11 июня 1999 года российские десантники вошли в Косово и взяли под свой контроль аэропорт «Слатина»

Произошло это именно в тот момент, когда шел массовый исход из Косово тысяч сербов, цыган и лояльных властям албанцев, а на «плечах» натовцев в край входили албанские боевики. Поэтому появление российских солдат в Косово могло «спутать карты» многим балканским «игрокам», изменить ход событий в целом на Балканах. В противном случае подобная демонстрация силы была бессмысленной и даже авантюрной, поскольку могла бы привести к военной эскалации между российскими войсками и натовцами.

Теперь это уже история. Комбат Сергей Павлов вспоминает: «В те дни, когда в Косово разворачивались драматические события, мы, военнослужащие российской миротворческой бригады в Боснии и Герцеговине, внимательно следили за происходящим по соседству. Круглосуточно бомбардировщики стран альянса пролетали на бомбежки Сербии как раз над нашим базовым районом. 10 июня около 14 часов меня вызвал на связь командир бригады полковник Николай Игнатов и сориентировал о возможном марше батальона на большое расстояние. Время готовности к маршу было определено 3.00 11 июня. Марш начали на небольших скоростях. У нас уже были достоверные данные о том, что передовые подразделения войск НАТО перешли границу Союзной Республики Югославии. Надо было спешить, поскольку преодолеть нам предстояло значительно более долгий путь, чем им. На одном дыхании пролетели Белград. Представил, какая паника творится в натовских штабах, как вытянулось лицо у «нашего» американского командира в Боснии Кевина Бернса, когда у него из-под носа незаметно ушел российский батальон».

К тому времени Россия стала «привыкать» к более решительным действиям Кремля на Балканах. В марте 1999 года Евгений Примаков, в то время глава кабинета министров Российской Федерации, летевший в Вашингтон с официальным визитом, развернул свой самолет над Атлантикой и вернулся в Москву, после того как ему было доложено, что НАТО начала бомбардировку Югославии. Но ведь был еще и фактор Евгения Примакова, который будучи главой правительства, узнав о начале бомбардировки Югославии в марте, сделал знаменитый «разворот над Атлантикой». Чуть позже Примаков заявлял в одном из интервью: «Для меня главное было не получить какие-то козыри, которые я мог бы использовать в дальнейшем карьерном продвижении — это первое. Второе — я тогда абсолютно не думал о том, что буду участвовать в президентской гонке. Но самое главное, я считал, что мой прилет в Вашингтон в сложившихся условиях нанесет колоссальный урон стране. Представьте, что мой самолет, когда меня уже предупредили о принятом решении бомбить Югославию, сядет на американской военной базе. Как ни в чем не бывало я поведу разговор с Гором. Что после этого осталось бы от авторитета России на международной арене? Альберт Гор, кстати, предлагал мне более мягкий вариант — совместное заявление или совместное коммюнике, в котором говорилось бы, что мой визит откладывается. Детали он предлагал отработать в посольстве. Гор все это сказал мне по телефону. Но я ответил отказом». Потом уже в мемуарах Евгений Примаков сообщит, что он соединился по телефону с президентом Борисом Ельциным. Он отреагировал односложно: «Принятое решение одобряю». Тем не менее уже под другим предлогом 12 мая 1999 года Примакова отставили с поста главы правительства.

Журналисты, которые в то время работали в так называемом «кремлевском пуле», рассказывали, что в Администрации президента были лица, которые обещали «расправиться с Примаковым» за его «разворот над Атлантикой». По их версии, после этого, когда кабинет, возглавляемый Евгением Примаковым, стал «вытаскивать» страну из дефолта 1998 года, его авторитет внутри страны рос непомерно, независимо от его желания баллотироваться или не баллотироваться на пост президента России на предстоящих выборах. Плюс к этому и его умение грамотно «развязывать» сложные «международные узлы». Поэтому тем силам, которые препятствовали подобному ходу событий, предстояло назад «отыгрывать балканскую карту».

В апреле специальным представителем президента РФ на Балканах назначается Виктор Черномырдин, который, при всех его достоинствах, не обладал необходимым дипломатическим опытом. В то время дебаты в России шли лишь о том, предоставить ли Сербии прямую военную помощь, вступая в вооруженное столкновение с НАТО, или же оказать политическую поддержку, употребив все имеющиеся рычаги влияния на Запад.

