скромно спрашивала разрешения, вдруг появившись на краях губ, - Верещал, как псина жалкая, когда я его... - улыбка внезапно полностью восстановилась в правах, - Вот с тех пор, брат мой, меня и понизили до рыцаря. Да им не оттого, что я его искрошил, зло было, а то, что я в величии демонов усомнился, и что видел какие они... - Аргот посмотрел на собеседника, словно желая и в нем увидеть такое же презрение к предмету беседы, - Я скажу тебе, брат - потому меня разжаловали, когда поняли, что я их тогда недостойными нами командовать стал считать - а такие революционеры им в командирах сроду не нужны. Меня бы испепелили, но – видит Он, как я благодарен! – вступился за меня архидемон наш, Создатель, Рок могучий. «Стараний многих этот дух мне стоил, – гремит, - Много времени провел я, в кузне трудясь – не допущу очищения!» - В глазах темного апостола появились искорки благодарности – похоже, он всегда живо представлял то, о чем говорил – и он тут же расхохотался, - Признаться, мне теперь думается часто, что не очень-то Рок любил того горе-полководца.

- Как тебе удалось сбить ангела? - внезапно спросил Лорхтан, - Я думал это невозможно сделать оружием людей...

Аргот расплылся в улыбке темного апостола.

- И точно ничего не помнишь... - он включил дальний свет - темнело очень быстро, - Тебе ведь известно, что во всё, что делают люди руками - они вкладывают частицу своей души?

Родион кивнул. Почему-то ему живо представился молодой светляк, которого обступили лост-скинхеды.

- Так вот мы, друг мой, мы вкладываем свой дух в тело нашего оружия.

- Ты хочешь сказать, что рыцарь может любое оружие сделать смертоносным для ангелов?

- Нет, конечно, - Аргот нахмурился, словно думая о чем-то ещё, - Только то оружие, которое станет действительно твоим. Оно пропитается твоими мыслями, закалится твоим духом, станет продолжением руки, будет делить с тобой темную энергию и накапливать в себе её излишки. Никто не должен прикасаться к нему, иначе врагу станут известны твои мысли, и ты можешь потерять волю. Оружие, наполненное твоим духом, оживет.

- Оживёт? - воскликнул рыцарь.

Улыбчивый рыцарь вернул своё лицо в привычное состояние.

- Вот ты не слышишь, а она мне, - он повел головой назад, давая понять, что имел в виду винтовку, лежащую на заднем сидении, - песню напевает одну... Старая песня, я думал, что уж и забыл её...

Внезапно черная тень легла на чело Лорхтана.

- Постой! – его ладонь легла на руку говорившего, сжимающую руль, - Я слышу Видящего...

- Ты уверен? - Аргот взглянул недоверчиво, - Демон вряд ли вылез бы, особенно когда тут крылатые атланты ошиваются...

- Он зовет меня... - рыцарь закрыл глаза, пытаясь сконцентрироваться, - У него что-то важное...

- Раз так - показывай куда ехать.

Через двадцать минут джип подкатил к зданию администрации города. Там уже побывали нео-анархисты или лост-скинхеды, притом основательно побывали. К счастью, лифт работал, и два рыцаря направились вверх. Добраться до последнего этажа им так и не позволили - лифт остановили вызовом, сразу за открывшейся дверью оказалось полдюжины людей бандитской внешности. Через полминуты лифт снова поехал вверх - судя по всему, налетчикам не настолько уже хотелось задерживать рыцарей при исполнении.

Лорхтан, сопровождаемый бывшим апостолом, выскочил на кровельную площадку. Картина, открывшаяся их взгляду, заставила рыцаря-байкера несколько раз моргнуть: в длинном кольчужном хитоне, вооруженный прямым клинком непонятного происхождения, с лицом, отливающим серебром, ангел, огромный и величественный, стоял посреди площадки. У его ног лежала черная мантия Видящего, с безобразным обугленным наполнителем, от которого ещё курился призрачный дымок.

- Апостол Аргот? Не ожидал тебя, - лицо ангела не выражало никаких эмоций, но по тону было заметно, что он расстроен.

- Архангел Гавриил, какая встреча! – не скрывая сарказма, Аргот весело улыбался, оперев винтовку о плечо, - Каким ветром?

Архангел безмолвствовал. Похоже, он нарочно заманил Лорхтана, намереваясь расправиться с рыцарем в одиночку, и в его планы никак не входил неизвестно откуда взявшийся темный апостол. Возможно, ему было что сказать, а ещё скорее - спросить, но не в создавшейся обстановке. Молча наблюдая за двумя рыцарями, он расчетливо мерил силы, и всякий раз приходил к итогу не в свою пользу. Архангел вопросительно взглянул на Аргота. Быстро развернув огромные крылья, сильными взмахами Гавриил устремился в небо.

- Почему ты отпустил его? - Лорхтан, выйдя из оцепенения, вызванного видом могущественного врага, повернулся к своему спутнику.

- У нас старые счеты... Не всё так просто, брат мой. Ведь мы не демоны…

Лорхтан приблизился к черному мешку, некогда бывшему Видящим. От него и впрямь осталось немного.

- Ты говорил, что ангелы не могут сражаться с демонами?..

- Да, - темный рыцарь покивал, - Но архангелы выше. Они способны побеждать в себе страх, - Аргот вздохнул, - Если у них вообще есть эмоции...

Через минуту они снова оказались в лифте. На этот раз никто их задерживать не пробовал. Оказавшись в машине, Аргот быстро выкрутил руль и дал газу, коротко пояснив:

- Нужно скорее добраться до твоих светляков. Чувствую там неспокойно...

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                                       Глава VIII

 

            Когда до "Приюта" оставалось несколько километров, Лорхтан явственно почувствовал то же беспокойство, которое чуткий Аргот ощутил ещё в городе. Было около полуночи. Небо без остатка поглотили гряды черных туч, ни единой прорехи для луны или звезды. Светловолосый рыцарь уверенно вёл машину на высокой скорости сквозь быстро сгущающуюся тьму. Мечущиеся тени шептали голосами Видящего: «скорее, скорее, нужно спешшшить…» Ветер беспокойно завывал в ветвях придорожных деревьев, гудел проводами, и несколько раз обозначал пылевыми вихрями края разбитой дороги. Аргот сделался молчаливым, и только качал головой, бросая взгляд на проявления демонических тканей в природе. На душе Родиона становилось всё неспокойнее. Свет фар, прорезая густой мрак, обозначил светлым пятном припаркованную у дороги машину. Чуть поодаль в темноте проступили контуры придорожной гостиницы. В открытую форточку влетел далекий крик совы. Джип тихо зашуршал протекторами, останавливаясь. Не теряя ни секунды, Лорхтан выбрался наружу и бросился к едва заметно подсвеченному изнутри окну гостиницы. Аргот преградил ему дорогу:

- Они здесь, - он говорил спокойно, с едва заметной ноткой металла, - Рыцарь, успокойся. Они сейчас в сильном волнении и не должны видеть в нас никого, кроме защитников.

Лорхтан опустил голову. Через несколько секунд, поуняв пульс, он произнес без надрыва:

- Я справлюсь.

- Не стану скрывать от тебя - мы опоздали. Ангелы были здесь, - шепотом заговорил бывший апостол, - Я поговорю с ними один - ты всё ещё не успокоился. Но войти мы должны вместе - не забывай, что меня они увидят впервые.

Лорхтан потянул дверь. Заперто. Вопросительно взглянув на своего спутника, он негромко постучал. Приглушенные звуки голосов, неясно раздававшиеся изнутри, стихли, но дверь по-прежнему осталась закрытой. Рыцарь постучал сильнее. После короткой заминки раздался скрип половиц и чей-то не столько уверенный, сколько сильный, голос, поинтересовался наличием живых за дверью.

- Я - рыцарь, которого вы ожидали, - Лорхтан постарался сказать это как можно увереннее.

За дверью послышались шорохи, что-то звякнуло, затем в скважине заскрежетал ключ.

В холле горело несколько свечей. Вокруг них, тесным кружком за столиками сидело десяток силуэтов, все лица смотрели на вошедших.

- Где Тариэль? - с порога спросил Лорхтан у впустившего их пожилого мужчины.

- Она... - мужчина немного сжался, но ответил достаточно ровным голосом, - Она там, - он указал в направлении парковки за спиной рыцаря.

Аргот ткнул локтем в бок. Повернувшись к нему, Лорхтан уперся в вопросительный взгляд. Рыцарь спохватился:

- Со мной прибыл мой брат-рыцарь, Аргот, он хочет поговорить с вами.

Лорхтан развернулся, направляясь к выходу.

- Фонарь в бардачке, - бросил Аргот и направился к сидящим за столиками, поманив за собой открывшего им мужчину.

- Электричество отключили совсем недавно, эээ, сэр, но мы не могли уснуть после… - Лорхтан двигался в указанном направлении, и голос оборвала хлопнувшая дверь.

Вернувшись к машине, рыцарь выудил фонарь и направился к знакомой «газели», стоявшей чуть дальше. Недолго пришлось ему блуждать, ведомому световым зайчиком фонаря, прежде чем он наткнулся на мертвое тело. Потушив фонарь, Родион поднял глаза вверх. Перед ним был фасад гостиницы, украшенный багровыми цветками роз, вьющихся по толстым веревкам вверх, до второго этажа, оплетающих перила узкого балкона и местами достигающих крыши. Особенно много не по осенне ярких цветков темнело у грустящей по электроэнергии вывеске «Последний Приют». Глаза ночного байкера давно привыкли к темноте, и он смотрел и смотрел на сорванный им цветок, вертел его в пальцах, с каждой секундой чувствуя всё возрастающий гнев. Прошло с полчаса, цветок в его пальцах давно истек соками, но Родион никак не мог бросить бесформенный комочек лепестковой массы, ещё совсем недавно сиявший алыми и багровыми красками, радовавший глаз красивыми линиями. Послышался шум приближающихся шагов.

- Ангелы забрали двоих просветленных... - Аргот остановился за его спиной, - Но есть и хорошая новость - похоже, рыцарь успела связать их с Темным сильнее, чем можно было рассчитывать – ангелы даже не смогли заговорить с ними. Я не знаю всего, брат, но, похоже, в плане вашего Видящего было немало страховочных веревок и эта женщина-рыцарь наделена была особым набором энергии и силой искушения, схожими с маской нынешних апостолов – с тех пор как Рок-отец раздумал создавать совершенных духов, - Аргот улыбнулся с риском расхохотаться, так что стало понятно, кого он подразумевал под «совершенным», - В общем, всякий, общавшийся с ней, связывал себя незримой паутиной Темного.

- Что ты хочешь этим сказать? - резко обернулся Лорхтан.

- Только то, что эти просветленные достаточно обработаны, чтобы ангелы не смогли открыть им глаза на наши планы.

- Кого именно взяли? - быстро спросил рыцарь.

- Говорят, что оба молодые – Егор и Надя, он, вроде, творческий парень, а вот она…

- Из лечебницы мы её забрали – помню я, - рыцарь нахмурился и спросил, - Ты не знаешь, куда их унесли?

- Нет, но найти их будет нетрудно - ночью ангелы лететь не смогут, а на «небо» людям никак нельзя.

- Как быть с оставшимися здесь?

- Я пригляжу за ними... - проговорил Аргот задумчиво, - Идем.

Он направился к своему джипу. Лорхтан следовал за ним.

- В одном из сражений древних времён, когда рыцари ещё могли открыто жить среди людей, я бился плечом к плечу с одним из Танов - рыцарей твоего рода.

- Моего?

- Да, кажется, его звали Корортан, и он приходится тебе... Н-н-н, что-то вроде двоюродного дяди. Он пал в том бою, и, хотя он ничего мне не сказал, я решил, что рыцарь хотел бы, чтобы его оружие досталось потомку, - с этими словами Аргот извлек из багажника автомобиля некий тяжелый сверток необычной формы, - Я хранил его в святилище рыцарей Рока, на земле. Это твоё оружие, тан, ты сможешь сделать его своим.

