"Снег выпал только в январе". Маленький рассказ

Редкое и удивительное  зрелище – снегопад в Иерусалиме.

Соломон взял из-под навеса щетку, стряхнул снег с деревянного кресла и устроился прямо  посреди балкона, укутавшись в теплое верблюжье одеяло.
Влажные хлопья опадали на плечи, на непокрытую голову сидящего в кресле уже немолодого человека. Солнце вот-вот готово было спрятаться за гору Иродион, освещая усеченную рукотворную верхушку каким-то особым, фиолетовым цветом. А вокруг по склонам маячили зеленые подсветки минаретов окрестных арабских деревень, обрамленные жёлтыми гирляндами засветившихся на горизонте окон Вифлеема.
И снег, снег, снег.
Еще немного, и муэдзины затянут на арабском языке протяжное: «Аллах велик! Свидетельствую, что нет Бога, кроме Аллаха. Идите на молитву. Ищите спасения». И усиленные динамиками перекликающиеся волны  поплывут над сумерками Иудейской пустыни аж до самого Мертвого моря.
А пока – почти девственная белая тишина.
Соломон прикурил заранее приготовленную канарскую сигару. Не "Гавана", конечно, но тоже отнюдь не дурна. Тем более что сам недавно покупал эти сигары на Тенерифе. Глубоко вдохнув вязкий, ароматный дым, выпустил его колечками в заснеженный воздух. Кольца, зажив своей жизнью, неспешно растворялись в белом безмолвии.
Во внутреннем кармане завибрировал телефон. Звонила жена.
- Да, Таня.
- Ты уже дома? Я застряла в пробке у светофора в Пате. В Иерусалиме снег – стихийное бедствие.
- Я понял.
- Ты звонил дочери? Не забыл, что у нее сегодня день рождения?
- Нет, не забыл. Но у нее весь день телефон занят.
- Всё, пробка, кажется, сдвинулась. Бай!
Короткие гудки.
Соломон набрал номер дочери. Длинный зуммер сменился шепотом в трубке:
- Да, папа.
- Дочка, с днем рождения тебя! Желаю …
Шепот с раздражением:
- Папа, я сейчас не могу говорить. У меня эксперимент идет. Я потом позвоню.
Короткие гудки.
Слава Богу, дочь заканчивает обучение на вторую степень по фармацевтике в университете. Соломон и сам всю жизнь посвятил науке. Уж он-то знал, как это важно – эксперимент.
 
***
 
"Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе. На третье в ночь" (с).
Почти так всё и было. Дочь родилась "в ночь" на третье января. Только вот снегопад начался  еще с утра второго.
Служебная "Нива", подъехавшая за Соломоном Яковлевичем, оказалась как нельзя кстати. Водитель Ашот с одной стороны, Соломон с другой, поддерживали Татьяну, пока та спускалась к машине, положив ладони на огромный живот.
- Осторожненько, Ашот, не гони, а то она вот-вот родит.
Областная больница – в 5 минутах езды. Толстая нянечка приоткрыла перед Татьяной двери родильного отделения, и даже не дав будущему папаше попрощаться с женой, тут же их и захлопнула – прямо перед его носом.
Весь день он названивал в справочную акушерского корпуса, но один и тот же голос неизменно коротко отвечал:
- Еще не родила.
Вечером снегопад еще больше усилился.  Ашота это не смущало нисколько. Он гнал "Ниву" как на пожар.
- Не гони, Ашот, мы успеваем, - рассеянно увещевал водителя Соломон.
Вечерний "круглый стол", куда уже не впервые приглашали Соломона, известного в области архитектора, вела длинноволосая теледива, по совместительству супруга руководителя телеканала. Ничем не примечательная тема, ничем не примечательная дискуссия. Соломон, как ему потом рассказали, выглядел в кадре несколько рассеянным, погруженным в свои мысли.
Сразу по окончании эфира он вскочил с кресла и заспешил домой.
Снег шел уже сплошной, почти непроглядной стеной.
Как и больница, телестудия находилась в пяти минутах ходьбы от его "девятиэтажки".
Буквально ворвавшись в квартиру, Соломон схватил телефонную трубку и набрал номер справочной. Женский голос бесстрастно констатировал:
 - У Вас родилась дочь.
Соломон был счастлив. Стоя на заснеженном балконе 9-го этажа, он смотрел на падающий снег в свете уличного фонаря внизу и курил "Родопи" – одну сигарету за другой. Белая стена скрывала за собой и окна акушерского корпуса "Александровской больницы", и фиолетовые огни стоящей напротив телебашни.
 
Через несколько дней всё повторилось с точностью наоборот. Также шел снег. Татьяна, уже "без живота", но с "конвертом" на руках была аккуратно пристроена на заднем сиденье белой "Нивы". На этот раз Ашот вел машину осторожно, не спеша.
Не успев в суете поцелуев, цветов и шоколадных конфет нянечкам, взглянуть на дочь еще в больнице, Соломон ерзал на переднем сиденье, чтобы разглядеть личико, спрятанное в одеяльцах и рюшечках. Но как не пытался, видел только красную часть детской щеки.
Жена что-то рассказывала о том, как она два часа прождала, замерзая, в приемнике, из-за пересменки в отделении, как восхищены Соломоном ее соседки по палате, видевшие по телевизору "круглый стол", а она, жаль,  не видела - рожала.
Выйдя из машины, Соломон взял дочку на руки. Старый лифт с лязганьем поднял их на девятый этаж. Войдя в открытую дверь квартиры, он прошел в комнату, сбросил на пол зачем-то разложенную посреди кровати кроличью шубу, и осторожно положил легкий "конверт" на покрывало.
Вбежавшая в комнату Танина бабушка заохала:
- На шубу надо ложить, на шубу, а то богатой не будет.
Соломон, не слушая, открыл прячащий лицо дочери угол одеяла.
Боже, какая же она красивая!
 
***
 
Огромные хлопья влажного снега всё падали и падали из надумавшего прохудиться иерусалимского неба.
Пододвинув кресло ближе к прутьям балконной решетки, Соломон Яковлевич курил свою сигару и вглядывался в разноцветные огни далекого Вифлеема, как будто хотел рассмотреть там что-то важное.
"Аллах велик!" – заголосили муэдзины из динамиков.
На дороге показались огни фар автомобиля, проезжавшего недалеко от бетонного забора безопасности. Из машины доносилась громкая арабская музыка. Вдруг из опустившихся до половины окон послышался автоматный треск и по обе стороны дороги веером рассыпались огоньки трассирующих пуль.
 
Татьяна позвонила в дверь. Соломон не ответил, не вышел ее встречать. Порывшись в сумочке, она нашла ключи и открыла входную пладелет.
В доме было темно. Дверь на балкон приоткрыта и оттуда тянуло могильным холодом.
- Соломон, - позвала она, увидев сидящего к ней спиной в кресле мужа. Подойдя к нему, тронула за плечо:
- Соломон, вставай.
Татьяна обошла кресло, посмотрела на лицо сидящего. Его глаза уставились сквозь нее. Переносица Соломона была испачкана чем-то черным, и тоненькая струйка этой черноты стекала от его носа к щеке.
 
А голоса муэдзинов, усиленные динамиками, всё призывали и призывали правоверных к вечерней молитве:
 
«Аллах велик! Свидетельствую, что нет Бога, кроме Аллаха. Идите на молитву. Ищите спасения».
 
А на Иерусалим всё падал и падал январский снег …
 
                                                                                             январь 2012