Как я стал сурковско-володинской портянкой

На модерации Отложенный

Я не полюбил чекиста Путина с самого его появления во власти, в 1999-м году. Мне, тогда еще совсем молодому студенту было совершенно непонятно, как люди, настрадавшиеся от чекистов - карающего меча пролетариата, могут проголосовать за полковника КГБ, а разговоры о необходимости построение «вертикали» и создании «партии власти» у меня вызывали очень серьезный скепсис. Народ тогда решил иначе.

Сначала абсурдность происходящего забавляла: массовое написание песен и стихов про Путина, в супермаркетах на полках рядом с хлебом лежали портреты президента, эти портреты вдруг стали появлятьсяна стенах в кабинетах чиновников и бизнесменов и даже у людей к власти отношения не имеющих они висели как будто в красном уголке. Российский народ был явно влюблен в своего нового, молодого президента. Всякие попытки разговора о том, что может не стоит с таким восторгом воспринимать любое его действие, натыкались на непонимание и взгляды, полные укора, несмотря на «Курск», «Норд-ост», НТВ или дело ЮКОСА.

Стало совсем не смешно в декабре 2003-го года, а происходящие перестало вызывать иные эмоции кроме отчаяния. Так сложилось, что выборы в Государственную Думу и городское законодательное собрание проходили в одно время, я был наблюдателем, от одного из кандидатов и моего друга по студенческой скамье.

На избирательный участок, расположенный в художественной школе, приходили люди, ставили свои крестики и уходили домой. Было много стариков и немного молодежи, которой торжественно вручали цветы, за первое в жизни участие в выборах так, как будто они могли своим голосом действительно что-то изменить. Все было спокойно и без суеты, никаких вбросов и мухлежа, все проходило честно - по закону.

Вдоволь пообщавшись с электоратом, я поставил тогда в бюллетене два крестика - за СПС и своего кандидата, без всякой надежды, что кто-то из них имеет хот какие-то шансы.

Потом мы ездили с переносной урной по пенсионерам и инвалидам в депрессивном районе города, который был частью нашего участка. Приехали в один дом, провалившийся в болотистую почву почти под самую крышу, с ветхой старухой, которая сидела на грязном постельном белье на старом разорванном диване.

Где тут голосовать за Путина – спрашивает слепая старуха, и мы помогаем ей поставить галочку в строку «Единая Россия».

А почему Путин? - спросил я. А он единственный кто о нас заботится - ответила старуха. В тот день было много подобных землянок-домов со слепыми старухами.

Поздно ночью я и еще несколько участников предвыборного штаба пришли в студенческую квартиру нашего кандидата. Горькой взяли на все, повод был серьезный - мы пили за упокой российской демократии.

Той ночью нам стало понятно, что в обозримом будущем ничего не изменить, что надо уезжать, пока есть возможность. Через год я уехал.

Позже, по стечению обстоятельств, мне пришлось общаться с одной своей Теткой. Она была типичной такой прилежной учительницей, знающей все лучше всех, и собиралась выходить на пенсию. Всю свою жизнь она занимала активную политическую позицию, сначала пионерия, потом комсомол, потом коммунистическая партия, а под закат карьеры - Единая Россия. Так как она была завучем в школе, на нее была возложена почетная обязанность - добиваться положеного результат для партии и «лидера нации».

Все наши дискуссии с ней всегда проходили на повышенных тонах, так как любой укор в адрес Путина и ЕР воспринимались ей как личное оскорбление.

Во время встречи 2011 года, которая проходила в семейном кругу, я с немалым изумлением для себя обнаружил удивительную трансформацию, произошедшую с ней, теперь она почему-то называла Путина и Медведева исключительно представителями сексуальных меньшинств, а ее пассажи про Единую Россию вгоняли в краску даже суровых сибирских мужиков.

Парадокс заключался в том, что тон наших с ней дискуссий в результате ее внутреннего перевоплощения в пламенную революционерку не изменился, любое мое возражение о роли Путина в существующих проблемах приводили к потоку обвинений и оскорблений, точно так же как и ранее любое обвинение в его адрес.

Так я из «наймита Березовского» превратился в защитника «кровавого путинского режима».

Я никогда существенно не менял своей позиции, просто изменились люди вокруг. Теперь, с легкого пера Ганапольского,  кто не кричит, что Путин ест детей, не рвет на груди рубашку, защищая «жертв режима» - портянка. Но проблема в том, что фраза «Путин ест детей» ничего не говорит мне о Путине, но очень многое о том кто ее произносит.