Отыскав хитро сработанную застежку и быстро справившись с ней, Лорхтан резким движением сорвал чехол. В тусклом свете внутренней подсветки багажника, изумленным глазам Тана предстал тяжелый короткий молот, таинственно переливающийся синими огнями. Синяя кровь искрами текла по жилам неведомого металла - оружие давно ушедших времен вновь обрело воина. Взяв молот за рукоять правой рукой, рыцарь почувствовал, как его сила вливается в оружие, а оно отдает глубокой энергией.

- Во времена, когда оружию, прославленному в боях, ещё давали имена, и этому молоту было дано имя, - заговорил Аргот, - Но знать его может только его владелец.

- И?

- Лорхтан, - светловолосый мужчина скосил глаз и поднял бровь, - в моих жилах нет крови Танов.

- Значит, мне его имени не узнать?

- Если только он тебе не скажет сам, - как всегда улыбаясь, ответил Аргот.

Вдруг, словно очнувшись от полудрёмы, весельчак рыцарь встрепенулся, полез в карман и достал сотовый телефон. Быстро отыскав в числе контактов нужный, он нажал кнопку вызова.

"Моё почтение, паладин".

Дальше разговор пошел на непонятном Лорхтану языке, а Родиону - и подавно. Через пару минут, когда иссяк поток невероятно быстрых звуков странного однотонного языка, а сотовый вернулся в исходное положение, Аргот хитро посмотрел на своего друга:

- Водить умеешь?

- А то, - хмыкнул Родион, несколько удивленный вопросом, - А тебе надоело?

- Ты отправишься в погоню за ангелами, а я позабочусь об этих... светлых умах, - быстро заговорил Аргот, - Такой вот план.

- Н-да... - протянул рыцарь Рока, - А получше нет? Как я их найду?

- Ночью ангелы не летают, а вот ты - сможешь. Возьми мою машину и езжай по трассе, как только будет развилка - бери на восток. У ангелов логика в этом случае всегда одна - на заходящее солнце они лететь могут дольше, - объяснил Аргот, - По пути тебя подберет краутер.

- Кто такой Краутер?

- Дуй давай, у тебя может быть мало времени, - отрезал Аргот и протянул руку, - Держи.

Лорхтан попытался пожать руку, но светловолосый улыбнулся и вложил в его ладонь ключи:

- Расставаясь на краткий миг, незачем прощаться, - он направился по тропинке к гостинице, - У нас впереди вечность, брат, - увещевал он, но, оставляя рыцаря стоять на парковке, уже переключился на другую волну, и заворчал себе под нос, - Опять я в роли пророка, и это второй раз за неделю – какая, однако, востребованная пьеса…

- До встречи, - тихо проговорил Лорхтан, направляясь к машине.

- И смотри не пей за рулем, мы же, всё-таки честные граждане, - засипел, что заменяло ему притворный смех, Аргот, обернувшись вслед рыцарю, и чуть тише добавил, - Скотч под водительским сидением.

Лорхтан поступил в точности с приказом рыцаря - доехал до поворота и помчал на восток, туда, где зарницы никак не могли оставить своей привычки полыхать, даже в черноте ночных облаков.

По бесконечной ленте дороги, прорывая тьму, мчал автомобиль. Тени окружали его, вились вокруг, скользили вслед, то настигая, то удаляясь. Лорхтану не раз приходило в голову, что эти тени – демонические порождения, те самые, которым Видящий доверял охрану светляков. Он раздумывал над тем, что же станет с природой земли, её характером и детищами, когда рыцари исполнят волю темного Повелителя. Минул час, или около того, и вот Лорхтан уловил в зеркалах заднего вида резкое движение. Машину действительно кто-то настигал, но сначала он решил, что это уже знакомые тени - столь стремительны были движения существа, что рыцарю никак не удавалось разглядеть что-то достаточно отчетливое. Однако когда преследователь завис над самой машиной, во мраке ночи рассеянный свет фар выточил контуры огромного крылатого существа. Неспешно снизив скорость, рыцарь остановил машину. Краутер сел на дорогу впереди. Из темноты серым мистическим цветом проступили кожистые крыла и крупная продолговатая голова. Когда рыцарь выбрался из машины, его восхищенному взору предстал древний ящер рода пао-каев, в стародавние времена служивших воздушной кавалерией силам рыцарей Рока. Грудная клетка могучего драконоподобного была закована в пластинчатую броню, по обоим бокам крепились небольшие кожаные корзины, где стоя могли разместиться по две пары стрелков. Взобраться на краутера, оседланного и тренированного для верховой езды, было делом нескольких секунд. На самой вершине изгиба хребта ящера надежно крепилось седло, где и устроился Лорхтан. Никаких вожжей или узды предусмотрено не было - рыцарь заключил, что у этих древних животных недостаточно чувствительные края рта, или они не менее благородны, чем сами седоки, а управляли ими прежде, возможно, даже с помощью телепатии. Однако рыцарю не пришлось биться над решением этой задачи - едва он устроился в седле, как краутер расправил черные, как ночь, крыла и рванулся в небо.

Краутеры идеально подходили для ночной охоты – безлунной ночью, под крылом облаков, их невозможно разглядеть в небе, каким острым глазом ни обладай. Пао-кай не раздумывал ни секунды и не менял курс, практически ни разу за путешествие – Лорхтан начинал подозревать, что ящеру указывали дорогу не столько раздуваемые ноздри, должно быть, невероятно чувствительные, сколько скользящие лоцманами, справа и слева, порывистые призрачные тени. Два огромных кожистых крыла уверенно рассекали черные небеса, превосходно ловя воздушные потоки, с каждой секундой приближая рыцаря к его цели.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                                       Глава IX                                                                

 

Свет, льющийся из двух крошечных светил, обретших временное пристанище в ветхом сооружении без потолка и дверей, окрашивал сухим устало-белым цветом тюки соломы, сваленные вдоль стены до самых потолочных лаг, окрашивал всех, деливших с ним место под крышей, в цвета тоскливые, но мистические. В углу, на подушке из соломы, расположилась странная пара. Девушка лет семнадцати, свернувшись клубочком, лежала у стены и вздрагивала во сне или обмороке – понять возможным пока не представлялось. Подле неё полулежал, подперев голову рукой, молодой человек, которого назвать мужчиной не позволял разве только детской ясности, с единственной морщинкой, лоб. На входе, то есть в том месте, где у помещений бывает дверь, сидели ещё двое – обнаженные до торса меднотелые мужчины с безволосыми лицами, на коленях перед вставшей стеной, непроницаемой ночью. Что-то нечеловеческое крылось в холодных чертах обоих мужчин, охраняющих вход. Внимательный созерцатель без труда узнал бы в молодом мужчине художника Егора, в лежащей рядом девушке – ту, что ехала с ним в кузове машины до «Последнего Приюта», что же касается обосновавшихся у входа, то это и впрямь были ангелы – их стражи и похитители.

В те минуты, когда Егору удавалось доверять своему ощущению времени, ему представлялось, что прошло уже около пяти часов с момента их похищения из «Приюта». С тех пор произошло немногое: ангелы уносили двоих «обреченных пережить апокалипсис» в сторону закатного солнца, пока не стемнело; затем Егора опустили близ придорожного магазина, и меднотелый жестом пояснил, что тот должен войти; когда же художник покончил с покупками, ангелы отыскали большой сарай на краю села и остались там со своими пленниками переждать ночь. Под навесом сарая тюки соломы валялись беспорядочно, но вдоль всей стены кто-то нарочно оставил проход к дальней стенке – там, распотрошенной периной соломы, значился довольно широкий закуток, как видно, не раз служивший неведомому бродяге пристанищем. Там же нашлось толстое шерстяное одеяло и старый, облитый сеткой ржавчины, матрац. Когда ангелы, спустив обоих пленников на пол сарая, препоручили заботе Егора девушку, бывшую в бессознательном состоянии, как он предполагал, с самого взлета с парковки «Приюта», молодой художник отнес её на руках подальше от отливающих золотым огнем безучастных пар ангеловых глаз. Он бережно опустил её на солому в том облюбованном неизвестным бродягой закутке и огляделся искательно. Тщательно изучив каждый узор подозрительного шерстяного одеяла, Егор со вздохом скрутил его в узел и забросил подальше, но, взглянув на вздрагивающее плечико бедной девушки, он вытащил одеяло из-за тюка и укутал продрогшую спутницу.

Снова прилег рядом, подпер голову рукой и задумался. Егор прокручивал в голове события, пытался расслаивать их на составляющие, для детального осмотра, но чем глубже он забирался, тем более противоречивыми были собственные ощущения от произошедшего с ними. Запустив руку в свой карман, он извлек нераспакованную пачку соленых орешков. Когда ангел отпустил его зайти в придорожный магазин, Егор приобрел там немного съестного на оставшиеся деньги из секретного кармашка. Когда он расплачивался с продавщицей, мелькнула спасительная мысль попросить её о помощи и позвонить в полицию, но, лишь раз взглянув на усталые измученные глаза темноволосой девушки за прилавком, Егор вежливо поблагодарил её, и уже на выходе, негромко произнес, не оборачиваясь: «Всё будет хорошо…»

Смотрел, не отрываясь, на лицо девушки, спящей беспокойным сном. Морщинка на её переносице то появлялась, то исчезала, под веками почти беспрерывно двигались глаза. Почему-то Егору показалось, что между ней и Катей – девушкой из села – есть определенное сходство. Мысли о его недавней прелестной знакомой подействовали расслабляющее, голова опустилась на солому, веки медленно смежались, и вот Егор, неся пред мысленным взором нежный образ длинноволосой селянки, стал погружаться в дрему. Всё так же наслаждаясь созерцанием милого сердцу образа, который, возможно, существовал только в его воображении, Егор вдруг заметил нечто странное – лицо Кати неуловимо быстро утрачивало наивную девственную красоту, цвет её волос потускнел, и кое-где, к ужасу сновидца, заметны стали черные локоны, в глазах заблестел хищный огонь – Егор резко дернулся, и очнулся ото сна. «Тариэль…» - только и прошептал он. Егор подтянул к себе ноги и сел, стер со лба капли пота, и только тут заметил, что спавшая девушка пристально и испуганно следит за его движениями увеличившимися зрачками.

- Эй, привет, - мягко обратился он к девушке, каждым ухом чувствуя неловкость ситуации.

- Где она? – тихо спросила девушка, но в голосе чувствовался надрыв.

- Кто?.. – непонимающе сдвинул брови Егор.

- Ты сейчас… произнес её имя.

- Я не…

- Где она-а-а?! – девушка внезапно сорвалась на крик.

«Тариэль…» - мгновенно пришла догадка. Егор испуганно обернулся к ангелам, медитировавшим у выхода, но никто из колоссов и ухом не повёл, словно этот крик их никак касаться не мог.

- Её нет… совсем нет, - Егор не мог знать о том, что случилось с девушкой-рыцарем, но интуитивно догадался, что ангелы не пощадили и её, - Ты помнишь, как нас несли сюда?

- Я… - девушка немного успокоилась, - Не очень хорошо себя чувствовала. Я помню немного…

- Извини, наверное, с этого нужно было начать… Могу я узнать твоё имя?

- Надежда… меня зовут Надя.

- Очень приятно, Надежда, - Егор старался держаться учтиво, надеясь, что в его голосе не прозвучат отголоски страхов, терзающих его внутренности, - А меня…

- Георгий. Я знаю, - улыбнулась девушка, - Я сразу запомнила.

Егор чуточку смутился, замялся, не нашел нужного слова для ответа, и воцарилось неловкое молчание. Ничего не говоря, Егор украдкой взглянул на лицо девушки. Улыбка на её губах успела раствориться, а на лице появилось какое-то рассеянное выражение. Но не прошло и минуты, как она фатально преобразилась – испуганная, вздрагивающая, с пляшущими огоньками зрачков, она бросилась к Егору и уткнулась в его колено. Недоумевающий, и теперь уже всерьёз встревоженный, Егор осторожно провел рукой по её волосам и стал говорить что-то успокаивающее, мягко, почти шепча. Девушка внезапно вскинула голову, в её глазах ещё блестели искринки проступивших слёз:

- Ты слышал, что они говорили? Он сказал, я точно это помню: «Демонов след лёг на несущих свет», а другой с ним согласился. И… мне кажется, я поняла, о чем он говорил.

