Гармаш: Я бы пол-Думы к комбайнам приковал!

http://taini-zvezd.ru/public/garmash_vs_gosduma/

Актер Сергей Гармаш — в зените зрительской и режиссерской любви, пишет «Комсомольская правда». Его обожает публика, снимают самые лучшие мастера: Никита Михалков, Алексей Учитель, Валерий Тодоровский. Сам он как-то не жалует интервью — «времени для вдумчивых разговоров не хватает», и тем радостнее встречают его поклонники, когда он дозревает до неторопливой беседы.

Одна из таких произошла на днях в Доме актера, где народный артист, по его признанию, попытался выстроить набор своих жизненных фактов, совпадений, необыкновенных случайностей в единую цепочку.

О пробе актерского мастерства

Только сейчас я понимаю, что в любом театральном училище самым важным является первый курс. И он во время учебы в Днепропетровском театральном училище был для меня каким-то бредом. Вот это пришивание пуговицы без ниток и глажения брюк без утюга казалось мне маразмом — тем более ничего у меня не получалось. Ни показ животных, ни наблюдения — я был на грани отчисления. И мне сказали: если ты так же будешь учиться во втором семестре, то нам придется с тобой расстаться. И тут произошел какой-то щелчок.

В конце второго семестра я получил роль прескверного старика: мне наклеили бороду, одели картуз. Я увидел в зеркале настоящего уродца. Начались репетиции, и у меня хоть что-то стало получаться.

О первом страхе и поступлении в Школу-студию МХАТ

После армии я приехал в Москву и прямым ходом направился в Щукинское театральное училище сдавать экзамены. За столом «адъютант его превосходительства» — Юрий Соломин, с ним еще женщина педагог. И тут Юрий Мефодьевич так спокойно говорит: «Ну, кто хочет первым?» И в эту секунду я выкрикиваю: «Я!». И вот на этом «я» все и закончилось.

Я вышел в центр аудитории, и вдруг правая нога так страшно задрожала, что только я произнес: «Стихотворение Роберта Рождественского», раскрылась какая-то бездна и ты в нее полетел. И ты понимаешь — все мимо нот, и головы экзаменаторов уже опущены, и ты слышишь такое тихое: «Спасибо»... И в конце мне сказали: «У вас же диплом театрального училища, как же так? И у вас ужасный украинский говор — вы его никогда не исправите. Так что езжайте обратно».

Но за выходные как-то успокоился и пошел в Школу-студию МХАТ. Но уже не рвался — вел себя спокойно. Прочитал Евтушенко, рассказ Шукшина. Меня, немного выслушав, останавливают. Но «стоп» уже было другим. Смотрю — второй тур. Я приободрился. Но я же из Херсона, я же хохол! И на следующий день в ГИТИС побежал. И там прошел во второй тур. И вот кто-то шепнул на ушко — и я пошел и сдал документы в Школу-студию МХАТ. Познакомился с ребятами, и жизнь стала налаживаться. И как-то вхожу в проезд Художественного театра, самодовольно думая: О! Здесь мое! И навстречу мой будущий поток.

Равняюсь с ними, и они мне говорят: «А ты где был?» — «А что случилось?» — «А мы сегодня последний экзамен сдали».

Представляете, пройти конкурс, написать сочинение, и не явиться на экзамен русского языка и литературы. И уже пять часов вечера. А я думал, что экзамен только завтра. Я, ни говоря ни единого слова, рванул в Школу-студию. Взлетел на второй этаж и воткнулся на какого-то маленького лысого человека с портфелем. «Извините! — от волнения я перешел на крик. Он поднял на меня свои божественные глаза и сказал всем известную фразу: «Что случилось, деточка?» Я ужасно бездарно стал врать, что живу за городом у тети, случилась у меня желудочная колика, и поэтому я опоздал.
Он выслушал меня и повел меня по длинному коридору в деканат. И, открыв дверь, сказал педагогам: «Вот этот молодой человек, которого мы искали все утро. У него случилась очень уважительная причина, я вас прошу, примите у него экзамен». Они его послушались, но по их глазам я понял, что меня бы и за порог не пустили, если бы не этот маленький человечек. Вениамин Захарович Радомысленский, ректор.

О ролях — близких и дальних

Я никогда не мечтал об актерстве, никогда. Хочу сыграть, к примеру, дворника, конкретного хирурга. Но вот так, чтобы жить и думать — так, мне уже сорок, а Гамлета все нет, такого не бывает. А еще у меня осталось большое впечатление от картины «Последний забой», где я играл шахтера. Погружение на 780 метров — это просто фантастика. Начинаешь понимать, почему шахтеры после всех катастроф продолжают работать. Там, под землей — своеобразный наркотик. Мои роли — это как мои родственники. Есть близкие, дальние. Если уж совсем честно, фильмография актера ничего не значит. Если артист козыряет своими фильмами, то он глуп. Моя фильмография для моего возраста немала, но чтобы назвать картины, за которые не стыдно, пальцев одной руки хватит.

О воспитании

Я — жесткий папа. У меня был такой момент в жизни, когда только появились мобильные телефоны, а моя дочь училась в шестом классе. И она мне присылает sms-ку: «Успокойся, папа. Я читаю «Идиота» уже не за велосипед».

О внеземном мире

Где-то год назад мы сидели с режиссером Павлом Чухраем и говорили на очень необычную тему — об инопланетянах. И я выдвинул свою версию, почему они с нами не разговаривают. Когда мы можем по мобильному телефону позвонить фактически на Луну, но при этом в радиусе двух метров от нас — забитые старики, когда мы делаем все для того, чтобы в городе было легче задыхаться, как они с нами могут разговаривать?

О политике

Помните, Ксения Собчак задала провокационный вопрос Чулпан Хаматовой: «А пошли вы бы голосовать за Путина?» Вот я бы категорически отказался бы отвечать на этот вопрос. Еще во времена Гоголя было прописано, что каждый человек на своем месте. И вот если я, артист, начну говорить о политике, это будет абсолютной ложью. Вы думаете, что я ее не обсуждаю — еще как обсуждаю, но дома, на кухне. Хотите знать мое мнение — да я бы пол-Думы к комбайнам приковал! И больше было бы от них пользы.