Мы идем к полицейскому государству

О.БЫЧКОВА: … Еще одна фантастическая история. …Алексея Навального, между прочим, в день его рождения сегодня приговорили к штрафу в 30 тысяч рублей за высказывания о «Единой России» в интервью журналу «Эсквайер», где он сказал, например: «Если ты вступил в «Единую Россию», то ты, все-таки, вор. А если не вор, то точно жулик». То есть не за то, что он оскорбил ни за что какого-то конкретного человека с именем, фамилией и должностью, назвав их во всеуслышанье и оболгав, а вот просто потому, что он вот так вот сострил. Ну, это что такое вообще? Это уже скоро начнут сажать за анекдоты. …

К.РЕМЧУКОВ: Мне кажется, что этот случай в ряду других политических событий последнего времени, возбуждение преследований против Божены Рынска, Pussy Riot, которые находятся под следствием... Изменения в закон, которые могут трактовать призывы прогуляться с ленточками или наступил на газон... 
Совокупность всех этих фактов, с моей точки зрения, отстранение Собчак от многих эфиров говорит о том, что несколько вещей можно, мне кажется, сформулировать. Во-первых, происходит такое явление как институционализация России как консервативного государства. Причем я так понимаю, что власть решила, что консервативным может быть все государство без изъятий, считая, что если мы часть Европы, то те, кто хотят либеральных свобод, гей-парадов и прочих шариков и белых повязок, они могут жить где-нибудь в либеральной части Европы типа Голландии, типа Великобритании и так далее. А Россия тотально... Не то, что это внутри России есть и либеральное, и консервативное начало. Вот, мне кажется, что это очень серьезное наступление на саму идею либерального государства, что является ошибкой, потому что либеральный символ – современное государство. 

Вторая вещь тоже, мне кажется, уже можно фиксировать как понятие, наверное. Россия, которая очень несовершенное государство все 20 лет независимости и мы знаем все наши невзгоды, и руководители у нас разные, а суть вот этого неудовлетворения, как правило, одна и та же, что с Ельциным, что с Путиным, что с Медведевым, что опять с Путиным. Но мы не были полицейским государством. Вот этой системы преследования людей, когда на основе закона будут наказываться люди за свои политические проявления, Россия вплотную подошла, вот, если будут приняты все вот эти поправки, к тому, чтобы превратиться в полицейское государство, когда полицейский будет отсматривать в интернете, кто о нем что сказал.

При этом асимметричная ответственность: полицейский может тебя ударить, он может в твой адрес что-то сказать, но наказание, мы видим, для полицейских совершенно не симметричное тому, какое избирают для граждан.

Вот, с этого момента наступит новая эра нашей жизни, потому что как только полицейское государство, которое по сталинскому признаку будет говорить «Это в соответствии с действующим законодательством, но законодательство не справедливо, не современно, не гуманно», сразу появятся узники совести. Вот у нас сейчас узников совести, ну, до недавнего времени почти не было. Даже Amnesty International фиксировала, что Ходорковский не узник совести. А вот когда людей начнут за то, что он позвал на митинг, его посадили, оштрафовали и так далее... 
… мне кажется, что появление узников совести в Советском Союзе предвещало конец этой системе, поскольку как ни малочисленна была группа этих диссидентов, которые вели себя так, как они вели, они нанесли колоссальный невосполнимый удар по всей вот этой монолитной советской системе. Потому что, на самом деле, правда была на их стороне. Вот, есть какие-то базовые правды про права человека, особенно в нашей стране вот сейчас в отличие от Советского Союза, что у нас в Конституции сказано, что права и свободы человека реализуются непосредственно. ….

А все, что сейчас придумывается, это опосредование этого непосредственного права. И сейчас получается, что законы, положения, инструкции для кого-то – они, на самом деле, дезавуируют смысл статьи Конституции, …

. И, конечно, роль Конституционного суда должна была бы быть огромной, но, к сожалению, Зорькин несколькими своими публикациями за последний год продемонстрировал предельный политический консерватизм. И мы даже написали в одной из статей о том, что если бы он молчал как судья, ну вот сидит там в этой башне и выступает только по существу вопросов, которые поданы в Конституционный суд, то, ну, можно было бы признать его позицию, вот сейчас его молчание приемлемым для судьи. Но когда в декабре, в январе начали люди выходить на улицу, он разразился в «Российской газете» беспрецедентной статьей фактически апокалиптического характера. И явно прослеживалось его осуждение вот этими митинговыми, обуреваемыми страстями. То есть председатель Конституционного суда, который должен был следить за Конституцией, на самом деле, выступает с позиций охранительных. Вот, как раньше ты говорила «Ему не хочется расширения свобод, ему кажется, что это приведет к какому-то ослаблению государства».