- О ком ты говоришь?.. – и в ту секунду, когда вопрос сорвался с его губ, Егор со всей очевидностью осознал, что Надя говорит об ангелах.

- Это они… - глаза девушки прочертили незримую линию до черного прямоугольника выхода, подтверждая предчувствие художника.

- Ты слышишь, как они разговаривают?! – воскликнул Егор, вытаращив на неё глаза, как полоумный, - Но… почему я ничего…

- Ещё… я слышала Его. Он был внутри них… говорил, как поступать… Он, он сказал им… - что-то едва уловимое пронеслось в воздухе, потянуло ледяным ветром, но не от двери, и девушка смолкла.

Ощущение подкравшегося со спины душителя змеёй вползло в плохо защищенное волей сознание. Егор поёжился, и резко огляделся по сторонам, словно надеясь увидеть что-то, кроме соломы. Белый рутинный свет всё так же заливал стены сарая, всё так же пахло свежей соломой от тюков, но то, что в воздухе появилось нечто, не укрылось и от ангелов – меднотелые стражи прервали свою медитацию, и с чем-то, похожим на беспокойство, озирались вокруг и резко втягивали воздух ноздрями. Понаблюдав несколько секунд за их движениями, Егор вернулся к Наде. Но на том месте, где она лежала, осталось только свернутое одеяло. Тень, падающая от самого Егора, ложилась головной частью на край покинутой импровизированной постели, ложилась как-то криво, согбенно. Он пригляделся – тень хищно осклабилась и беззвучно растворилась, ускользнув по стене. Егор почувствовал сильное головокружение и принужден был сесть. Тут только он увидел Надю – она забилась в угол и закрыла глаза руками. На карачках, с изрядной морской болезнью, Егор приблизился к ней:

- Ты говорила, что «Он» что-то сказал этим двоим…

- Нет… Я ничего не говорила… - после короткой паузы, послышался тихий ответ.

- Но я же сам слышал, как ты сказала… Вспомни, ты не могла так быстро забыть…

- Я… Я не могу… Мне больно, - всхлипнула она, - Я не хочу… об этом думать…

Надя сжалась во вздрагивающий комочек, пряча лицо и стискивая руки, она раскачивалась короткими судорожными движениями из стороны в сторону, пока из юной ещё груди не вырвались рыдания. Завалившись на бок, Егор выпустил весь воздух из легких, а когда вновь наполнил их, начал нараспев неторопливо шептать стандартные утешительные фразы, но с каждым словом, выкатывающимся изо рта, казалось ему всё больше, что утешает он сам себя.

Рыдания юной девушки давно стихли, а Егор, задумавшись, всё продолжал тянуть, только теперь несколько уныло, балладу бесконечных, ничуть не рифмованных, утешительных фраз, которой когда-то давным-давно мать утешала его, совсем ещё ребенка, когда он пострадал от грубости окружающего мира.

«Ты, правда, веришь в это?» – шепотом спросила Надя.

Егор вздрогнул и повернул голову. Девушка сидела совсем рядом, чистый хрусталь её зелено-серых глаз светился по-детски наивной надеждой. Подтянув под себя ноги, Егор сел, и бережно взял руку Надежды в свои ладони. Стирая мысленным взором дорожки от слез на её щеках, Егор негромко ответил:

« А разве может быть иначе?»

Надя улыбнулась, придвинулась поближе и привалилась к его боку.

«Я так и думала, что ты хороший…»

Обняв её рукой за плечико, Егор почувствовал что-то родное, что-то до боли близкое в юной девушке, трогательное и трепетное, но его. А когда он провел ладонью по её волосам, в груди его стала шириться непередаваемая радость, вскоре заполнившая легкие и подступившая к самому горлу, и так он, в попытке скрыть это чувство, сдерживал дыхание, пока из его груди не вырвался громкий вздох.

- Они думают, что я не понимаю, для чего мне делают эти уколы… - то ли Надя не обратила внимания на странное проявление Егора, то ли подумала, что он таким образом хотел прервать затянувшееся молчание.

- Они? – Егор, потерявший надежду понять её, сделал слабую попытку вопросительным движением в сторону двери.

- Доктор всегда говорит, что это витамины и глюкоза, для моего здоровья, но я же знаю, что со мной что-то не так… - тут она обратила внимание на Егоров жест, - Они? То есть ты думаешь, что это они? – Надежда нахмурилась и подняла на него голову, - Не-е-ет… Ты хочешь, чтобы я поверила в это?! – она сорвалась на крик, оттолкнула Егора и стала пятиться к углу, - Ты такой же, такой же, как и они! Ты хочешь заставить меня верить! Ты такой же, как и она! – крича, Надя вжалась в бревенчатую стену, а когда силы гнева иссякли, с головой зарылась в солому.

Немного попридя в себя, Егор сделал попытку заговорить с ней, но наткнулся на ледяное недоверчивое безмолвие, защищающие дикий страх, царящий внутри неё. Но уже через несколько минут, вместо всхлипов, из угла послышалось спокойное, чуть сбивчивое дыхание спящей девушки.

«Боже… - прошептал Егор, заваливаясь на солому, - Боже…»

Лежа на спине, Егор долго ещё предавался печальным мыслям о, до странности эмоциональной, девушке, тихо спавшей в укромном уголке, пока, наконец, не почувствовал тяжесть смежающихся век. Мысли спутались, члены утратили волю, подожженные лобные доли поутихли. Сквозь щели меж век, полузаткнутые черной ватой дрёмы, Егор наблюдал, безо всякой эмоции, как кружат под потолком хищные тени, и как одна из них беззвучно склоняется над ним и смотрит, неотрывно, парой черных впадин на его лицо.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                                       Глава X

 

Пробудился Егор внезапно, мигом разорвав путы сна – даже сквозь него, он ясно услышал звук упавшего тела. Чего-то очень большого, гулко ударившего в землю. А в следующую секунду в сарай влетел сильный порыв ветра, взметнувший в воздух клоки соломы и волосы на головах двух стражей на входе. Немедленно оказавшись на ногах, Егор успел увидеть, как невероятно быстро задвигались колоссоподобные ангелы – прервав свою медитационную позу, они повскакивали на ноги, и резко выпрямившись во весь рост, подхватили сферы, подвешенные под потолком. В следующий момент случилось то, что согнало всю кровь с лица Егора – ангел, стоявший напротив двери, только-только поймал ладонью невесомый светящийся диск своего оружия, как из черноты дверного проёма вынырнула огромная динозавроподобная голова и сомкнулась пастью поперек туловища небесного колосса. Ужасающая пасть рванулась обратно и исчезла во тьме, выбив наружу дверной косяк безвольно дернувшимся телом жертвы. Послышался отвратительный звук рвущейся плоти, и на несколько мгновений всё стихло. Сфера в руках оставшегося ангела, став единственным источником света, пульсировала и вспыхивала, окрашивая стены сотнями изменчивых оттенков. Вдруг, снаружи послышались шаги быстро приближающегося человека, затем в развороченном дверном проеме появился мужской силуэт. Высокого роста, с неплохим размахом плечей, мужчина, облаченный в полу расстёгнутый тёмно-зеленый дождевик, полами касавшийся земли, вступил в освещенную часть сарая, и, на секунду ослепленный контрастом с кромешной темнотой, из которой он вышел, застыл на пороге. В следующий момент сфера в руках ангела приобрела алый оттенок, и местами на её поверхности проступили языки огня, затем она испустила целенаправленно в лицо вошедшему целый сноп пламенеющих лучей. Егор успел припомнить, что подобным образом ангел расправился с единственным из охранников Тариэль, чью гибель он наблюдал воочию. Через миг пламенные блики легли на капюшон мужчины, и брезентовая ткань мгновенно вспыхнула. Резко дернувшись назад, мужчина быстро извлек из-под покрова плаща необычный молот на короткой ручке, полностью из синеватого металла, и заслонил им лицо от новой световой вспышки. И случилось нечто мистическое – струи света утонули в металле, поглощавшем их без отсветов и бликов. Ангел быстро переменил позицию и направил развернутую ладонь со сферой на носителя молота. Высвобождая огромное количество энергии, маленькое светило обрушило на человека смерч из света и огня. Но воин с молотом и не думал дожидаться получения смертоносной дозы света от гостеприимного ангела – отпрыгнув в сторону, он вцепился правой рукой в ржавую скобу, вбитую в бревно стены, затем с нечеловеческой силой напряг ноги, упершись в его округлость. На полсекунды зависнув в горизонтальном положении, он бросился на меднотелого гиганта звериным прыжком, только мелькнула вырванная из стены скоба, да стремительно занесенный для удара, молот. Молниеносным ударом тяжелого молота, колосса развернуло вполоборота, и он рухнул в проход между стеной и тюками соломы. Тело ангела бешено затряслось, и Егор отвернулся, чтобы не видеть, как победитель занес молот для второго и последнего, удара. Когда Егор смог пересилить себя и вновь повернулся к ангелоубийце, тот, переступив через тело поверженного врага, направлялся прямо к нему. Дальняя стена сарая, в которую угодила огненная буря, быстро занялась пламенем. Егор увидел, как потускнела и загасла смертоносная сфера, только оторвавшись от мертвой ладони ангела. Приблизившись достаточно близко к Егору, начавшему пятиться, мужчина сделал дружественный жест, и протянул вперед раскрытую ладонь левой руки. Своё массивное оружие человек успел вновь спрятать под полу плаща, но по его руке скатывались, и падали на пол рубиновые капли. Мужчина, видя недоверие и ужас в лице Егора, резким движением головы отбросил капюшон назад. Хотя правая сторона его лица носила следы свежих ожогов, но внешне это оказался вполне приятный человек, с разрезом глаз, придававшим ему серьёзное и даже строгое выражение, но в самих глазах и легкой улыбке не было и намека на зверство и жестокость, которые художник полагал увидеть. Однако, заметив, с каким выражением Егор смотрит на его протянутую руку, мужчина и сам взглянул на неё, переменившись в лице, и как бы извиняясь, он протянул правую, на которой не было крови.

- Кто ты? – хрипловатым голосом спросил Егор, всё также пятясь назад.

- Я Родион - тот рыцарь, которого вы ждали в «Последнем Приюте».

- Я слышал другое имя рыцаря… - недоверчиво, и уже менее хрипло, отвечал Егор.

- Лорхтан. Да, это он, - перебил его знакомый нам байкер, - Но сейчас он позволяет мне говорить, поскольку, понимаешь… ну не мастак он общаться с людьми.

Родион улыбнулся обожженной щекой. Вдруг Егору показалось, что он узнает стоящего перед ним мужчину, а ещё ему почудилось, что ожог на его лице медленно, неприметно для глаза, затягивается новой кожей.

- Ты тот самый?..

- Да, я вытащил тебя из той передряги, - просто подтвердил Родион, поведя плечами, - Если ты об этом. Кстати, как ребра, целые?

- Ничего не сломано, спасибо… - неуверенно ответил Егор, и тут же спросил, организовав встречу союзников на Эльбе переносицы, - Ты здесь… для того, чтобы снова меня спасти?

- Тебя, и малышку из психушки – ага, - без всякого такта, но весело, отвечал Родион, - Кстати, где она?

Какой-то неясный страх подступил к горлу Егора, и он повременил с ответом. Его глаза забегали, зрачки дергались из стороны в сторону, словно что-то ища. Позади двуликого рыцаря заревел огонь, начавший поглощать потолочную часть крыши и крайние тюки.

- Ну же! Скоро здесь будет жарко, как в аду! – воскликнул Родион.

- Она… Там, - голос Егора дрогнул, и он качнул головой в сторону угла.

Не мешкая, Родион кинулся в указанном направлении, полторы секунды осматривал лежащую девушку, затем взял её на руки, после чего выдернул одеяло из соломы, и завернул в него свою ношу.

«На выход, Егор, - бросил он, - Быстро!»

Родион набросил капюшон, поднял свою ношу почти до уровня шеи, и ринулся вдоль стены, к выходу. Егор поспевал за ним, как мог, но, не дойдя двух шагов до дверного проема, остановился, страшась ступить в жар огня, рыжим маревом идущий от стен и потолка.

«Торопись!» - донесся снаружи голос рыцаря.

