ПОКЛОННАЯ: ПУСТЬ КУРГИНЯН ПРОВАЛИТСЯ

отрывок

В сущности, это и было то, что мы готовили на Поклонной. Что представляла собой реальная ситуация с митингом на Поклонной горе? У меня, как у человека, который 20 лет работает на аналитическом рынке, есть определенный узкий круг почитателей, а также тех, с кем я просто работаю.

 Начиная с декабря-месяца, я начал кричать на этот круг: «Ну что вы? Что? Теперь вы будете сдавать Москву? Будете бежать к себе в Лондон? В Латинскую Америку?». То есть, короче говоря, я людей возбуждал. Я имею в виду представителей элиты – людей как супер-богатых, так и очень богатых. А после этого я стал выступать по Интернету, потом я собрал свой митинг и сжег эту белую ленту.

 Люди возбуждались, но они прибегали ко мне и кричали: «А как же власть, как же власть?». Наконец, к январю они созрели, пришли и сказали, что если я готов забыть обо  всех расхождениях и принять всех (включая, например, Дугина, с которым мы полемизировали лет пятнадцать), создать широкую коалицию сил, то они со своей стороны готовы выступать… ну, как бы закрытой частью антиоранжевого комитета и собрать под это дело все возможности. Я сказал – да. И процесс пошел, как когда-то говорил Михаил Сергеевич.  

 Эти мои друзья начали ездить по своим друзьям – в Подольск, Солнцево, Люберцы и во многие другие места. Друзья тоже стали возбуждаться. Возник широкий круг возбуждений, который двинулся в направлении тех общественных сил, по отношению к которым этот широкий круг возбуждений всегда выступал в виде спонсора, то есть к афганцам и прочим. Те сказали: «А как же власть?».

 Тогда народ двинулся к власти, считая, что будет очень трудно ее в чем-то убедить и даже рассуждая о том, не придется ли применять «современные средства» для этого убеждения? Готовились применять эти средства, мобилизовывать какие-то свои ресурсы  на то, чтобы убеждать с помощью экономических аргументов в том, что митинг нужен. Но сказано было, что никаких средств убеждения не нужно. Люди во власти просто пожимают плечами, говорят: «Кургинян провалится. Если вы так хотите, чтобы он провалился, – ради бога».

 Из этого было отфильтровано слово «ради бога» - и осуществился второй заход в среду всех этих хоругвеносцев, афганцев. В митинге на Поклонной участвовало примерно 100 организаций, которые могли мобилизовать человек по 800-900-1000. Разговоры о том, что там свозили автобусами, мне кажутся верхом трагикомизма, потому что, во-первых, а чем их свозить, – вертолетами? Во-вторых, если бы их свозили автобусами, то при 140 тысячах людей было бы примерно 4 тысячи автобусов, даже больше. Город был бы блокирован, впечатление было бы, что зашел второй Белорусский фронт… Ничего подобного, естественно, не было.

 Был один очень страшный момент. Я начал переговоры с властью за три дня до митинга, власть была абсолютно растеряна. Они сокращали перерывы между поездами в метро. Они уже поняли, что обращение подействовало. И когда я увидел, как на каждой ступеньке эскалатора стоит по два человека, мне стало по-настоящему страшно. Это был единственный момент, когда стало страшно по-настоящему. Я вдруг подумал: если вдруг будет новая Ходынка, то я окажусь на века в числе людей, которые ее устроили. Была давка. Люди могли вполне никуда не идти, но они радостно шли.

 Я совершенно не исключаю при этом, что какие-нибудь возбудившиеся директора предприятий жали коммутаторы и говорили - «а ну, быстро, давай, вперед!». А как иначе?

Кто-то говорит, что на Болотной и Сахарова было иначе? Я знаю американские предприятия, на которых говорилось то же самое, только с обратным знаком. Процессы подобного рода идут всегда.

 Двигалась толпа - веселая, довольная, с песнями. Им очень нравилось, что их собирают. Никаких флагов «Единой России» не было. Мы твердо заявили, что не пустим на трибуну никого, кто является реальными представителями власти, – премьера, вице-премьера или кого бы то ни было. А пустим только консервативно-патриотическую интеллигенцию. Неожиданностью была Тарасова, которая в последний момент прибежала, - ну, как откажешь женщине, да еще с такими регалиями, общественными! Короче говоря, мы начали выступать. Народ очень резонансно на это откликнулся.

 Я наблюдал представителей власти в момент, когда народ стал собираться, – у них были круглые от ужаса глаза. И фраза Путина, что 140 тысяч на административном ресурсе не собираются, была абсолютна искренней.

 Я лично переговаривал с Зюгановым. Сказал, что он будет выступать первым, и он дал согласие. Параллельно со мной с ним переговоры вели Проханов и Шевченко. И тому, и другому Зюганов тоже сказал, что он придет первым и будет выступать. Это было твердо оговорено. Утром Зюганов позвонил и сказал, что у него болит горло, что он не придет.

 Открывал митинг я. Я прямо сказал, что являюсь противником политики Путина. Это была первая фраза, открывавшая митинг: здесь присутствуют как те люди, которые поддерживают Путина, как те люди, которые надеются, что Путин изменится, так и его противники. Противники, которые, тем не менее, считают, что то, что сейчас стягивается на Болотную и Сахарова, является просто врагом России.