Но шло время, авиаудары наращивались, множились разрушения, и гибли сотни людей, сотни тысяч беженцев покидали Косово, где продолжалась война. Миссия Виктора Черномырдина в роли спецпредставителя президента на переговорах по Косово по сути становилась дымовой завесой. Бомбили только одну сторону, которая даже не сопротивлялась. А посредник между бьющим и избиваемым так и не сумел выработать план урегулирования кризиса, который мог бы стать непременным условием миссии России. Сперва говорили: безусловное прекращение агрессии и размещение в Косово с согласия Белграда миротворцев из России и нейтральных стран. НАТО, как прямой участник конфликта, не может выполнять миротворческую операцию, иначе это будет оккупацией. Потом предлагали, чтобы в операции участвовали страны НАТО, которые не принимали участие в авианалетах, а главные державы Североатлантического альянса останутся в Албании и Македонии. Затем согласились на присутствие в Косово войск США и их основных союзников. Но при этом гарантировали, что 10-тысячный российский контингент будет участвовать на самостоятельной основе, то есть подчиняться только Москве и иметь свой собственный сектор контроля - на равных с США, ФРГ, Францией, Британией и Италией. Это же обещал Белграду Черномырдин. Он уверял, что резолюция Совета Безопасности ООН признает над Косово суверенитет Сербии и будет основана на VI, а не на VII главе Устава ООН (миротворчество с согласия сторон). В итоге Югославию обманули по всем пунктам.

Вот почему появление идеи «броска на Приштину» российских десантников могло вписываться в тогдашний кремлевский сценарий.

Из интервью Евгений Примакова: «Не думаю, что Ельциным на том этапе двигало коварство и он рассматривал меня как временную фигуру. Спустя две недели после назначения руководителем правительства президент пригласил на «стратегический разговор»: «Вы должны стать моим преемником». Я возразил: «Это исключено». Решившись на президентскую гонку, надо налаживать отношения с губернаторами, чтобы они организовывали голоса. Какая уж тут работа в полную силу! Премьер не должен приспосабливаться, бояться идти на обострение отношений с региональными лидерами. Я к тому, что вначале Ельцин меня не опасался. Но на него все время влияла «семья», и, в конце концов, он, вероятно, стал представлять меня не таким, каков я есть на самом деле. Начал думать, будто я хитрю, могу предпринять вероломные действия против него и его окружения и т.д. Но до последнего момента он колебался. Вот вы знаете, какой был случай с одной нашей совместной записью на телевидении? Ельцин с его вечной подозрительностью попросил меня перед телекамерами подтвердить, что я не буду выдвигаться в президенты. Я говорю: «Пожалуйста. Я вам много раз это обещал. Повторю еще один». Выступил. А Ельцин, стоявший рядом, добавил, что очень доволен работой правительства. Сюжет прошел в эфир, но без реплики президента».

Истина в том, что Евгений Примаков, как международник с солидным стажем, стал «нащупывать» на Балканах «жилу», разрабатывая которую, можно было исключить силовой фактор в урегулировании балканских проблем.

Тайное и явное

Президент США Билл Клинтон был поставлен в известность практически сразу же после появления первых российских миротворцев на улицах Приштины. Это событие застало его в момент, когда он участвовал в церемонии помолвки родственников своих близких друзей. Очевидцы описывают, что Клинтон вместе со всеми гостями смотрел телетрансляцию Си-эн-эн из Косово, в которой демонстрировались кадры движения российских бронетранспортеров по улицам столицы Косово, и как тысячи людей бросали на броню русских танков и БТРов цветы и размахивали флагами. Уже этот факт свидетельствовал о том, что «бросок на Приштину» не являлся «неожиданностью» для руководства США, не говоря уже о натовском командовании, как позже пытались убедить в этом многие российские мемуаристы.