Закрыв глаза и натянув курточку до макушки, Егор бросился, нервным рывком, сквозь дым и пламень, наружу, в черную неизвестность. Когда же он смог расслабить мимические мышцы и, стянув с головы джинсовый покров, оглядеться вокруг, оказалось, что непроглядная тьма снаружи не настолько непроницаема – красное марево пожара освещало всё кругом на сотню метров, а на юго-востоке, с тяжелыми потерями пробиваясь через плотные гряды облаков, медленно вставало солнце. Сейчас, после пережитой необыкновенной и жуткой, ночи, Егор был так обрадован единственному старому знакомому - светилу, что ему пришлось сдержаться, чтобы не проступили слезы. Он остановился и повернул лицо к тусклому свету, сочившемуся из ран облаков.

«Егор! – внезапно потревожил его крик Родиона, - Ты что там, колесо пробил?»

Егор вздрогнул, выходя из задумчивости. Сарай полыхал, откуда-то издали слышались приближающиеся крики нескольких человек – вероятно, селяне, которым принадлежало это хранилище соломы.

«Бросай свои тяжелые мысли и бегом на борт» - снова окликнул его рыцарь откуда-то из темноты слева.

Более не мешкая, Егор быстрым шагом двинулся на голос, застегивая куртку на ходу. Мыслей было много, роились беспорядочно, снова доминировали страхи, но знание того, что Надя находится в руках рыцаря, который уже во второй раз без страха выручил его из лап, если не верной смерти, то гнетущего заточения, заставляло ускорить шаг и стараться отметать многочисленные сомнения.

«Торопи-и-ись, - протянул голос Родиона из полумрака впереди, и он жалостливо продолжил, - Уже светает, а я всё ещё не принял горячего кофе».

Выйдя из освещенного пожаром круга, Егор побрел в полумраке рассветных сумерек, что неудивительно, куда более сумрачных, чем обычно, в направлении, безошибочно указанном лоцманом курточного воротника. Вдруг, Егор почувствовал, что его нога нашла какую-то неожиданно выступающую, нетвердую и ненадежную опору – он оступился и, чуть было, не растянувшись на земле, отскочил назад, мгновенно догадавшись, с обильными пастбищами столь же догадливых мурашек на спине, что перед ним на земле - человек, вернее, его плоть.

«Ночью так холодно птичкам одним… - невдалеке рыцарь затянул жалобную песню, - Иди же под крылышко, пташек…»

Наклонившись, не без содрогания, к телу на земле, Егор понял, что эта распростертая плоть - мертвый ангел, схваченный чудовищной пастью. Его правый бок имел огромную рваную рану - часть ребер и внутренностей с этой стороны начисто отсутствовали; на голове и шее, с правой же стороны, были заметны следы огромных когтей – могучий хищник, вырывая кусок плоти, упирался в жертву когтистой лапой. Это чудовище всё ещё таилось где-то в темноте.

«И каждый враг погибнет так! - рыцарь, для глаз которого мглистый сумрак, похоже, оказался проницаем, наблюдал за движениями Егора не без участия.

Внутренняя дрожь усилилась, но Егор, обойдя могучее тело мертвого ангела, продолжил двигаться на зов рыцаря. Голос Родиона, иной раз взрывавшегося смехом, не выдержав силы собственного юмора, теперь звучал не только впереди, но и, в определенном смысле, сверху. Вдруг, неясный силуэт строения, маячившего впереди, приобрел совсем иные очертания, и художник, которому за эту бурную ночь уже до смерти надоело поражаться, вынужден был признать, что напоследок судьба подготовила ему нечто удивительное и, не устрашусь этого отголоска иного жанра, волшебное. Высокий, серо-черный, с огромными перепончатыми крыльями, сложенными за спиной, с тонкими, жилистыми конечностями, и телом, обласканным мириадами ветров и испещренным причудливыми природными узорами. Могучий ящер сидел прямо на земле, положив длинную, крепко сложенную голову, на макушку сенного стога. В полумраке перед глазами художника стояло природное чудо, воспринять реальным которое мешали воздушные колебания в глазах, возникшие вокруг невиданного животного, и собственное воображение, давшее трещину пред ликом размера, мощи, и стремительных очертаний крылатого хищника. Взглянув на его огромную морду, совсем не такую жуткую и грозную, как Егору показалось при первой нежданной встрече, а, скорее, величественную и древнюю, художник вдруг подумал, что ничего более достойного на этом свете, если верить собственным глазам, для своей кисти он не найдет.

«Отбрось сомне-е-ения, сын мо-о-ой, - не унимался Родион, покатываясь со смеху, - Теперь ты с назгулами, нафиг!».

Подняв голову вверх, Егор разглядел весельчака рыцаря в седле, в том месте, где могучая шея ящера плавно переходила в туловище, он восседал, свесив ноги по разные стороны. По бокам ящера, под основаниями крыльев, имелась пара тонких, высоких, тщательно прилаженных корзин, плетенных из кожи. Именно на одну из них Родион, продолжая сквозить импровизированным юмором, и указал художнику, когда тот несмело приблизился к его поражающему воображение, средству передвижения.

Тремя минутами спустя, когда Егор, выяснив у рыцаря, что Надежда находится в корзине на противоположном боку ящера, разместился в своей, огромный хищник, на изумление стремительно и подвижно, влез на стог и, пружинисто оттолкнувшись, заработал крыльями.

 

В течениях воздушных океанов, в беспрерывных струях ветров, омывающих их тела, под самыми грядами облаков, трое молодых людей, чьи судьбы пересеклись необычайно, негаданно, летели, каждый со своими мыслями наедине, к цели, о которой только один из них мог сказать что-то определенное. Прошли более двух часов, как Егор, сопровождая Надю, покинул полыхающий сарай, и направился к таинственному месту, которое Родион называл храмом, но на вопрос, чей это храм, где он находится и что они там будут делать, удовлетворительного ответа художник так и не получил. Держась бледными пальцами за плавно изогнутые края стрелковой корзины, Егор смотрел вниз, на проносящиеся под ним земли. Прохладный ветер снова и снова омывал его лицо, и всякий раз художник находил в том вдохновенное удовольствие, а когда закрывал глаза, всякий раз приходил трепет, заполнявший его грудь изнутри, повергая в приятное возбужденное содрогание. Временами ящер летел так низко, что почти задевал верхушки елей. Поначалу Егор опасался, что их могут увидеть снизу, но вскоре заметил, что шкура древнего ящера умело перенимает цвета окружающей природы, хамелеоновые сине-белые отливы чешуйчатой кожи вполне надежно скрывали могучего хищника, что же до корзин, движения вопреки ветру, и остального – всякий глаз может обмануться, и далеко не всякий разум готов вместить летающих гигантских ящеров.

 

С высоты птичьего полета, стоя там, куда отваживаются заглядывать лишь смелые мечтатели, да стратеги с ясным разумом, Егор обозревал, в горящих лучах утра, новый мир. Мир, утративший остатки гармонии. До него доносились крики, порой он мимолетно, словно отчасти в своем воображении, лицезрел сцены, жестокость которых понять был не в силах. Он видел, как под этими, всё ещё нежными, ласковыми алыми лучами, в утренней прохладе, два огромных урагана разоряли поселок. Люди спешно покидали дома и сбивались в цветастые горестные и сетующие, группы. Егор подумал, что больше всего на свете сейчас он не хотел бы заглянуть в лица этих людей. Он видел лесной пожар, загнавший кучку зверьков на вершину холма – стремясь уберечься от пламени, они вскарабкались на самую высокую ель и даже там, влезая друг другу на головы, они пытались спастись, пусть даже ценой чужих жизней. Чем-то безнадежно знакомым и даже родным веяло от этой жестокой сцены. Немой свидетель, Егор знал, что рыцаря не убедить в том, что они могут помочь кому-то из несчастных, знал он и то, что если в словах Тариэль о их предназначении есть правда, то самое лучшая помощь от него - это выжить самому.

 

На протяжении полета, Егор делал несколько попыток завести беседу с наездником, но, похоже, Родион пребывал в несколько вальяжном состоянии разума, и в один момент Егор понял причину таких состояний, когда до него донесся запах спиртного. Из всех ответных фраз, которыми был он вознагражден, Егор мог бы выделить несколько особенно вразумительных, как то: «Ско-оро прилетим-м-м-м», «Да-да-а, это дракон, а как ты угадал?..», «А я ж вам, во время посадки, говорил брать гиги… нические пакеты», «Храм там-там, не-е-ет, я там не бывал» и «Очнулась подружка твоя… сидит, не расстраивается». В довершение, и в подтверждение, рыцарь к середине полета спустил крылатого ящера на небритый холм, чтобы всласть помочиться на кусты. После этого он сделался не столько нечленораздельным, сколько неразговорчивым.

 

Их воздушное путешествие кончилось внезапно и быстро – при приближении к горе, внушительной, поросшей хвойным лесом почти до самой макушки, их хищное транспортное средство пошло на снижение. Родион, хмурый и молчаливый в течение последних двух часов, распрямил спину, и кисло протянул:

«Прие-е-ехали…»

 

 

 

 

                                                                       Глава XI

 

            Немного оставалось светилу до сытного обеда в сырых облаках, когда у подножья одинокой плоскоглавой горы, разметав семена цветов и трав, осенним порывом ветра, компания из трех молодых людей, на крайне незаурядном средстве передвижения, опустилась на землю. Высокий крылатый зверь, на котором прибыли знакомые нам путники, едва коснувшись почвы, свел кожистые крылья над хребтом и аккуратно сложил их, затем выжидающе замер. Первым вниз соскочил, до пояса погрузившись в густые осенние травы, рослый длинноволосый мужчина в кожаной куртке, местами носившей следы ожогов. Следом спустился, на плохо гнущихся ногах, молодой человек в выцветшей джинсовой курточке, с копной темных волос и ясными серыми глазами. Утопая в высокой траве, он прошествовал, высоко поднимая колени, к противоположному боку пао-кая, намереваясь помочь последней из путников сойти на землю. Родион поспешил следом, вероятно, вспомнив о своей редкой и хаотично проступающей галантности. Но оказалось, что помощь девушке вовсе не требуется – подобно шумному зверьку-грызуну, Надя весело копошилась в траве, с детским восторгом радуясь природе. Позади Егора послышалось шуршание шагов Родиона.

            - Куда нам дальше? – спросил Егор, продолжая наблюдать за девушкой.

            - На гору, вверх, - указал рыцарь коротким движением руки.

            Едва прозвучали эти слова, пао-кай, огромный, содрогающий твердь и восхищающий силой, развернулся и побрел вниз по склону. Ниже, в полусотне шагов ящера, землю прорывал скальный уступ – немного набрав скорость, ящер расправил крыла и, оттолкнувшись от скалы, мерно замахал ими, поднимая своё тело всё выше, пока не исчез среди густых облаков.

            - Он что, с места взлететь не способен? – художник вновь обратился к Родиону.

            - Старый он уже… Ему так проще, - после короткой паузы ответил рыцарь, - Но пойдемте, наверху нас ждут.

            Когда трое начали подъем, некоторое время царило молчание. Высокая трава вскоре кончилась, и молодые люди вступили в лес. Тенистый, сумрачный и глухой, поглощающий все звуки, для молодой девушки он стал поразительным открытием – шагнув на границу мелкой, вечно зеленой травки, в обитель мхов и безмолвных елей, она вытянулась, встав на цыпочки, и прислушалась. Брови её поднялись вверх и чуть подрагивали, улыбка тонким полумесяцем украсила ещё детское лицо. Услыхав, как за её спиной приближаются спутники, она звонко пискнула и бросилась в чащу.

            - А она не так плоха, - внезапно заявил Родион, - То есть, я хочу сказать, когда мы забирали её из лечебницы, я думал, что она доставит куда больше хлопот, уж очень она боялась всего.

            - Из лечебницы? – что-то подобное Егору и самому думалось, но всё же он вполне искренне удивился.

            - Да, из психушки, женское отделение, - вспоминал Родион, - Знаешь, когда мы её забирали… Словом, её там любили – и персонал, и больные - странной любовью, но всё-таки дорожили.