При этом никто не может объяснить мне, что такое усиление государства или ослабление. Если всех гоняют дубинками, это, типа, сильное государство, да? Капитал уходит из-за этого из страны, народ не может себя реализовать – это, вроде как, никому в вину не поставишь. 

О.БЫЧКОВА: Ну да. Если, например, укрывательство душегубов в Кущевке наказывается полутора сотнями тысяч штрафа. Вот это сильное государство? 

К.РЕМЧУКОВ: Вот это вот я и говорю, поэтому проблема, мне кажется, очень серьезная и власть зря думает, что, пройдя вот эти границы между вот такой оживленной борьбой и установлением полицейских норм, когда преследуют каждого человека, пройдет незаметно и это завинтит настроения. Потому что еще раз подчеркиваю, задача государства – понять, чего народ хочет. Не упиваться большинством. Упиваться большинством уже не безопасно. Ты можешь иметь большинство, тем более мы знаем, что методы не всегда являются справедливыми, да? Но слышать меньшинство, слышать и пытаться что-то сделать для этого меньшинства, для того чтобы оно почувствовало себя более гармонично с учетом, конечно, того, что ты в позиции большинства. Ну, в этом и есть искусство власти, господи. О чем мы говорим? Страна ослабевает. 

О.БЫЧКОВА: Ну вот вы сказали, это не безопасно. Это ключевое слово для непонимания. Потому что очевидно всем, что если хотя бы не выпускать пар немножечко, хотя бы по чуть-чуть, не говоря уже о сдвинуть крышечку, а хотя бы чуть-чуть клапанчик если не приоткрывать, то понятно, что все разнесет. Это понимают все кроме тех, кому это нужно понимать в первую очередь. Вы можете объяснить вот такое? 

К.РЕМЧУКОВ: Да, я попытаюсь объяснить, по крайней мере, у меня есть гипотеза, почему это так. Есть такое понятие «нефтяное проклятие». …. 

Нефтяное проклятие страны проявляется не в том, что есть деньги. А в том, что люди, которые оказались у власти, когда потекли эти деньги, никогда не хотят эту власть отдать. Вот, происходит остекленение политических институтов, поскольку нефтяные деньги – это поразительные деньги. Ты ничего не делаешь, а они капают. Вот, даже, я не знаю там, газету или булку ты испек, тебе надо напрячься, чтобы это продать. Рынок сдулся, сегодня не пришли люди, булки все пришлось куда-то сбросить. …И вот это вот течет, реализуется и денег много. И эти люди начинают думать о том, как можно отдать вот такое счастье в жизни, что ты живешь, а у тебя денег много и ты практически ничего не делаешь. 

Поэтому нефтяное проклятие – это любой страны касается, не только России. Посмотрим на Нигерию, любые такие страны. Элита, которая дорвалась до этого, она всячески заинтересована в консервации политической системы, режима, ужесточении, поскольку она видит в любом выступлении, которое, на самом деле, не несет большого риска системе. Надо говорить правду в глаза друг другу, да? Люди прошлись по Бульварному кольцу, посидели у Абая, они не несут никакой угрозы системе, да? 
…
 И, вот, люди, которые живут, мне кажется, они живут в рамках своего, потому что любое движение они рассматривают не просто как проявление гражданской активности, нормальный режим – ну, сегодня ты у власти, завтра ты ушел, ты не имеешь доступа. Все рассматривают как угрозу вот этому нефтяному благополучию, и тебе, причастному к этому благополучию, распределению и перераспределению этих сфер доходов. 

О.БЫЧКОВА: … И дальше это будет продолжаться. Хотя, опускается цена, но, тем не менее, понятно, что еще запас прочности цены на нефть достаточно большой. 
….
О.БЫЧКОВА: … А вот лично вам как кажется? Лично для вас, там, как для человека, отца семейства, руководителя и так далее, полицейское государство – это опасно для человека? 

К.РЕМЧУКОВ: Конечно, опасно. Конечно, опасно. Мы же сталкиваемся и на работе, и в жизни. Я сталкивался... Я на каждом шагу сталкиваюсь с проявлениями полицейского государства и угрозами. Я сталкиваюсь с полицейским, который готов фальсифицировать показания против меня. И я смотрю ему в глаза и говорю: «Вам не стыдно? Вам всего 21 год, и вы сейчас говорите неправду. Это мы смотрим друг другу в глаза. Вы же знаете, что это неправда». Он опускает глаза. Он не может выдержать моего взгляда. Ну, он не прав. Я знаю, что моих журналистов вызывают все время давать какие-то показания за публикации. Вот недавно там... Ну, все время. Поверьте мне. Еженедельно много раз в день мы взаимодействуем с правоохранительными органами по поводу наших публикаций. Это постоянное давление. Это как раз вот тот случай, когда журналист, в конце концов, добровольно (ну, в логике Медведева) скажет: «Да ну его нафиг писать такие вещи». Это же стремление закошмарить. Поэтому, конечно... Это фактор России сегодняшний.