Во всяком случае накануне Си-эн-эн, словно по «наводке», демонстрировало кадры сосредоточения российских войск на границе с Косово. Причем президент Клинтон уверял, что «русские не войдут в провинцию». Тем не менее в Белом доме было собрано экстренное заседание представителей Совета национальной безопасности США и внешнеполитических советников президента. В пользу Белого дома срабатывал фактор времени, поскольку, как пишет в мемуарах бывший госсекретарь США Мадлен Олбрайт, удалось быстро связаться по телефону со Строубом Тэлботтом, который «находился на пути из Москвы и был уже где-то над Белоруссией». Тэлботту позвонил советник Клинтона по национальной безопасности Сэнди Бергер. «Сэнди велел мне возвращаться в Москву и «закатить скандал», – пишет в мемуарах Тэлботт. – Когда мы приехали в МИД, Иванов беседовал по телефону с Мадлен Олбрайт. Странный у них получался диалог. Государственный секретарь извещала министра иностранных дел России, что войска его страны вошли в Сербию и приближаются к Косово, а тот отвечал, что это неправда. Иванов говорил, что разобрался с этим делом, и его заверили: российский контингент просто «находится в состоянии готовности войти в Косово в рамках синхронизированной операции». Мадлен сомневалась, кто же врет: Иванов ей или российские военные – Иванову?» И далее: «В пятницу, 11 июня, я приехал в Кремль на встречу с Владимиром Путиным, секретарем Совета безопасности. Встретившись с ним, я поразился, насколько ненавязчиво он способен внушить ощущение самообладания и уверенности в себе. Внешне он очень отличался от руководства страны – невысокий, худощавый и физически развитый; остальные были выше него, а большинство – на вид перекормленные. Путин излучал управленческую компетентность, способность добиваться результатов без суеты и лишних трений. Мне, как и остальным, он дал понять, что проделал домашнюю работу и прочел мое досье, подготовленное разведслужбами. С одной стороны, это вроде бы лестно («я вас знаю»), с другой – нервирует («я все про вас знаю»). Путин выразил удовлетворение тем, что война в Косово сменилась миром. Едва ли не мимоходом он добавил, что рад был внести и собственный маленький вклад, предложив Ельцину назначить особым посланником Черномырдина».

«Мы, – вспоминал генерал Леонид Ивашов, который в октябре 1996 года указом президента России Бориса Ельцина был назначен начальником Главного управления международного военного сотрудничества Министерства обороны РФ, – стали готовить доклад министра обороны Сергеева президенту Ельцину о том, что нас пытаются исключить из балканского процесса, во избежание чего следует предусмотреть ряд мер. Одной из них мог бы стать одновременный с натовцами ввод в Косово наших миротворческих подразделений. Проект документа доложили министру иностранных дел Иванову. Он внимательно прочитал его, внес несколько поправок и завизировал. Позднее пошли разговоры о том, что министр был якобы не в курсе дела, что его чуть ли не «подставили. Это не так. Иванов, возможно, не знал деталей, но они ему и не требовались. Детали – дело военных.

Министр обороны поставил свою подпись и направился на доклад к Ельцину. Вернулся он из Кремля довольный: президент дал санкцию на синхронный с натовцами ввод российского контингента в Косово».

Выходит, что решения о «броске на Приштину», которые можно отнести к разряду официальных, принимались «задним числом», что и запутало американского дипломата Тэлботта, который метался между МИДом и Советом Безопасности.

А вот еще одно противоречивое свидетельство. Генерал-лейтенант Николай Стаськов, начальник штаба Воздушно-десантных войск: «Решение принималось келейно, даже не на уровне первых лиц. Я как начальник штаба ВДВ знал заранее. Миротворческой бригадой ВДВ на Балканах командовал полковник Николай Игнатов. Я позвонил ему. «Создавай заранее группировку. Чтобы никто не заметил, формировали колонну на старом аэродроме. Когда получили команду, сразу рванули вперед. Сомнения были. Вышел на меня полковник Игнатов, говорит, никаких письменных приказов не получал, что делать? Бери, говорю, ответственность на себя, вперед».

И опять Леонид Ивашов: «Командование бригады по указанию Москвы информировало американца – командира дивизии, что наш батальон получил приказ на выдвижение на территорию Союзной Республики Югославии. Командир дивизии поинтересовался, не нужна ли какая помощь, и пожелал русским успеха. Под Белградом батальон принял под свое командование генерал-лейтенант Заварзин. Я официально проинформировал Виктора Михайловича, что приказ на осуществление ввода нашего контингента в Косово отдан министром Сергеевым во исполнение прямого указания президента России. Честно говоря, расстановка сил в Москве не гарантировала, что кто-либо из должностных лиц Генштаба, Министерства иностранных дел или президентской администрации не попытается вмешаться в действия Заварзина». Странное заключение. Но дело как раз в том, что именно в таких публично высказанных «свидетельствах» скрывается не разгаданная до сих пор «приштинская интрига».