            Под сень глухого леса, следом за притворившейся пугливым зверьком, девчушкой, во вновь воцарившемся молчании, вступили байкер и художник. Серые стволы тянули множество иссохших рук к путникам, ведомым петляющей меж плотной стены древ, тропинкой, извилистый уверенный ручей которой отмечался множеством опавших светло-коричневых иголок, сухо и мягко хрупающих под ногой.

            - Для чего вы это делаете? – внезапно прервал молчание Егор.

            - Великая цель – спасение мира, - улыбнулся рыцарь заранее подготовленным ответом, как видно, мигом поняв, что Егор имел в виду, - Наша цель – сохранить ваши жизни, чтобы вы спустились в мир, очищенный апокалипсисом от скверны и возродили цивилизацию лучшими из её цветов…

            - Как ты сделал выбор?.. – неуверенно начал новый вопрос Егор, - То есть, как ты узнал, кого тебе нужно спасать?

            - А я и не знаю, - вновь улыбнулся Родион, - А вот он – знает, - неопределенно мотнул головой рыцарь.

            Вновь последовало недолговечное молчание, на этот раз прерванное байкером:

            - Знаешь, Егор… практически всю свою сознательную жизнь, я почти всякий день ожидал чего-то. Какого-то события, необычайного, такого грандиозного, наполненного смыслом… Я твердо верил, что достоин такого события. И вот настал день, и в моей голове поселился он. Знаешь, я чуть не разбился тогда, а он помог мне подняться на ноги. В обоих смыслах. Он заразил меня мыслью, одной простой мыслью – впервые, наверное, мне попалась действительно стоящая мысль, - Родион остановился, внимательно посмотрел в лицо Егору, затем продолжил путь и разговор, - Я много чего сделал такого, за что ты, наверное, осудил бы меня, но всё это было нужно только для одной, большой, настоящей цели. Я стал рыцарем, защитником рода людского, и в некотором смысле, братом всем рыцарям. Мы защитим избранных людей от свихнувшихся ангелов, от них самих, от их страха, и чего там ещё приключится… Это и вправду вдохновляет.

            - Кажется, я понимаю тебя…

            - Вряд ли, - сухо отрезал рыцарь.

            В который раз возникла непродолжительная пауза, в течении которой Егор пытался собраться с мыслями, а Родион прислушивался к звукам леса и безмолвно мечтал о бочонке с пивом. Наконец, когда молчание стало тяготить, Егор неуверенно начал:

            - Ты говорил, что придет Апокалипсис – это значит, что погибнут… все?

            - Честно – не знаю. Но я слыхал от рыцаря, что во многих местах на планете проводят такие вот спасательные операции. Так что, возможно, когда вы вернетесь в мир, и начнете строить его заново, к вам присоединятся и другие.

            - А если нет, то… у меня, выходит, совсем нет выбора?

            Родион непонимающе поднял бровь, но, проследив за взглядом Егора, опустил её и едва заметно улыбнулся.

            - Наденька? Кто знает… пути Его неисповедимы – слыхал, наверное? – рыцарь запрокинул голову и глубоко вдохнул лесной воздух, - Поживем – увидим, ага?

            На этот раз молчание закрепилось надолго, и длилось почти до самого окончания пути наверх, изредка прерываемое только односложными фразами, которыми обменивались художник и молодая девушка. Каждый предался своим размышлениям – терзаемый жаждой Родион вернулся к своему бочонку, а Егор усваивал новую информацию и присматривался к Надежде. Временами, на том пути, продолжительном и тяжелом для непривычных к таким подъёмам, ногам художника, ему казалось, что он мог бы снести практически любой порок в своей будущей супруге, только если бы она была здорова душевно. Удивительно – человек, немало не тративший времени на подобные мысли в течение своих неполных двадцати двух лет, теперь, при известии о предусмотренном для него будущем, настолько обеспокоился этой проблемой, словно от него одного зависело восстановление ещё не почившего, рода людского.

            Дорогой им не раз приходилось делать краткосрочные привалы, в основном из-за Нади, у которой хоть и было вдохновенное настроение, способствующее легкому и едва ли не парящему, продвижению наверх, всё же её сил хватало ненадолго. Что же касается Егора, то его самолюбие поскрипывало зубами и пошатывалось на свинцовых ногах, и каждый привал он использовал деятельно, заваливаясь на спину и массажируя бедра и икры. При этом он не забывал награждать пао-кая эпитетами за недальновидность, лень и неисполнительность, на что Родион только беззвучно посмеивался.

            Лес вскоре стал редеть, пока от его безмолвной и таинственной красоты не остались лишь редкие молодые деревца, разбросанные в природно-хаотичном порядке по всему склону. В целом, весь подъём занял меньше двух часов, но, как уже говорилось, всем, кроме рыцаря, он дался нелегко. При подступах к скальной части вершины, ножки Нади устали настолько, что Родион остаток пути пронес девушку на руках – художник, хоть и был принужден вновь отобедать собственным самолюбием, не переставал дивиться тому, сколько силы таится под этой опаленной кожаной курткой.

            Добравшись до скального венца горы, который опоясывал её полукилометровой лентой, восходя к самой плоскоглавой вершине, Егор увидел наверху, в тусклом свете запеленатого в плотные тучи, солнца, скопления толстых пластин камня, напоминающие каменную кладку. Поднимаясь выше, художник заметил, что кое-где обвитые плющом и местами покрытые изрядным слоем мха, камни, образовывают невысокие, полуразрушенные стены. Когда же его глазам попалась узкая арка, чудом уцелевшая под гнетом веков, да несколько сломанных временем или вандализмом, колонн, располагавшихся полукругом, согласно арке входа, он убедился, что перед ним какое-то древнее полуразрушенное здание, впечатляющих размеров.

            Их действительно ожидали – крутая тропа, взбирающаяся меж скальных образований, привела прямиком ко входной арке, подле которой стоял, в длинном парчовом хитоне цвета небесной чистоты, опершись рукой о уцелевшую стену, обильно поросшую мхами, светловолосый мужчина с благодушной внешностью, среднего роста и немного плотный. Он приветствовал троицу открытым и добродушным жестом, приветливой улыбкой и фразой монаха, встречающего путников в своей обители. Странно, но Егору, доверчивому от природы, этот монах с первого же взгляда показался сомнительным и неискренним. Совсем не слушая его приветственных речей, словно оглушенный, Егор смотрел на приятное лицо светловолосого мужчины, и в голове художника роились ядовитые сомнения. Вдруг, сквозь стихийно возникшую глухую пелену, до его слуха донеслись слова Родиона:

            «Это Аргот, один из моих братьев-рыцарей, вы можете доверять ему, как себе».

            Егор так аккуратно пожал протянутую руку, словно здоровался с кончиком хвоста гремучей змеи. Почувствовав легкое головокружение от прикосновения странного монаха, Егор отступил назад. Рыцарь опустил Надю, по её просьбе, на землю и остаток пути девушка, которая пять минут назад не могла сделать и шагу из-за сильной усталости и боли в ногах, проделала пешком, шествуя рядом с новоявленным светловолосым рыцарем, и о чем-то его расспрашивая. Родион двигался следом за ними, изредка оборачиваясь проверить, в силах ли ещё художник, замыкающий шествие. Путники, в сопровождении Аргота, неспешно продвигались через развалины храма - двое проводили этот короткий путь за плодотворной беседой, Егор сосредоточился на том, чтобы не упасть от усталости, а о мыслях рыцаря-байкера можно сказать только, что их не было - почти, или совсем. Вскоре, со стороны, куда вел их светловолосый рыцарь, стали доноситься звуки – музыка скрипки и флейты, отголоски веселого смеха и пение высокого женского голоса. Улыбаясь, Надя что-то шепнула идущему с ней рыцарю, и авангардная парочка ускорила шаг.

            С вершины возвышенности, образованной грудой камней от рухнувшей стены, Егор, остановившись расслабить нестерпимо ноющие ноги, увидел веселый лагерь продолжателей человечества – там, где кончались развалины, на невысокой траве, раскинулись три большие палатки, походная кухня во главе с большим чаном из легкого металла, несколько связок хвороста, кучка рюкзаков и вещей, да скромный костерок, греющий собравшихся подле него, и того самого главу кухни. На полянке перед палатками царило оживленное движение – две женщины, виденные Егором прежде, в придорожной гостинице, развлекали собравшихся игрой на флейте и лирическими песнями, а аккомпонимировал им на скрипке уже знакомый художнику Альберт. Прочие, кто подпевал, кто танцевал, кто просто лежал на траве, наслаждаясь музыкой и красивой историей, повествуемой сильным и выразительным оперным голосом высокой женщины, стоящей белокожим изваянием в крошечной труппе музыкантов. Любуясь этой картиной, Егор примостился на краю хребтового камня неприродного скального холма. Люди внизу, в полутора сотнях метров, улыбались друг другу, отдыхали и танцевали, и сердце художника, при виде этого, забилось чаще, тянуло его присоединиться к этому танцу, к их счастью… Но вдруг что-то исказило картину, испещрило эйфорический образ болевыми прожилками, заставило заслониться ладонью от радости, сияющей в глазах танцующих и поющих людей. Это было солнце. Просто солнце, слепившее глаза. Оно пробилось сквозь тучи, и испустило сквозь плотные их гряды один-единственный луч, который упал на вершину горы ярким пятном. Но важнее было то, что свет, долгожданный под серостью небес, принес художнику вовсе не теплую радость или светлую надежду – озарив художника с головы до ног, ослепляя, до рези в глазах, он нес боль. Полудрему, вялую усталость и очарование гармонией улыбок людей в ту же секунду развеяло, унесло – боль не была жестокой, и не была нестерпимой, она не желала нанести ему вред, но только стремилась распахнуть его глаза и заставить сердце биться по-новому. Сквозь решетку пальцев серые глаза Егора неотрывно смотрели на сияющий диск светила, и в его голове мысли обретали порядок, являлся новый смысл, до той поры державшийся в тени, а иные прошлые подозрения – местами таяли, становясь смехотворными, местами укреплялись до уверенности. Тиски черных туч клубами сомкнулись – и вновь мир вокруг предстал в сумеречно-серых тонах. Егор быстро огляделся – Родион ещё не достиг лагеря, а Надя, в сопровождении рыцаря-монаха, активно участвовала в общей беседе, присев во мгновенно образованный кружок «продолжателей человечества». Ни одна пара глаз не была обращена к Егору, чему он, по объективной для него причине, искренне порадовался.

            В лагере его встретили весело и непринужденно – в честь его усталых ног (что выудили из оброненной им фразы) зазвучал настоящий ликующий гимн – впрочем, пуститься в пляс он так и не согласился. Заботливый повар, лишь раз взглянув на изнуренного дорогой молодого человека, усадил его за раскладной столик и плотно накормил, не слушая и десятой доли отговорок от природы скромного художника. Пока он насыщался, жизнерадостнейшего вида женщина с голубыми, как нежное закатное небо, глазами, улыбаясь, легко водрузила на его макушку венок из осенних цветов. Альберт, седовласый скрипач, был так рад возвращению блудного художника, что успел утомить Егора расспросами, и просьбами назвать своё любимое классическое, или нет, произведение – «желательно для скрипки, но если пожелаете, мой юный друг …». Несмотря на усталость, диктатуру сомнений и логические доводы, глубокое теплое чувство родилось в груди Егора, при виде дюжины людей, жаждущих услужить друг другу, сияющих, словно дети, открытыми цветниками чувств, неловких, порой, в самовыражении своей радости, но неизменно искренних.

            Насытившись настолько, что стало трудно дышать животом, Егор поднялся, но был вынужден оставить мысль о передвижении в вертикальном положении, как только послышались крики боли от гудящих ног – с тем, он опустился на карачки, и переполз, чувствуя, как теряет останки самоуверенности, на травяной холмик в дюжине шагов от танцующих людей. Справа от него, в нескольких метрах, лежал коричневый матрац, а на нем – единственный человек, кроме Егора, не принимающий участия в общем веселье. Не особенно продолжительное тело человека, облаченное в старомодные темно-коричневые штаны с подтяжками, белую рубашку и не менее устаревшие туфли, выглядело покойно и неподвижно. Единственным выпавшим фрагментом из мигом сложившегося мнения о его гардеробе, оказался головной убор – реденькие волосы немолодого мужчины почти полностью скрывала ярко-красная кепка. В полутени козырька приметлив был лишь крупноватый нос, да двухдневная щетина по всей территории широких скул и раздвоенного подбородка. Опустившись на траву, расслабив спину и вытянув ноги, Егор медленно выпустил воздух из легких и негромко протянул:

            - Как хорошо…

            - Это правда, - вдруг подтвердили справа – похоже, старомодный мужчина вовсе не спал, - Я впервые так хорошо себя чувствую...

            - Простите, - споткнулся Егор, - Я думал, вы спите.

            - За что ты просишь прощенья, молодой человек? – по голосу было заметно, что он улыбается, - И не называй, прошу тебя, меня на «вы» - это слишком напоминает наш умирающий мир…

            - Не хотел вам помешать…

            - Ну вот опять двадцать пять… - посетовал мужчина, и вздохнул, - Вижу, тебе нужно время, чтобы привыкнуть. Меня называли Евгений Георгиевич, но я был бы очень благодарен, и, даже не стал бы практиковать на тебе своих методов ненавязчивого внушения, если бы ты называл меня впредь по-дружески – Женей, - на левой скуле мужчины стала приметна, очевидно, нечасто тренируемая, складка от растянутых в улыбке губ.

            - Очень приятно, - как всегда машинально, отвечал молодой человек, - А я Егор.

            - Я бы протянул руку, чтобы, так сказать, скрепить, но… - вдруг он перебил сам себя, - Чем, Егор, ты занимался в покинутом нами мире? Надеюсь, ты не учился на психиатра? – снова недолговечная складка на щеке, и морщина у глазной ямки, из полумрака которой время от времени на художника косился зрачок, - Извини, если тебе не хочется вспоминать прошлое… Просто этот вопрос я, не из пустого любопытства, разумеется, задаю тут всем.

            - Я отучился на художественном, а потом… Словом, начал практиковаться на природе, в поселке.

            - Худо-ожник… - протянул, без всякого выражения, мужчина, - Не знаю, догадался ты или нет - я психолог. Двадцать три года стажа.

            Егор кивнул. Не то, чтобы он и в самом деле угадал это заранее, но что-то сходное заподозрить повод у него уже был.

            - О девушке, которая была с тобой, я знаю достаточно… И знаешь, что получается? Получается, что я, без сомнения, прав, - тихо засмеялся психолог, полагая, что смысл остального должен дойти сам.

            - Простите, в чем?

            - Ах да… Знаешь ли ты, кто эти люди? – козырёк качнулся в направлении веселой компании у костерка, - Певица, два музыканта, преподаватель танцев, учитель младших классов, буфетчица, ведущий с радиостанции, парочка спортсменов, один из которых не хочет говорить ничего более конкретного о своей профессии, а другой, откровенно говоря, что-то скрывает, и, наконец – отставной офицер флота. Знаешь, на какую мысль это сразу же натолкнуло меня? – мужчина сдвинул кепку на затылок, и стали видны его мутно-зеленые глаза, крепкие лобные доли и стальные скулы, - в числе тех избранных, кого эти рыцари собрались спасти, нет ни одного попа, священника там, или даже завалящего монаха. И всего только двое сознались мне в том, что посещали церковь! Понимаешь ли ты, как заблуждались наши современные религии?

            Егор промолчал. Ему непросто было удержать свои сомнения от извержения, но, похоже, психолог совсем не нуждался в словах – только взглянув на лицо Егора, он рассмеялся хохотом, больше похожим на кашель больной астмой гиены, и не замедлил пояснить:

            - Мне легкое прорезали, когда я… Собственно, попытался стать против бури. Но как же иначе – в зале вечной памяти города там портрет моего отца, деятеля народа, висел, я же не мог безучастно пройти мимо…

            - Боже мой… а сейчас вы как себя чувствуете?

            Глаза мужчины вдруг забегали, лоб нахмурился, челюсти сжались с болезненной дрожью. Прошло с полминуты, и наконец он вымолвил:

            - Я стыжусь своего атеизма... До вчерашнего дня я свято верил лишь в то, что когда-то сказал мне мой отец – религия нужна только для того, чтобы поддерживать правление. Помнишь ли ты, как Иисус лечил, одним прикосновением, умирающих и безнадежно больных? Ты можешь не верить, но теперь я осознаю, что вчера я был и тем, и другим – а рыцарь одним прикосновением вылечил и мою смертельную рану, и мой атеизм. Я бы не дожил до вчерашнего рассвета, Егор… - психолог прочистил горло и продолжил, - Я вижу, что ты сомневаешься в истине, сомневаешься в их правде, но скажи… Разве тебя не спас этот рыцарь, не спас от той пыльной жизни, от тоски существования?

            Егор кивнул. «Куда больше, чем ты мог подумать…» - вслух же он сказал:

            - Мне надо отлучиться, простите…

            Справив естественные нужды в кустах за границей развалин храма, он решил не возвращаться к психологу, словно целью избравшему подтачивать ценнейшие сомнения Егора, и расположился на отдых в густой мураве под полутенью чудом сохранившейся статуи неизвестного бога. В уединении, лежа на спине, Егору как-то резко расхотелось думать о создавшемся положении, об этих двенадцати доверчивых овечках, и их спасителях, что-то замышляющем апостоле и приверженном ему рыцаре-защитнике. Разглядывая, без всякой мысли, каменное изваяние, то ли варварского, то ли азиатского, бога с крупной, явно не гуманоидной, но и не звериной, головой, Егор чувствовал себя всё спокойнее, легче, безмятежное движение осенних трав под легким ветерком убаюкивало…

            Ровный каменный круг, в центре – алтарь, на нем симметрично - четырнадцатиконечная звезда в черном круге. Это центр разрушенного храма. Вокруг алтаря – молящиеся. Апостол Аргот соединяет круг из смыкающихся в сжатии, рук. Егор не чувствует ног, не ощущает тела, его суть – немой парящий в воздухе зритель. Апостол улыбается, воздевает ладони выше, поднимая кисти рук сидящих по обе стороны. Вдруг Егор замечает, что за апостолом сидит кто-то ещё – с тем же благостным выражением, неопознаваемо темный, шокирующе холодный, бездушный и безликий. Но что с лицами молящихся? Они не улыбаются – о нет - это гримаса боли.

 

 

 

 

                                                                       Глава XII   

 

            Капля холодного пота коснулась века – дернувшись всем телом, Егор пробудился. Он вскочил, пошатнулся на нетвердых ногах, растревоженных вопиющим пренебрежением их святого права на отдых, неловко переставил одну из протестанток, пытаясь предотвратить падение, судорожным движением схватил каменного бога за широкое копыто. После чего подтянул свое тело и оперся плечом о постамент статуи. «Дьявольщина… Что здесь всё-таки происходит?» Фрагменты из сна вспыхивали подобно вечерним зарницам перед глазами художника, когда он огляделся, пытаясь припомнить предшествующие сну события. Невдалеке послышался протяжный крик. Окликали Егора, и, похоже, голос принадлежал скрипачу Альберту. Спина оказалась мокрой, что не замедлил объявить до содрогания холодный ветер, все члены затекли, и кровообращение восстанавливалось с омерзительными ощущениями и ватными сгибами в суставах. Выстоял пару минут в полусогнутом состоянии, правой рукой яростно массажируя ноги, пока, наконец, Егор не почувствовал, что способен передвигаться в вертикальном положении. Только тогда он откликнулся, и, пошатываясь, побрел навстречу разыскивающему его скрипачу.

            «Господи, Егор! – Альберт кинулся к нему, всколыхнув высокую траву, - Что с тобой? Мы так волновались, ты не представляешь… Ещё же во время молитвы почувствовал, что кого-то нет рядом… И все почувствовали, уверяю тебя!» - высокий седовласый скрипач порывисто заключил Егора в теплые дружеские объятия.

            Альберт продолжал что-то говорить, но Егор не слышал – слезы проступили на его глазах, и он собрал все силы, чтобы сдержать их. К счастью или нет, объятие длилось достаточно долго, чтобы художник смог привести свои чувства в более-менее стабильное состояние, и Альберт ничего не заметил, или сделал надлежащий вид. Скрипач отвел его обратно в лагерь, где также нашлось немало обрадованных возвращению заблудшего сына. Веселье началось с новой силой, после короткого объяснения с особенно взволнованными его пропажей членами их маленького общества, Егор возвратился на прежде занимаемое место на травянистом холмике. Ни носилок, ни психолога в поле обозрения Егора не оказалось. Заподозрив неладное, и приласкав по холке, мурчащие от удовольствия, сомнения, художник обратился с вопросом к Альберту, прервав его оживленную, полную восторгов, беседу с вокалисткой свежесформированной труппы:

            - Скажи… а что случилось за время моего отсутствия?

            - Ах, я же тебе говорил, да ты, наверное, не слушал, - озарился скрипач улыбкой сострадания, - Вот какой, осунулся весь, тебе нужно меньше задумываться, побольше отдыхать и радоваться жизни!

            - Так всё-таки?..

            - Мы молились в центре храма, у алтаря, знаешь это место? Мы теперь должны молиться много, потому что в мире сейчас такие ужасы творятся…

            - Где это?

            - Ужасы? Да повсюду… – чуть потемнел Альберт, не поняв вопроса.

            - Центр, алтарь… - перебил Егор.

            - А, вон Наденька оттуда возвращается… Да ты не волнуйся, друг мой, скоро мы все вновь станем на молитву…

            Повернувшись в указанном качнувшимися бровями скрипача, направлении, Егор действительно увидел Надю, вприпрыжку двигавшуюся в их сторону. Прихрамывая на не отдохнувших ногах, он пошел навстречу. Молодая девушка прямо-таки светилась изнутри. Заметив Егора, она ускорила шаг и, доскочив к нему, очаровательно заулыбалась:

            - Здравствуй, Егор, - словно хрустальные кубики падали на крайние справа клавиши пианино, - Как ты себя чувствуешь?

            -Лучше… З-значительно лучше, - несколько обескураженный переменами, произошедшими в девушке, Егор никак не ожидал такого приветствия.

            - А! – громко вдохнула Надя, озвучивая процесс внезапного появления идеи, - Ты ведь художник, правда?

            - Да, я… А что, то есть, а зачем… - непонимающе замямлил Егор.

            - Скажи… А ты портреты рисуешь?

            - Ну, пробовал, в принципе, получалось неплохо… На мой взгляд… - девушка улыбалась слишком очаровательно, чтобы не смущать его, - Но, у меня, понимаешь, ни холста, ни краски…

            - Придумаем что-нибудь, ладно? Мне очень нужно! – чуть не взмолилась Надя.

            - Хорошо… Только ты учитывай, там усидчивость нужна, я же ещё не мастер… - нерешительно начал Егор, - Просто, знаешь…

            - Что-о-о? – уже не так очаровательно, но ещё очень мило, протяжно спросила она, вытянувшись лицом вперед, и подняв поочередно дужки бровей.

            - Ну, как тебя вижу… ты такая активная, на месте не сидишь…

            Шесть с половиной секунд длилось молчание с обеих сторон, затем с женского направления последовало короткое движение ладони ко рту, и раздался веселый смех:

            - Да нет же, я хотела, чтобы ты нарисовал апостола Аргота!

            - Апостола?

            - Понимаешь, он такой… Такой замечательный человек и… Он так много мне объяснил, чего я не могла понять. Он такой милый и очень добрый! Не знаю, может, зря я тебе всё это говорю… Но ты ведь тоже хороший, правда?

            - А… Кхэ-хэ, - прочистил горло Егор, - Ну а портрет-то тебе зачем?

            - Понимаешь, он сказал, что рыцари уйдут, как только выполнят свою миссию – то есть охранять нас. А это может быть уже очень скоро – он сказал, что конец света близко. А после него, ты понимаешь, нас не от кого будет защищать!

            - Слушай… А где сейчас этот апостол?

            - Он, наверное, ещё у алтаря. Кстати, почему тебя не было во время общей Молитвы?

            - Я спал, - коротко бросил Егор и двинулся по свеженатоптанной тропе.

            - Поговори с ним – ты тоже полюбишь его! – напутственно выкрикнула Надя.