Если следовать логике рассуждений генерала Ивашова, то ответственность за ход событий взял на себя все же министр иностранных дел РФ Игорь Иванов, и что Генеральный штаб либо вообще не был поставлен в известность о переброске войск, либо возражал против этого. Добавим к этому и «мемуарное показание» Виктора Черномырдина: «Под покровом темноты батальон десантников в буквальном смысле слова промчался по территории Югославии в Косово и занял позиции вблизи важнейшего стратегического объекта – аэропорта «Слатина» рядом с Приштиной, вызвав и недоумение, и удивление натовской стороны».

На основе опубликованных материалов можно действительно предполагать об «удивлении НАТО», но абсолютно нет никаких оснований утверждать, что Брюссель не был информирован о возможном выдвижении российских десантников на Приштину.

Но изощренные в политических интригах американские политики быстро поняли, что «бросок на Приштину» имеет как бы два измерения: внешнее, балканское, и внутреннее, когда начался процесс «взвешивания» соотношения сил, складывающегося в ближайшем окружении Бориса Ельцина.

Кремль: кто за кого?

Юристам хорошо известен факт, когда вроде участники одних и тех же событий не только описывают их по-разному, но и противоречат друг другу. В данном случае ситуацию во многом могли бы прояснить строгие исторические исследования с привлечением разных источников. Однако события на Балканах еще настолько «кровоточат», что большинство документов, способных хоть как-то прояснить ситуацию, сохраняют гриф «совсекретно». К тому же нет уверенности, что такие документы вообще существуют (кроме подготовленного доклада президенту Борису Ельцину).

Настораживает и другое: обилие «свидетельств» мемуарного свойства, что бывает обычно в таких случаях, когда проигравшие или выигравшие участники интриги через историю пытаются доказывать свою правоту, хотя на самом деле это больше напоминает тактику «сведения счетов». Судите сами.

Леонид Ивашов: «По вопросам и репликам министра обороны И.Д. Сергеева я видел, что маршал опасался неспровоцированного открытия огня против нашего контингента. Но склонность к импульсивным решениям не демонстрировал, а побуждал нас к более углубленному и всестороннему анализу ситуации. Вопрос о возможности вооруженного столкновения с натовцами мы отрабатывали еще на стадии принятия решения о броске в Косово. Опираясь на данные разведки и на практику принятия решений в НАТО, приводили аргументы в пользу того, что без решения Совета НАТО американцы удар не нанесут, а другие западные страны тем более. И при этом на конфликт с Россией решились бы немногие. Так что перспективы консенсуса в НАТО по вопросу о вооруженном столкновении с Россией были весьма призрачными. Скажу откровенно: европейцы, да и американцы, разучились воевать в открытом бою, они исповедуют бесконтактную войну, а в Косово мы входили в непосредственное соприкосновение. Был и еще один вариант, запасной: лететь в Белград и в случае угрозы боестолкновения с натовцами провести блицпереговоры о совместном с сербами противодействии угрозе нашим миротворцам. Мы хорошо знали настроения сербских военных: они были готовы развернуть войска в южном направлении и войти в Косово. В этом случае натовцы оказались бы перед перспективой наземной операции, которую они страшно боялись. Тем более что армия СРЮ с удовольствием отомстила бы агрессорам и за жертвы, и за поруганную честь. Да еще в братском союзе с русскими».

То есть «бросок на Приштину» являлся только первым этапом задуманной операции. Вторым должно было стать наступление на Косово югославской армии. Аэродром вблизи косовской столицы был единственным не разрушенным в результате военных действий и все еще способным принимать военно-транспортные самолеты. Контролировать его – значит, в принципе, контролировать ситуацию в целом. Отсюда и «бросок на Приштину».

Строуб Тэлботт : «В тот же день я вновь оказался в кабинете Путина в Кремле. Все дело в политике, сказал он. В российском правительстве есть люди, которые считают развертывание ошибкой. Но оно, по крайней мере, не привело к человеческим жертвам. Ущерб, нанесенный за одну ночь американо-российским отношениям русскими «ястребами», – пустяк по сравнению с тем ущербом, который НАТО своей воздушной войной с Сербией нанес престижу президента Ельцина. Игорь Иванов вывел меня в соседний зал. – Я вынужден с сожалением информировать вас, – сказал он, – что колонна российских войск случайно пересекла границу и вошла в Косово. Им отдан приказ в течение двух часов выйти из провинции. Министр обороны и я сожалеем о таком развитии событий».