            «Тоже» - процедил Егор сквозь зубы. Откровенно говоря, он и сам не знал, о чем будет говорить с фальшивым монахом, захватившим умы этих двенадцати, но шаг был сделан, а настрой, самонагнетаемый его внутренним новообращенным реактором, был как раз под стать планируемой беседе в уверенном тоне. К счастью или нет, но беседа так и не состоялась – приближаясь самоуверенным, пусть и припадающим на правую ногу, шагом, Егор внезапно почувствовал, через память ощущений, прикосновение руки Аргота. На этот раз, быть может, в предчувствии встречи лицом к лицу, его замутило настолько сильно, что, ища опоры, он прошел ещё несколько шагов вперед и привалился к крупному, грубо отесанному камню разрушенной временем стены. Первым, что понял Егор, поразогнав немного пульсирующую муть, было то, что он почти добрался – в нескольких шагах от него начиналась дуга луноподобной мощеной площадки близ алтаря, у которого стоял – неудивительное дело – апостол Аргот собственной персоной, и беседовал со знакомым психологом, полулежащим на импровизированных носилках. Поодаль двое малознакомых мужчин почтительно ожидали окончания их разговора. Егор предположил, что эти двое – те спортсмены, о которых прежде говорил психолог.

            Дождавшись окончания их разговора, и затаившись в укрытии, пока раненого, улыбавшегося словно мальчишка-именинник, пронесли мимо, Егор, проводив троицу взглядом, устремился, пригнувшись, в направлении удаляющейся апостольской спины. Неловко таящееся преследование, не раскрытое по одной только причине весьма почтительного расстояния, почти неизменно разделявшего задумчивого монаха и его преследователя, вскоре кончилось, так и не успев хоть сколько-то талантливо начаться. Монах углубился в развалины храма, двинулся направо, затем остановился, и, не обернувшись, вошел под сень высокого кустарника. Подбираясь, со всеми приходящими в голову мерами предосторожности, к этому кустарнику, Егор заметил за краем покрытых мхом камней небольшую палатку защитного цвета, а подле неё – две фигуры. Первая, без сомнения, обладала той самой преследуемой монашеской спиной, вторая стояла в профиль, и Егор без труда узнал Родиона, хотя рыцарь сменил облачение и изрядно поработал над своей приметливой трехдневной небритостью. Аргот в монашеской робе усердно осенял куст крестным знамением, Родион восседал, скрестив ноги, на густой копне клевера, и явно наслаждался словами, обращенными к своему собеседнику. Они вели неторопливую беседу – до Егора доносились лишь звонкие обрывки слов, окружение из кустарника и мхов глухо проглатывало остальное. Аккуратно пробравшись вдоль останков каменной стены, коленями погружаясь в сухой мох, Егор добрался до едва наметившейся тропки, идущей через кусты прямиком к палатке. Отсюда, в десяти-пятнадцати шагах покачивалась апостольская спина, а Родион теперь оказался полу анфас, так что подбираться ещё ближе стало небезопасно. Впрочем, голоса рыцарей доносились достаточно отчетливо, так что остальной их разговор, жаждущий знания художник провел недвижимо, напряженно ловя каждое слово.

            - …я много думал над тем, что будет с нашим братством по окончанию Апокалипсиса… - говорил апостол, - Потому как у меня не возникает сомнений в неизбежности этого события. Ангелы вряд ли смогут продолжать борьбу… Конечно, мы будем нужны демонам, чтобы наставлять и направлять останки человечества, но нас оставят гораздо меньше, у нашей призрачной цивилизации не будет и шанса на развитие!

            - Твои слова, да в его бы уши…

            - Ты прав, наша единственная надежда – это Рок.

            - Хороши же из нас будут революционеры – подконтрольные зверьки в ошейничках, без права входа на территорию хозяйских городов.

            - Именно поэтому не стоит дожидаться окончания пьесы по архидемонским правилам. Все рыцари сейчас на земле - переломный момент наступил, и большинство апостолов сходятся во мнении, что мы должны взять ситуацию в свои руки, ради нашей относительной свободы. Даже если для этого придется воспользоваться моими связями с ангелами.

            - Так-так-так, а вот тут поподробнее! – оживился рыцарь.

            - Давай оставим эту тему на другие времена…

            Разговор оборвался. Рыцарь поднялся. Аргот продолжал ревностно крестить кусты, при этом чуть слышно бормоча что-то, Родион разминал мышцы круговыми движениями корпуса на стержне торса, было слышно, как похрустывают его суставы.

            - Не хочу обращать твоё внимание на очевидную шизофрению, - заговорил разминающийся рыцарь, - Но ты уже минут десять пытаешься добиться покаяния у куста дикой малины.

            - Да… - прервал своё бормотание апостол, - Мне несколько стыдно – я столько сотен лет не крестился, и никого не крестил, что после молитвы делал это настолько неловко… а мой донор в лучшем случае был атеистом… теперь вот тренируюсь.

            Рыцарь усмехнулся и снова опустился на траву.

            - Ты, вроде, говорил, что не первый раз в этом воплощении, ты так религиозен?

            - О! На севере совсем иная паства была, - апостол призадумался, - знаешь, там один из светляков отпустил такую фразу уничтожающую… Обозначил Иуду чуть ли не корнем зол. Я ему не ответил, потому как в ностальгию ударился, по тем временам. Правду говорил тот философ – нет на свете заблуждающихся сильнее, чем историки и лжецов больших, чем летописцы.

            - Что ты хочешь сказать? Не утомляй загадками…

            - Они знали только то, что Иуда погубил Христа, но не зачем он это сделал. В Библии сохранились лишь гневные домыслы апостолов-писак, потому что иной причины увидеть им не позволяла их близорукость. Две тысячи лет терпеть оскорбления всего человечества только потому, что он не успел объясниться…

            - И что же было на самом деле?

            - Из человеческих апостолов Иуда был, пожалуй, самым одаренным – он хорошо чувствовал энергии и не выносил пустого галдежа – поэтому я ему искренне симпатизирую. Он почувствовал приближение Антихриста задолго до того, как тот прибыл ко двору прокуратора, и Иуда поступил так, как должно. Да-а-а, очаровательный наш Антихрист, незаконный сынок Мефистофеля, изрядно измененный энергетическим закаливанием и генетическими извращениями падшего папаши, после памятной нам резни у стен Иерусалима. Так вот, этот полу бесплотный демон был вполне способен пожрать святой дух сына божьего, и был весьма раздосадован, когда обнаружил лишь бездыханное тело распятого спасителя. Святой дух вырвался наружу и дополнил дело своего отца – иначе говоря, разлетелся на множество искр, и породил этих самых светляков. Двадцать веков эти искры успешно защищали род людской, несмотря на все их войны, разврат, братоубийство, садизм и прочая – нехилый заряд, который Антихрист утопил бы в своем бездонном желудке. С тех пор к нему и приклеилось это имя – но в мире демонов его так называют только потому, что он несостоявшийся убийца Христа. Хм, думаю, совсем без имени ему жилось бы чуть лучше.

            - Откуда ты всё это знаешь?

            - Ну-у-у, о многом из этого мне поведала одна словоохотливая тень, бывшая свидетелем многих тогдашних событий. До того, как я запытал её, - апостол, во время продолжительного рассказа эксплуатировавший свои руки для жестикуляции, вновь принялся учащенно креститься, - И не надо на меня смотреть так, словно ты никогда не пытал до смерти демонских прихвостней. На моей памяти, правда, только один такой случай – в Тирхаане, призрачном городе, висящем над Сахарой. Туда стекаются все наблюдатели, чтобы запечатлеть на бесплотных стенах своё предсказание напастей, которые вызовут на себя люди в ближнем или дальнейшем, их будущем, составленное при посредственном, и нет, копании в головах миллионов человеческих существ. Мыслителей, которым удалось увидеть на много шагов вперед, и просчитать всё с высокой точностью, повышают в иерархии наблюдателей. Это как шахматы, но без непосредственного управления, а вместо фигур – отдельные люди, города и народы. Я слышал, что особенно почетным, во времена правления королевских династий, было предсказать вынужденный инцест, приводящий к рождению наследника, - апостол немного помолчал, - Ну так вот, ты, по моей наводке, изловил ткача во время его вольного сочинительства на городских стенах. Насколько я помню, ты хотел дознаться, что произошло с одной девушкой-рыцарем, которая пропала где-то среди людских масс. Тоже мне, герой-любовник… Ответ тебя явно не устроил – рыцарь вселилась в резонирующую сущность и её, страстно возжелавшую стать свободной, заказали арканам, на поиск и убийство – и тогда ты совсем озверел. Кстати, убивал прихвостня ты с не меньшим удовольствием, чем это, в своё время, делал я.

            - Скверно, - таким ответом рыцарь наградил рассказчика.

            - В тебя что, на этот раз, жалость к наблюдателям вживили?

            - Скверно, что я ничего не помню.

            Апостол склонил голову набок, но в ту же секунду вскинул её, и с жестом, словно вспомнил что-то, кинулся на колени перед палаткой и тотчас влез в неё, демонстрируя симптомы ужасной спешки.

            - Затянулся наш треп, а мне уже на завершающую молитву скоро. Время преподнести Темному собранные вами осколки духа спасителя. Слушай меня, Лорхтан, это очень важно: Рок – один из перворожденных демонов, он мудр, и среди архидемонов он как отшельник, у которого всегда есть своё мнение, нередко идущее вразрез с мнением прочих. Ненавистники - а их много - до сих пор не растерзали его только по той причине, что он до сих пор – самый крупный поставщик оружия, ну то есть, нас. Как видишь, ему и самому придется что-то предпринять, и мне кажется, он наверняка многое предвидел, и, среди прочего, в нас могут оказаться заложены, до времени неактивные, программы, которые дадут какие-либо преимущества перед демонами. Я не могу знать, что отец скажет тебе, и что потребует, но нет сомнения, что это крайне важно – иначе, зачем бы ему назначать личную встречу? – Аргот выбрался из палатки в новом облачении – белой простыне, наскоро превращенной в иудейскую тогу – и продолжал, - Мне пора, и тебе тоже. После того, как мы закончим здесь, я собираюсь отправиться в Антиохию, на тайный совет паладинов. Мне туда попасть, во что бы то ни стало нужно – в конце концов, я единственный рыцарь, миновавший дробилку материи, после убийства демона. Возможно, мы не скоро увидимся снова, но если сможешь, я хочу, чтобы ты присоединился ко мне в походе… как в старые времена.

            Рыцарь кивнул. Лицо его оставалось немного угрюмым.

            - Мне пора, - тихо произнес апостол, - И тебе.

            На секунду рыцарь и апостол сомкнулись в крепком объятии, после чего Аргот развернулся и зашагал по тропе через кустарники. В выражениях их лиц ничего не изменилось, оба были полны решимости.

            Егор, в продолжение диалога рыцарей превратившийся в почёсывающийся и тихо шипящий от комариных укусов, холмок мха, услыхав последние слова апостола, поспешно свернул свою шпионскую программу. Выбирая крадущие звуки мшистые подушечки для постановки ноги, Егор двинулся в обратном направлении, пригибаясь и придерживая ветви редких деревцев. Свернув за откос, перебравшись через несколько вздымающихся каменных плит, Егор ускорился, а затем и вовсе кинулся бежать, припадая на правую ногу.

            Лагерь вскоре замелькал впереди, художник сбросил темп, и прошел остаток пути без особой спешки, тщетно пытаясь успокоить дыхание и мысли, ровно, как и склеить воедино новую, заново раскрашенную мозаику мира. Люди в лагере, на этот раз, нисколько не взволновались отсутствием Егора, и все что-то очень активно обсуждали. Альберт отвесил пару добродушных шуток на тему блуждающего духа Егора, но объект явно не оценил юмора и весьма бесцеремонно прошествовал через лагерь, что-то или кого-то, ища глазами. Среди трех группок «продолжателей рода людского», расположившихся на траве и самодельной лавочке, Нади не оказалось. На чрезвычайно заботивший его вопрос, Егору ответили мягкими жестами рук в направлении, и доброжелательными кивками головы, с хитроватыми улыбками у женщин, и понимающими – у мужчин.