В субботу, 12 июня, в половине седьмого, силы НАТО из Македонии вошли в Косово. Когда они достигли Приштины, российский батальон уже расположился на аэродроме «Слатина» и, как положено по уставу, занял круговую оборону. «Меня тревожило и то, что Иванов уже сам не знал, что происходит в его собственном правительстве, - пишет Тэлботт. - Очевидно, что произошло какое-то рассогласование между гражданскими и военными властями, хотя никто не мог быть уверен в том, какой приказ мог отдать Ельцин».

Генерал Ивашов: «В 11 часов утра министр обороны Сергеев делал доклад у президента страны. После доклада министра в зале наступила тишина. Паузу прервала фраза, произнесенная со всем известной ельцинской интонацией – «Ну, наконец, я щелкнул по носу...»

Здесь президент назвал некоторых руководителей стран НАТО. Тут же из зала донеслось подобострастное: – Вы, Борис Николаевич, не щелкнули – вы врезали по физиономии. Ельцин поднялся и обнял Сергеева. На следующий день Ельцин подписал указ о присвоении Заварзину очередного воинского звания – генерал-полковник». Президент США Билл Клинтон: «Генерал Уэсли Кларк был взбешен. Я не мог его за это винить, но знал, что мы, к счастью, не стоим на пороге третьей мировой войны. За сотрудничество с нами Ельцин подвергся дома резкой критике со стороны ультранационалистов, симпатизировавших сербам. Я считал, что Ельцин просто решил «бросить им кость».

Мадлен Олбрайт: «Президент Ельцин позвонил президенту Клинтону и предложил укрыться вдвоем на «корабле, подводной лодке или каком-нибудь острове, где никто нам не помешает», чтобы спокойно решить проблему. - Да ну их, этих генералов, Билл! – заявил Ельцин. – Эту проблему можем решить только мы с тобой! И предложил встретиться немедленно… Клинтон выдвинул встречное предложение: пусть министры обороны и иностранных дел двух стран встретятся и разрешат вопрос, что в конце концов – после нескольких дней энергичных взаимных уступок – и было сделано. На переговорах в Хельсинки договорились разместить российский военный контингент в Косово в пределах районов, которые подконтрольны Германии, Франции и Америке. России не было отведено специального сектора из опасения, что это приведет к фактическому разделению края».

Билл Клинтон: «20 июня югославские войска покинули Косово. Несмотря на все проблемы, которые предстояло решить в будущем, я чувствовал удовлетворение и облегчение. Относительно статуса российских войск нашли компромисс – по опыту участия российского контингента в миротворческой операции в Боснии. Но пробыли они там недолго».

В апреле 2003 года начальник Генерального штаба Анатолий Квашнин констатировал: «У нас не осталось стратегических интересов на Балканах, а на выводе миротворцев мы сэкономим двадцать пять миллионов долларов в год». Десантников вернули домой.

Оценки и суждения

Збигнев Бжезинский, бывший помощник президента США по национальной безопасности в демократической администрации Джимми Картера: «Направлять 200 плохо вооруженных солдат в сговоре со Слободаном Милошевичем, зависеть от сербов в пропитании собственных военных - все это не кажется мне проявлением силы. Скорее это проявление неудачи».

Джеймс Бейкер, бывший государственный секретарь США: «Вполне понятно, что русские не желают находиться на Балканах под контролем НАТО. На их взгляд, трудно согласиться с чем-то подобным после того, как они осудили агрессию бомбардировок НАТО. Ельцин много поработал, чтобы предстать перед всеми с дипломатическим решением проблемы. Это необходимо признать за русскими». В то же время найденный компромисс отличался от решения, намеченного в Рамбуйе. Например, не предусмотрено проведение референдума в Косово. А в осуществлении соглашения ответственность НАТО и ООН очень отличается от того, что было предусмотрено тогда. Сегодня очевидно, что это было решение невысокого качества.

Ричард Пайпс, бывший советник президента Рональда Рейгана по вопросам Восточной Европы: «Милошевич нас надул. Я подозреваю, что вход русских в Приштину - его инициатива, и она была осуществлена совместно военным командованием в Москве и Белграде. Цель? Предотвратить массовый исход сербов из Косово, который играл бы на руку албанцам.

В военном плане все получилось. Но в политическом деле все могло бы обернуться катастрофой: НАТО была расколота, администрация Клинтона действовала неуверенно, никто не желал жертвовать во имя косовских албанцев своими интересами в Москве и Пекине».