            Надежда, решив немного побыть одной, прилегла на пологом склоне холма, в десятке шагов от последних палаточных колышков. Распустив свои длинные волосы по травам, она лежала, точно лесная нимфа, худенькая, миниатюрная, но поразительно милая, тонко наслаждаясь свежей красотой дивного природного уголка. Егор и рад бы ещё подивиться на неё со стороны, не нарушая этой прелестной гармонии, но волнение, толкавшее его вперед, стало неудержимым:

            - Надя! Надя, послушай…

            - А… Что такое? – тонкий голос вспугнутой птицы сорвался с её губ, - А, это ты, Егор… Поговорил с Апостолом?

            - Не до этого было! – довольно резко ответил художник, - Послушай, я хочу чтобы ты вспомнила, о чем мы с тобой говорили в сарае… Ну, в том сеннике, ты помнишь?

            - Ммм, что-то я не…

            - Очень тебя прошу! Ты не закончила тогда, что ты слышала от ангелов? О чем они говорили?

            - Кто-о-о? Я не понимаю…

            - Это важно, как ты не поймешь! Рыцари что-то собираются сделать, что-то зловещее, а кроме тебя, ангелов никто не слышал!

            - Да нет же, не придумывай, ты же сам знаешь, что Апостол нам желает только добра… А твоя мысль насчет ангелов… Ты прав, это же так просто, и… И даже гениально!

            - Что? Что ты слышала?

            - Да ведь рыцари и есть ангелы! И как я раньше этого не поняла? Егор, ты просто чудо!

            - О бо-о-оже, - с закипающей злостью, выдохнул Егор, - Всё это какой-то злой план, понимаешь? Мы должны уйти отсюда, пока не поздно!

            - Ой, ну ты как что-нибудь придумаешь… Апостол предупреждал, что творческие люди очень любят фантазировать…

            - Мне отрадно видеть, что вы вместе, и нашли общий язык,- за спиной Егора раздался удивительно спокойный голос – художник резко обернулся и увидел апостола Аргота, - Мы собираемся на молитву. Там, внизу, много страданий происходит – мы должны молиться за души оставшихся там.

            - Апостол! – радостно взвизгнула Надя, - Мы готовы идти, правда, Егор?

            - Да, конечно… - последовал из губ вон нерешительный ответ.

            Нужно ли описывать ту тропинку в травах, по которой, словно обреченный, Егор, плетясь в хвосте шествия, двигался навстречу своему страху; те, без сомнения живописные, развалины храма, где жизнь словно замирала, а звуки шагов верующих тонули и растворялись во временах, когда эти стены ещё могли изумлять величием; эмоции тех идущих, чьё сердце теперь билось только ожиданием счастливого будущего, и единственного, мрачно глядящего себе под ноги? Подул теплый, совершенный, летний ветерок. Полутьма словно озарялась близостью счастливых и благоговейных людей, непередаваемая красота и радость религиозного восхищения достигала своего апогея, когда мужчины и женщины, преклоняя колени, создавали единый круг. Апостол, вводя последние замыкающие звенья, взяв Надежду под руку, правой рукой сжал запястье Егора:

            «Идем, Господь ждёт нашей молитвы».

            От прикосновения его руки, у Егора потемнело в глазах, мерзлым комом страха охладели внутренности в груди и животе, его собственная воля, словно истекая из прорезанных конечностей, безнадежно уходила в землю неприметно скорой струйкой. Ещё полсекунды, и у Егора недостало бы сил противостоять приказу Апостола – но именно в этот момент, растрескивая глухой столбняк, холодный ком внутри взорвался пылающим вихрем кипящей крови, заскрипев фальшивыми струнами скрипки, нервы болезненно дернулись, пробуждая члены и наполняя их огнем. Отстранившись назад, Егор дернулся всем телом, вырывая свою кисть из цепких тисков пальцев лжеапостола. На мгновение их взгляды встретились, и Егор, обожженный немым приказом из глубин блистающих черных зрачков, бросился прочь.

            Кровь гулко стучала в горле, в бок мгновенно впилась длинная колючка, нога косила с риском подвернуться – Егор бежал, не разбирая дороги, по нелогичнейше петляющей траектории, через руины храма, через струи ветра и смятения. Ветер, тот самый, теплый ветер, внезапно пригнал настоящую снежную бурю – мириады крупных снежинок обрушились на древний храм, гонимые беспорядочными течениями воздуха, метались меж руин, метили в лицо художника, ложились предательски скользким слоем на каменные плиты. Егору казалось, что существо, обитавшее в тени лжеапостола, было спущено с цепи своим хозяином, и теперь преследовало его, с нечеловеческой скоростью и злостью несясь через руины, оставляя лишь следы когтей на выступающих камнях, да рваные раны в воздухе.

            Практически выбившись из сил, Егор вдруг заметил впереди верхушки деревьев, очевидно, растущих ниже по склону. Разбив большой палец ноги о выступающую плиту, Егор потерял равновесие, и, вскрикнув, кубарем вылетел за черту храма.

            Скрипя зубами от боли, Егор приподнял голову. Он оказался на северной стороне храма, в той части, где завершался бег слепых троп, ведущих по пологому склону вниз, к стелящейся ленте дороги. Там, где-то внизу, стоял фургон, в котором Аргот привез свою нынешнюю паству к горе. Но совсем не об этом подумал Егор, глядя вниз. Вдали, намеченный десятком крупных огней, да полусотней малых, мигающих и таящих во тьме, лежал Город. Тот самый - город юношества, город несостоявшихся надежд, город, ныне терзаемый чем-то куда страшнее чумы и пожаров. Вдруг, чуть помутневший от нахлынувших воспоминаний, взор художника, различил высокий силуэт слева, на краю выступающей над тропками, узкой прихрамовой площадке. Потянуло ветром, северным ветром, зазвучали слова в голове: «…чаще смотри на север, женщина…». Егор мгновенно понял, почему ноги инстинктивно привели его сюда – Родион, единственный человек в потерявшем разум мире, которому Егор верил и всем сердцем хотел верить, Родион был тут. Понимая разумом, что всего полчаса назад слушал как некий Лорхтан, неосязаемый рыцарь, голосом Родиона обсуждал непонятные художнику, но ощутимо зловещие планы, Егор, тем не менее, свято верил, что сейчас, перед ним, настоящий Родион, тот самый, странный, веселый и простодушный, его двукратный спаситель и защитник. Если в этом танце ядовитой лжи и коварства, кто и мог сказать ему правду, то только Родион. Но, только Егор поднялся на ноги, чтобы идти к нему, как по всему его телу прошла дрожь и трепет – всё было как во сне: неподвижный, безмолвный рыцарь смотрел вдаль, на город, умирающий, кричащий город. И этот сострадающий рыцарь – не кто иной, как Родион! Как в том, пророческом – теперь уже Егор знал это наверняка – сне, он медленно приближался к могучей неподвижной фигуре, но упал на колени в нескольких шагах. Он хотел заглянуть в лицо рыцарю, так же, как во сне, но у Егора, настоящего, реального, просто не хватило сил – он чувствовал, что не выдержит, если вновь увидит ту муку, исказившую благородные черты, ту боль и страдание, за тех, оставшихся далеко внизу.

            Но верно, сну не суждено было повториться – на черном небосклоне, до времени сливаясь в танце летящих снежинок, а после став подобием небесных созвездий, сотни светящихся точек приближались, с огромной скоростью, к горному храму. Через несколько секунд стали различимы их, сияющие во тьме, контуры тел и крылья, наполненные светом изнутри. Десятки и сотни ангелов стремительно неслись к нагорному храму. Первым, и предводительствующим, летел широкоплечий мужчина в коротком узорчатом хитоне цвета тропического заката, с белоснежной каймой по низу, доходящий с правой стороны до щиколотки босым ногам. Он единственный нес в руке длинный узкий меч, призрачность рукояточной части которого создавала иллюзию непосредственной связи плоти и длани ангела со смертоносным клинком. Небесная рать кольцами окружила вершину горы, носитель меча же выдвинулся вперед и приблизился к неподвижному рыцарю. Зависнув за краем плато, в воздухе прямо против него, ангел, не произнеся не слова, не сделав ни жеста, поднял меч и пронзил Родиона насквозь.

            Через несколько секунд, когда сознание вновь возвратилось к нему, и Егор понял, что стоит на ногах и что-то яростно кричит. В этот момент, сквозь облака, подсвеченные снизу ангельским сиянием, сквозь гнев и милосердие, через тысячи времен и измерений, тихие и теплые, лучи истинной темноты, мягко упали на вершину горы, покрыв древний разрушенный храм и молящихся в нем. Часть ангелов бросилась прочь, те из оставшихся, кто не остолбенел при виде поглощающего водопада темной материи, всем лицом выразили великое сожаление и воздевали ладони вверх, к месту, где ещё теплилось сердце небес. Пронзенный мечом, Родион упал на траву, безмятежно повернул голову и прошептал: «Беги, Егор, беги, спаситель…» Во внезапно воцарившейся тишине природы, из глубин храма послышался тихий апостольский смешок. Но всего этого Егор уже не видел, и не слышал – он бежал, словно обезумевший, вниз по холму, и в его голове голос настойчиво повторял: «Беги, Егор, беги…»

 

 

 

 

                                                                       Эпилог

 

«Рыцарь, час настал. Я, Рок, явился из бездны, по требованию Повелителя. Демононеугодный сын мой, Аргот, как и могло быть мною написано, самонадеянно допустил великую невнимательность – один из светоносных смертных не примет его слова, и не последует за ним, чтобы поклониться Темному. Энергия этого светоносного так сильна, что привлекла внимание самого Повелителя. Я, Рок, буду краток – этот светоносный серьезно взволновал Повелителя, так что он ныне считает наиболее важным потушить его. Низшие, будучи посланными выяснить причину столь внезапного озарения человеческого духа, выявили только одну возможную причину – когда смертный испытал сильнейший и недоступный ни нам, ни нашим врагам - «небожителям», эмоциональный порыв, небесные наблюдатели сочли его дух удобным, для размещения одного из великих осколков, которого на земле не появлялось со времен начала «святых войн» смертных, и их ещё большего падения. Но, если я, Рок, сказал, что пришел только по воле Повелителя, это лишь малая часть правды – этот великий осколок послужит мне, и моим сыновьям той же службой, что и для рода людей. Мне, и никому другому, ведомы все помыслы моих детей – паладины ещё не знают, что совет собирают не перворожденные рыцари, но я, Рок. Нам нужен этот светоносец, и мне ведом способ. Собственно, я давно знал, что такой момент должен настать. Я, Рок, ниспослал светоносцу сон, который теперь сделает его уязвимым, я же, Рок, руководил действиями смотрителя, который приказывал тебе. И только Рок выбрал тебя на эту миссию. Твой дом, Тан, дом, которого теперь нет ни на земле, ни под ней, всегда служил мне ревностно и бездумно, ставя под сомнение всё, кроме моих приказов. Я, Рок, высоко ценю твой род, и знаю, что он, также как и многие нерожденные древа моих творений, обретет свободу и продолжение в этом мире, среди прочих духов, несравненные, но равные им. Лорх, ты прибудешь в старый город следом за Аром, из годрического рода, но не в этом теле. Нет, это возможно, Лорх. Всё уже готово для того, чтобы окончательно разорвать связь носителя осколка, с его недальновидными дарителями. Осколок – есть щит, и наши враги будут оберегать его так же, как и все рыцари, к которым ты принесешь его. Была лишь одна сложность – исторгнуть из человека веру в того, чьё имя произнести я не в силах. Но человеческая вера хрупка – ему необязательно разочаровываться в самом источнике – достаточно лишь увидеть несправедливость служителей его. Он поймет, что цвет не так важен, если и в глубинах Тени таится такое же тепло. Эту плоть, что на тебе, ты принесешь в жертву этой идее, но не страдай из-за благородства духа своего – меч архангела людской душе не вредитель. Твой же дух я, Рок, перенаправлю лично. Рыцари, мои сыновья и дочери, обретут свободу, которой они заслуживают более, чем род людей…

    Но мой враг, и будущий союзник моих сыновей, уже близко, рыцарь. Ступай, встреть его, и свой рок.

    Да покроет нас вечное тепло Его тени».